— Враг взял город, — коротко сказал он Андромахе. — Наши полководцы считают, что до завтрашнего дня на дворец не нападут. Поэтому у нас есть время приготовиться.

— Я послала раненых в покои царицы, — ответила Андромаха. — Там есть немного еды, а на кухнях — вволю воды. Нам нужно оружие.

Она показала на трех женщин, которые вошли с полными охапками использованных стрел, чтобы рассортировать их.

— Почему женщины все еще здесь? — с мукой в голосе спросил Полит. — Почему не ушли, когда у них была такая возможность?

— Потому же, почему не ушел и ты, Полит, — ответила Андромаха. — Они троянки, которые приготовились остаться и умереть за свой город, как приготовился ты. Ты мог бы уйти давным-давно, как ушла Креуза. Или мог бы сбежать в дни после взятия Радости царя. Эти женщины приняли то же решение, что принял ты. Уважай их за это.

— Присмотри за тем, чтобы они не покидали дворца, — сказал Полит. — Сегодня ночью город будет местом ужаса для всех, кто окажется за дворцовыми стенами. Войска Агамемнона станут выплескивать досаду, накопившуюся в них за долгое лето безделья. Там никто не останется в живых.

Андромаха подумала о своих двух мальчиках. Сейчас они были в безопасности, но это ненадолго. Чувствуя, как в ней поднимается ужас, она безжалостно подавила его.

— Где Полидорос? — быстро спросила она. — Он должен быть здесь. Он продумывал защиту дворца.

— Я видел его на баррикаде, — ответил Полит. — Он воин. Он не может ждать здесь и ничего не делать, когда город атакуют.

— Иногда самое трудное — ждать и ничего не делать.

Андромаха ощутила, как на смену страху к ней приходит гнев.

— Полидорос был назначен командующим дворца. Он покинул свой пост. И своего царя.

— Ты слишком строга, Андромаха, — пожурил ее Полит. — Полидорос всегда был верным сыном Трои. Он досадовал, что должен присматривать за отцом. Его город в опасности. Он воин, — повторил Полит.

Андромаха с удивлением посмотрела на Полита.

— Как воин, — ответила она пренебрежительно, — он обязан присматривать за царем, а не сражаться на улицах. Сражаться на улице может любой боец. Полидороса же почтили за его доблесть во время осады дворца, назначив его царским помощником, телохранителем Приама. Он бросил того, кого вверили его заботам. Как ты можешь защищать его, Полит?

Тот, нахмурившись, ответил:

— Иногда есть высший долг, сестра — долг перед собственной совестью.

Андромаха глубоко вздохнула.

— Прости, Полит, — сказала она. — Я не должна была с тобой спорить. Темнеет, и мне надо сказать моим мальчикам «спокойной ночи». Потом, если Полидорос не вернется, мы соберемся и составим план. Может, к тому времени полководцы уже будут здесь.

Она поспешила по каменной лестнице, чувствуя, как громко бьется сердце. Андромаха печально призналась самой себе, что ее страх за мальчиков вылился в гнев.

В покоях царицы она добралась до спальни детей. Анио нигде не было видно. Потом Андромаха вспомнила, что велела девушке поискать ткань для перевязок. Она нашла маленького Декса в одиночестве, тот сидел на полу и играл со своей любимой игрушкой — поцарапанной деревянной лошадкой с голубыми глазами, которую привез из Дардании.

Андромаха огляделась по сторонам, потом присела рядом с мальчуганом.

— А где Астианакс? — спросила она, откидывая со лба его светлую челку.

— Пошел с человеком, — ответил ребенок, протягивая ей игрушку, чтобы и Андромаха с ней поиграла.

Та нахмурилась, ужас закрался в ее сердце. Она снова услышала далекий раскат грома.

— С каким человеком, Декс?

— Его забрал старик, — ответил он.

— Я найду твоего сына, — пообещал Андромахе Каллиадес. — Без него я не вернусь.

Они обшарили дворец вдоль и поперек, но нигде не нашли Астианакса. И Приама.

Слуга царя сказал Политу, что оставил старика, завернувшегося в одеяло, в кресле на балконе. Царь был слабым и растерянным, сказал слуга в свою защиту, потерявшимся в утешительном мире далекого прошлого. Со времени гибели Гектора царь все время жил там.

