Андромаха вернулась в свои покои; мысли ее были в смятении. Ожидание никогда не давалось ей легко, и она невольно начала расхаживать взад-вперед по террасе. Ее мучили предчувствия и беспокойство неизвестности. Стемнело, оба мальчика отправились спать, а Гектора все еще не было.

Наконец дверь с тихим скрипом открылась, и он вошел, одетый в серую старую тунику и выношенный до дыр плащ.

Андромаха бросилась в его объятья. Некоторое время Гектор прижимал ее к себе, уткнувшись лицом в ее волосы. Потом она подняла на мужа глаза и, улыбаясь, сказала:

— На берегу Симоиса я сказала тебе, что мы увидимся снова.

Глядя в ее глаза, Гектор с суровым лицом ответил:

— Мне предстоит поединок, Андромаха.

Сделав глубокий вдох, она спросила:

— С Ахиллом, да?

Он кивнул.

— Я убил его друга Патрокла, и он жаждет мести.

Андромаха почувствовала, как в ней разгорается гнев, и отодвинулась от Гектора.

— Это не игра, муж! Его друг явился сюда, как и сам Ахилл, чтобы разграбить наш город, чтобы убивать и калечить. И ты считаешь себя обязанным перед Ахиллом, считаешь, что должен сражаться с ним оттого, что убил его друга? Гектор, с тех пор как началась война, ты убил в битвах сотни людей. Ты должен сражаться и с их друзьями тоже?

Она слышала в своем голосе едкую издевку и ненавидела себя за нее, но не могла остановиться.

— Это полная бессмыслица, муж!

Гектор открыл было рот, чтобы заговорить, и тогда она закричала:

— И не произноси передо мной слово «честь»! Я устала от этого слова, меня уже тошнит от него. Мне кажется, оно значит все, что вам, мужчинам, заблагорассудится в него вложить.

Гектор смотрел на Андромаху до тех пор, пока ее ярость слегка не утихла.

— Если я сражусь с Ахиллом, они позволят нашим женщинам и детям уйти. Агамемнон дал торжественное обещание, и Одиссей гарантирует, что тот сдержит слово.

— И ты ему веришь? — спросила Андромаха, но гнев ее ослаб, и она не могла больше черпать в нем силу. — Астианакса отправят в безопасное место?

Гектор печально покачал головой.

— Если бы они на такое согласились, я бы им не доверял.

— И все равно это полная бессмыслица, — повторила она грустно.

— Что с тобой, Андромаха? — ласково спросил он.

Она покачала головой, пытаясь собраться с мыслями.

«Что со мной? — подумала она. — Мой муж вернулся ко мне, он борется за жизни троянских женщин и детей, а я кричу на него, как торговка рыбой».

Андромаха улыбнулась Гектору.

— Прости, любовь моя. Но что будет, если Ахилл тебя убьет? Тогда Агамемнон сдержит слово? Зачем ему будет это нужно?

— Ворота откроются на рассвете, и женщинам и детям позволят уйти, — объяснил Гектор. — Их будут сопровождать до бухты Геракла, где они сядут на корабли, идущие на Лесбос. В полдень ворота закроются снова, и тогда начнется поединок. То есть мы с Ахиллом не встретимся до тех пор, пока невинные не будут на свободе.

— Ты можешь победить?

— Я уже победил всех, с кем когда-либо встречался в битве. И я уже побеждал раньше Ахилла. Ты была при этом.

— Да. Это было отвратительно.

Он кивнул.

— Кулачные бои бывают отвратительными. Теперь же это будет поединок насмерть на мечах.

Кровь Андромахи застыла в жилах, когда она подумала об этом.

— Все должно кончиться быстро, — сказала она Гектору, вспомнив о поединке Геликаона с Персионом.

— Да, — кивнул он. — Чем дольше будет продолжаться бой, тем больше вероятность того, что Ахилл меня прикончит. Он очень умелый боец, очень быстрый, и он моложе. Но и у него есть свои слабости. Гордость и тщеславие — его постоянные спутники. Они его неверные друзья и часто дают ему плохие советы.

— Это не очень-то утешает, — ответила Андромаха, чуть улыбнувшись.

Гектор покачал головой.

— Это все, что я могу предложить, Андромаха.

Гектор велел подать еды и пообедал соленой рыбой и пшеничным хлебом, а потом они с Андромахой, прихлебывая вино, проговорили далеко за полночь.

