И вот наступил день, когда она с Онориной отправилась на встречу с весной, отправилась собирать весенние цветы и лекарственные травы.

На желто-зеленом ковре среди полегшей прошлогодней и молодой зеленой травы подмигивали им своими бледными восхитительными глазками фиалки. Примулы распрямляли свой розовый плюмаж, лютики топорщили свои лепестки, такие легкие, что они трепетали от малейшего дуновения ветерка. Анемоны, которые в Пуату называют «дочь поперед матери», потому что цветок на них появляется раньше, чем листья, зажигали свои синие цветы на черной, как копоть, богатой перегноем земле в светлых подлесках, поросших липой.

На скалистых склонах тянули к солнцу свои золотые хохолки крохотные цветки мать-и-мачехи, а рядом с ними — крокусы и подснежники. Все они — хрупкие, еще не защищенные травой, — дрожали на кромке снега под довольно сильным северным ветром. Анжелика бодрым шагом бродила по холмам и ложбинам, счастливая оттого, что ступает по упругому мху, а не утопает в грязи и болоте. В те дни, когда она уходила собирать травы, она брала с собой всех детей, звала в помощь Эльвиру или кого-нибудь из молодых людей форта, потому что нельзя было упустить время. Она знала, что лекарственные травы следует собирать только в сухое и солнечное время, в середине дня, пока еще не пали вечерняя роса и туман, так как даже незначительный налет влаги портит нежные лепестки и лишает их целебных свойств. Мать-и-мачехи, эффективного средства при болезнях горла и десен, было просто изобилие. Фиалки, эти аристократки среди лекарственных трав, предназначенные для избавления от кашля и насморка, встречались гораздо реже. Настойка из фиалок — эликсир для принцесс. Отвар мать-и-мачехи — снадобье для крестьян.

Онорина любила разбирать фиалки и тщательно раскладывала их для сушки на чердаке. Мама сказала ей, что она сделает из них ароматный сироп для детей — ведь они часто кашляют, но не любят, когда их лечат. Одуванчики усыпали своими желтыми головками все вокруг. Дети, вооружившись маленькими ножиками, выкапывали и очищали их покрытые пушком белые корешки, а вечером ели салат из них, приправленный сладковатым березовым соком. Позднее, когда корень одуванчика стал красноватым, Анжелика стала сушить его впрок. Еще она разрезала вдоль на две части корневища желтого гравилата, маленького потешного цветка, который тащил за собой из земли длинный черный деревянистый хвост, пропитанный горьким соком, — незаменимое лекарство при болях в желудке, и корневище аира, благоухающего тростника, собранного на краю болота. Она скоблила корни репейника, или попросту лопуха-сорняка, которого было очень много и в Пуату. Правда, она не была вполне уверена, что это он. Неуловимые отличия иногда преображали растения и цветы Нового Света в незнакомцев. И она задумчиво крутила их в руках.

Однажды Онорина принесла ей букетик цветов, похожих на крохотные колокольчики, которые напоминали вереск, с той лишь разницей, что они были мягкие и свежие. Их легкие листья, тонкие, как паутина, были серо-зеленые, а колокольчики — розовые. Анжелика в конце концов узнала в них дымянку, или, как ее неизвестно почему называют еще, земную желчь, или вдовью траву. Она помнила, что из стеблей ее делают туалетную воду, которая очищает кожу, а отвар из цветов, приготовленный на воде, молоке или сыворотке, предохраняет от загара. Если же им промывать глаза, они будут ясными и блестящими. А настойка дымянки улучшает аппетит. И наконец, говорили также, что она спасает от цинги.

Онорину поздравляли с этой великолепной находкой, а англичанин Сэм Хольтон, страстный любитель книг, прочел наизусть то место из «Короля Лира», где говорится, что Лир был увенчан пышной дымянкой и сорной травой…

Когда Анжелика уходила лишь искать, а не собирать растения, она брала с собой только Онорину.