Вернувшись в мегарон, Каллиадес быстро сорвал с себя доспехи, пока не остался в одной только кожаной юбке с бронзовыми полосками и сандалиях.

— Найди мне темный плащ, — велел он Андромахе.

Она посмотрела на Каллиадеса; тревога в ее глазах боролась с раздражением, но она сделала знак одной из своих прислужниц.

— Принеси два, — сказал Банокл, ослабляя застежки своего нагрудника.

— Командующий, — настойчиво обратился к товарищу Каллиадес, — ты будешь необходим здесь, чтобы руководить войсками.

— Сегодня ночью враги не нападут, — уверенно ответил светловолосый воин.

— Не нападут, — согласился Каллиадес. — Агамемнон сегодня даст им погулять на свободе, чтобы разграбить все, что им вздумается. Но с первыми лучами солнца мы должны быть готовы их встретить. У нас едва хватает воинов, чтобы поставить на дворцовых стенах. Наши бойцы доверяют тебе и будут сражаться за тебя насмерть.

Полит нервно шагнул вперед.

— Я пойду с тобой, Каллиадес, — предложил он. — Если ты меня возьмешь. Я знаю отца и могу догадаться, куда он направится.

Полит ожидал, что высокий воин отвергнет его помощь, но вместо этого Каллиадес сказал:

— Спасибо, господин. Он не мог далеко уйти. Нам остается только надеяться, что его не захватили в плен и мальчика вместе с ним.

Прислужница вернулась с двумя черными плащами. Каллиадес быстро пристегнул пояс с мечом, потом накинул плащ. Понаблюдав за ним, Полит неуклюже последовал его примеру.

— Сегодня ночью нашим союзником будет гроза, — сказал Каллиадес царевичу. — Мы будем держаться в тени, пока не найдем двух микенских воинов. Тогда заберем их доспехи.

Полит кивнул, но ничего не ответил, боясь, что задрожит голос. Он никогда не был воином. Это он предоставлял своим братьям Гектору, Агафону и Диосу. Сам же он всегда относился с благоговейным страхом к воинам, которые так же небрежно говорили об убийствах, как он — о срезании своих роз.

Повернувшись к Андромахе, Каллиадес сказал:

— Скоро нам понадобятся твои женщины с луками. Размести их на переднем балконе дворца, чтобы прикрыть любое отступление с дворцовых стен. Если стены и двор будут захвачены, отведи женщин на галерею мегарона. И, наконец, если до этого дойдет, отступайте в покои царицы.

Андромаха кивнула.

— Мы будем гордиться ими, — пообещала она Каллиадесу.

Покинув дворец, Каллиадес осмотрелся по сторонам. Проливной дождь хлестал их сбоку, подгоняемый неистовым ветром. Молния осветила небо на севере, за стенами слева ярко горел подлесок. Они не видели вражеских отрядов, хотя крики, вопли и лязг металла будили эхо в нижней части города.

— Куда пойдем? — спросил Каллиадес. Порыв ветра унес его голос.

Полит приблизил губы к уху воина.

— К Великой Башне! — прокричал он.

Каллиадес приподнял бровь, и Полит решительно кивнул.

— Я в этом уверен! — проорал он.

Они пустились в путь — быстро, бегом, по улицам, ведущим к башне. Всякий раз, когда Каллиадес приостанавливался, Полит тоже застывал с сильно бьющимся сердцем. Потом высокий воин продолжал бег, держась узких переулков и огибая по краю открытые места. Повсюду горели огни, несмотря на ливень. Они видели много трупов, некоторые — местных жителей, но больше всего — воинов, и нескольких раненых. Каллиадес остановился всего один раз, встав на колени рядом с тяжелораненым троянским воином, рядом с которым лежали его вывалившиеся внутренности. Каллиадес вынул изогнутый кинжал и перерезал глотку этому человеку, потом с мрачным лицом продолжил путь.

В узком переулке Каллиадес остановился, услышав сквозь шум дождя топот ног. Сквозь темноту к ним шли вражеские воины с факелами в руках. Они не бежали, не смеялись и не кричали; они двигались молча, как будто выполняли задание. Каллиадес толкнул Полита спиной вперед в ближайший дверной проем, но проем был слишком маленьким, воины увидели бы их, подойдя ближе. Каллиадес открыл дверь и шагнул внутрь. Полит последовал за ним; сердце застряло у него в глотке.