– Эй, не бойся меня. Не отстраняйся, мне приятна твоя близость.

В ответ – взгляд исподлобья.

– Не может быть, чтобы я был тебе противен.

Дженни покачала головой.

– Тогда в чем дело? – Уильям отодвинул в сторону корзинку, опустошенную лишь наполовину. – Ну давай, расскажи мне, отчего надулась.

– Я согласилась только на пикник…

– А разве это не пикник?

– Но пикник – это все, на что я соглашалась.

Уильям коснулся ее каштаново-рыжих кудрей, шелковистых на ощупь, ее чистого лба, бархатистой щеки, губ, раскрывшихся как розовые лепестки.

– Нет, Уилли, не надо… Мы еще не закончили пикник.

– Мне расхотелось есть.

Дженни смотрела в его бездонные глаза, слышала его участившееся дыхание. В этом напряженном взгляде и решительно сомкнутых губах Дженни узнавала определенные симптомы.

– Вы намерены меня соблазнить, сэр?

– Если вам будет угодно.

– Но мне совсем этого не хочется, сэр. На самом деле моим единственным желанием будет немедленное возвращение – покуда мы все еще друзья.

– Друзья? – переспросил он, удивленно приподняв бровь.

– Друзья – как противоположность чему-то более интимному…

– Так, говорите, я вам не противен?

– Я не говорила, что вы мне неприятны.

– Но ваше твердое намерение ограничиться пикником заставляет меня думать… Впрочем, не важно, Дженни-птичка.

Под нежной лаской его чутких пальцев Дженни становилось жарко. Она понимала, что должна его остановить, и накрыла его руку своей, перехватив запястье, но потом пальцы почему-то разжались. Еще немного, и она уже сама направляла его руку.

– Поцелуй меня! – хрипло прошептал он.

Их взгляды встретились, и огонь страсти, горевший в его темных глазах, воспламенил и ее.

– О, дьявол в женском образе, ты терзаешь меня с тех пор, как я впервые увидел тебя, – прошептал он, обнимая ее.

Она обхватила его руками за шею, наслаждаясь мускулистой упругостью мужского тела. Теперь она нуждалась не только в дружбе, она хотела любви – только страсть могла залечить сердечную рану, заполнить пустоту в груди.

– Нет, Уилли Джексон, это ты меня поцелуй, – прошептала она хрипло. Ее било как в лихорадке, в ногах ощущалась предательская слабость, она вся была во власти охватившего ее чувства.

– Дженни, Дженни, как я тебя люблю, – прошептал он ей на ухо. – Люблю тебя… Хочу тебя.

Дженни презрительно скривила губы – такой быстрый переход от слов к делу. Странное дело, значит, она не была так заворожена происходящим, как ей казалось, если рассудок оказался сильнее страсти. Впрочем, не будет беды, если она ответит на его желание, ведь и ей хотелось того же. С ним ей было так хорошо, так славно. И разве он дал ей повод думать, что совсем ничего, кроме животной похоти, к ней не чувствует? Как знать, может, он и способен подарить ей любовь, пусть всего на один день, здесь и сейчас, среди чудного пения птиц, под приветливой сенью ив, сквозь кроны которых пробивалось ласковое солнце?

– Дженни, Дженни, ты такая чудная! Я столько раз представлял тебя в своих объятиях. Дженни, скажи, что тоже любишь меня.

– Да, я люблю тебя, Уилли Джексона, обманом заманившего меня на пикник!

Уильям засмеялся.

Птичка выпорхнула из кустов, любовники замерли в тревоге, потом, сообразив, что волнение напрасно, одновременно рассмеялись. Дженни была счастлива – рядом с ним она радовалась жизни, он умел заставить ее смеяться, забыть о неприятностях.

Они посмотрели друг другу в глаза. Бархатный взгляд из-под отяжелевших полуопущенных век притягивал, манил. Дженни ощутила дрожь в его загорелом теле, когда, положив ладонь ему на ключицы, опустила ее ниже, провела по соскам, по черным завиткам волос, кое-где подернутым сединой.

Уильям опустил взгляд на ее ладонь. Она задумчиво разглядывала серебристое колечко, зажатое между пальцами.

– Как я состарился! – Уильям Джексон рассмеялся, но в его голосе слышались нотки печали. – В тридцать четыре я чувствую себя изрядно зажившимся на этом свете. Дженни, милая, заставь меня забыть о превратностях жизни.