Она рассказала Гектору об отчаянном положении в Трое, о том, что весь город теперь зависит от воды единственного ненадежного колодца, об ужасном состоянии зернохранилищ. Они обсудили успехи «Ксантоса» и Троянской конницы. Гектор спросил об Астианаксе, и Андромаха заставила его смеяться, рассказывая пошлые дворцовые слухи.

Наконец Гектор, смертельно усталый, бросился на ложе и тотчас уснул. Андромаха некоторое время наблюдала за ним с ноющим сердцем, потом вернулась на террасу.

Луна уже поднялась высоко, и Андромаха постояла, глядя на нее, а после сделала то, чего не делала с тех пор, как покинула святилище Теры. Она обратилась с молитвой к своей покровительнице, Артемиде, богине Луны.

— О, Госпожа Диких Тварей, — молила Андромаха, — защити маленьких детей, сжалься над своей сестрой и защити завтра моего мужа. Сбереги его, чтобы он смог вернуться и защитить своего сына.

Потом она легла на ложе, слушая звуки ночного города, и в конце концов погрузилась в беспокойный сон.

Уже занялся день, когда Андромаху внезапно разбудил пронзительный вопль. Она вскочила, испуганная, и ринулась в комнату, где увидела, что маленький Астианакс стоит в дверях и со страхом глядит на Гектора, облаченного в бронзовые доспехи и высокий шлем с черно-белым гребнем.

Гектор засмеялся и снова снял шлем.

— Не бойся, мальчик.

Он опустился на колени перед ребенком и поднял его перед собой.

— Посмотри, ты ведь помнишь меня. Я твой отец.

Астианакс восхищенно улыбнулся и закричал:

— Папа! Ты привез мне маленькую лошадку?

— Пока нет, мальчик. Когда ты станешь чуть постарше, ты получишь лошадку, как я обещал.

Ребенок протянул руку и провел маленьким пальчиком по рельефной золотой лошади, украшающей нагрудник Гектора.

— Такую, папа?

— Да, точно такую.

Гектор посмотрел на Андромаху; в его глазах была мука, когда он крепче прижал к себе мальчика. Гектор покачал головой, и Андромаха знала, о чем он думает.

— Сыновья многих других будут жить благодаря тому, что ты сегодня совершишь, моя любовь, — утешила она.

Гектор глубоко вздохнул, глядя на пламенные волосы ребенка.

— Этого слишком мало, — ответил он. — Я никогда не могу совершить того, что было бы достаточно.

Когда рассвет послал на город розовые лучи, массивные Скейские ворота приоткрылись и из них вышла крошечная девочка — почти младенец, с большими голубыми глазами и золотыми кудрями. Увидев вооруженных людей, выстроившихся снаружи, она в изумлении остановилась, потом шлепнулась в пыль и принялась реветь.

Молодая женщина последовала за ней через ворота с криком:

— Суса, я же велела подождать меня!

При виде вражеских воинов лицо женщины стало пепельно-серым, но она побежала вперед и подняла ребенка. Под мышкой она несла бесформенный мешок с пожитками, поэтому сунула плачущую девочку под другую руку. Потом осмотрелась по сторонам.

Одиссей шагнул вперед.

— Ты знаешь, куда идти, женщина?

Она нервно кивнула.

— Тогда иди! — взревел он, указав на дорогу, ведущую через нижний город, а потом через равнину Скамандера к безопасному морю.

— Спасибо, господин, — прошептала женщина, проходя мимо с опущенной головой. — Спасибо, повелитель.

Следующей через ворота вышла костлявая старая карга с двумя детьми, мальчиком и девочкой, крепко держа их за руки. Она сердито уставилась на воинов и поспешила мимо наблюдающих за ней рядов.

Когда из ворот вышли еще женщины, Одиссей дал сигнал своим итакийским всадникам сопроводить беженцев к бухте Геракла. Он рысью направил верховую к той женщине, что вышла первой, наклонился с лошади, поднял одной рукой плачущую малышку и посадил перед собой. Девочка, испугавшись, немедленно перестала реветь.

Все утро из города струился непрерывный поток беженцев, пока, как прикинул Одиссей, не протянулся от Скейских ворот до самой бухты. Там были несколько запряженных в тележки осликов и лошадей, судя по виду, умирающих с голоду, но большинство женщин шли пешком. Среди них были жены с маленькими детьми, юные женщины, сбившиеся в группки, но было много и крепких пожилых женщин, жен воинов или маркитанток, обычно следующих на большие расстояния за передвигающимися армиями. Они не бледнели, проходя мимо вражеских воинов, а вышагивали с высоко поднятыми головами.