Прошедшая зима изменила девочку. Она как-то повзрослела и уже не была тем ребенком, которому только и надо, чтобы ему было тепло, сытно и уютно, да еще и попроказничать можно было. Она становилась подружкой своей матери. И особенно сближала их обоюдная любовь к природе и к цветам. Онорина была вынослива, бодро ходила наравне с матерью, а иногда даже и в два раза больше, бегая и шаря повсюду. Чтобы она не заблудилась в бескрайнем лесу, Анжелика привязала ей на запястье маленький колокольчик. По этому веселому перезвону она всегда знала, где девочка.

— Не обременяйте себя, сударыня, оставьте малышку с нами… — предлагала ей иногда услужливая Эльвира.

Но Анжелика качала головой. Онорина совсем не обременяет ее. Если бы она ходила одна, она не получала бы такого наслаждения от цветущей природы. Буйная красота весны словно сама требует, чтобы ею наслаждались сообща.

Когда они были вдвоем, они, найдя цветок, подолгу стояли рядышком на коленях. Нет, поистине эта земля создана для Анжелики. Она иногда чувствовала себя такой счастливой, что брала на руки Онорину и страстно целовала ее, кружилась с ней в танце, и дикое эхо долго повторяло смех ребенка.

Пришло время просыпаться медведям. Однажды Онорина нашла в неглубокой ложбинке маленький комочек, забавного черного медвежонка, который тотчас же начал к ней ласкаться. Анжелика едва успела подбежать к ним, когда она услышала рычание матери и треск веток, которые та ломала на своем пути. Она убила разъяренного зверя как раз в тот момент, когда медведица уже поднималась на задние лапы, чтобы напасть на девочку. Пуля, метко пущенная в открытую красную пасть, остановила хищника.

Онорина была опечалена таким исходом, ведь очаровательный медвежонок остался сиротой.

— Она защищала своего детеныша, а я вынуждена была защищать тебя, — объяснила ей Анжелика. — У нее когти и сила, у меня пистолет.

Медвежонка привели в форт и накормили маисовой кашей и кленовым соком. Он был достаточно большой и уже мог обойтись без материнского молока.

Лучшей забавы для Онорины нельзя было и придумать. Она так полюбила его, что все остальные отошли для нее на задний план. Пришлось ее урезонивать, чтобы она разрешила своим товарищам по играм Бартеломи и Тома приближаться к нему.

Медвежонок, названный Ланселотом в честь героя сказок, которые не раз рассказывали детям, стал причиной конфликта между Кантором и Онориной.

С первых же весенних дней Кантор тоже часто уходил бродить по холмам, но с совершенно определенной целью. Он искал зверя, которого ненавидел за то, что тот коварно, исподтишка пожирал зимой почти всю его добычу — тех немногочисленных зайцев и кроликов, которые попадали в расставленные им силки. Было это в конце зимы, когда он, измученный, из последних сил тащился в лес, чтобы добыть хоть немного пищи для обитателей Вапассу. И этим преступником, этим позорящим лес разбойником была, как все хорошо знали… росомаха. Росомаха — один из наиболее коварных обитателей леса. Жестокая, как горностай или ласка, которые ей родственны, она в то же время превосходит их по величине, она больше, чем бобер.

Кантор нашел своего заклятого врага, самку-росомаху, убил ее, но принес домой детеныша, маленький взъерошенный комочек величиной с кошку, который, однако, уже скалил враждебно свои зубки.

— Зря ты связался с этой зверушкой, сынок, — сказал Элуа Маколле Кантору, с хмурым видом рассматривая его добычу, — от нее ты не увидишь ничего, кроме неприятностей и вероломства. Это самый вредный зверь из всех обитателей леса. Даже индейцы говорят, что в нем сидит злой дух, и индейца никакими силами не заманишь в лощину, если он знает, что там обосновалась росомаха. Теперь индейцы больше не придут сюда.

— Ну и пусть, нам от этого будет только спокойнее, — отмахнулся Кантор, который решил оставить звереныша у себя.

Он дал ему английское имя Вольверен. Вольверен постоянно угрожал своими клыками бедному запуганному Ланселоту, а однажды даже изловчился и покусал медвежонка. Онорина пришла в такой гнев, что всполошила весь форт. Она искала палку, нож, кинжал, что угодно, чтобы убить росомаху. Кантор, взяв под защиту своего подопечного, посмеялся над яростью малышки.