Дженни почувствовала, что слова его – шутка разве что наполовину, и отшучиваться не стала. Вместо этого она опустила руку поглубже в ворот рубашки, лаская его с молчаливой нежностью. Она чувствовала, что за внешней иронией и насмешливостью кроется другой человек, относящийся к жизни куда серьезнее и мрачнее, чем повеса Уильям, но немногие могут это заметить.

– Не останавливайся. Я даю разрешение на дальнейшее продвижение, – шутливо заметил Уильям хриплым и прерывистым от частого дыхания голосом. – И не прикидывайся скромницей, ты сама открыла мне кое-какие секреты.

– Наверное, я сделала это зря.

– Может быть.

Между тем Уильям обвел кончиками пальцев ее декольте, чуть распустил шнуровку лифа, обнажив грудь. Пальцы его были умелы и проворны, и возбуждение его мгновенно передалось Дженни. Все тело ее охватило томление, он прижал губы к ее губам, протолкнул язык в глубь ее рта, и Дженни поняла, что больше не может терпеть.

– Мне так одиноко, Уилли, а ты был так добр ко мне. О, люби меня, я так хочу твоей любви, – прошептала она.

– Ты уже имеешь то, что просишь, – шепнул он в ответ, покрывая поцелуями ее шею и грудь. Он захватил губами сперва один сосок, потом другой.

Дженни откинулась на спину, отдаваясь восторгу страсти и любви. Где-то вдали щебетали птицы, но она уже была не здесь – ласки Уильяма перенесли ее в иной мир. Уильям ласкал ее полную грудь, ее белые ноги. В нетерпении он взял ее руку в свою и накрыл ее ладонью пышущий жаром корень, понуждая ее сжать пальцы вокруг него.

– Чувствуешь, я весь в огне. Достань его, не скромничай, моя хорошая.

Дженни, округлив глаза, смотрела на то, чему предстояло стать орудием страсти.

– Ну и как я тебе в сравнении? – с усмешкой спросил Уильям.

Дженни отвела глаза. Это верно, сколько ни будет в ее жизни мужчин, она все равно будет сравнивать их с первым – Китом Эшфордом.

– Как ты догадался? – тихо спросила она.

– Это естественно. Если любишь так сильно, как любишь его ты, всех по нему будешь мерить. Но он не стоит твоей любви. Забудь прошлое. Не станешь ли ты говорить, что мой размер тебе не по нраву?

– Ни за что не скажу, – честно призналась Дженни. Ее восхищенный взгляд еще больше возбуждал его, и Уильям, опытный соблазнитель, не давал остыть Дженни, подводя ее к заветной черте.

– Уилли, я не могу! Я хочу…

Уильям видел ее страстные муки, видел мольбу в ее глазах. Плоть жаждала плоти. Уильям вошел в нее легко, ибо она давно была готова его принять. Дженни восторженно вскрикнула, встречая его в себе. Он двигался в ней медленно, демонстрируя недюжинное умение владеть собой. Он прежде всего думал о ней, дарил ей страсть, столько, сколько мог дать. Дженни вцепилась в его черные волосы, прижала его рот к своему. Мгновение, еще одно, и ее объяло пламя. Он и она слились в одно, сплелись в одно и стали одним огнем.

Медленно из сладкого черного забытья она возвращалась к жизни. И он был здесь, он обнимал ее вздрагивающее тело.

– Ах, Дженни-птичка, ты оказалась прекраснее, чем мечта. – В его темных глазах еще мерцали отблески утоленной страсти. – Спасибо за счастье, что ты мне подарила.

Дженни нежно поцеловала его в жилистую шею.

– Спасибо, Уилли, – прошептала она, коснувшись его лица, – Ты говорил, что любишь меня. Когда ты так говорил, ты правда так думал?

– Правда.

Дженни улыбнулась счастливой улыбкой и закрыла глаза, подставляя лицо солнцу. Она не заметила, как задремала. Ее разбудил его поцелуй.

– Ах ты, похотливый негодник! – шутливо сказала она, перехватив его руку, ласкающую ее грудь. – Вот ты и попался.

– Я хотел бы провести всю жизнь в таком заточении.

– Но не можешь?

– Нет, не могу. Как ни печально, нам пора возвращаться. Кто знает, может, уже война началась в… – Уилли запнулся под ее пристальным взглядом. – Мой хозяин рассердится, если обнаружит, что я сбежал. Как бы мне хотелось, чтобы ты воздала мне должное еще разок… – Рука его дрогнула, в глазах уже светилось желание. – Но я не смогу отказать себе в счастье быть е тобой, мы еще увидимся.