— А ты знала, что я собираюсь сковать ее дух?

— Знала. Дело было не в костях, а в том, чтобы заманить Андромаху на Теру.

— Да, так и есть. И мне удалось сделать и то, и другое — и потерпеть неудачу и в том, и в другом, — сказала Ифигения, протянув руку и откинув со лба Кассандры темный локон. — О тебе так много говорили, дитя, и теперь я вижу, что большая часть сказанного была чушью. Может, тебя и коснулась луна, но Артемида даровала тебе умение видеть. Итак, скажи Андромахе, зачем она нужна мне здесь.

Кассандра повернулась к сестре:

— Она хотела спасти тебя от Агамемнона, а не передать ему. Но она думала, что ты появишься здесь весной, когда откроется новый мореходный сезон, как раз перед тем как начнется осада. Тогда ты никак не смогла бы вернуться, и тебе пришлось бы остаться здесь.

— Зачем? Ты так заботишься обо мне, госпожа? — насмешливо спросила Андромаха.

Ифигения выпустила руки Кассандры.

— Благословенный Остров остается свободным только потому, что возглавлявшие его женщины всегда были сильными, бесстрашными и не боящимися мира мужчин. Я умираю, Андромаха. Ты это видишь. Острову Тера скоро понадобится новая предводительница. Я надеялась, что ею станешь ты.

Андромаха некоторое время молча глядела в лицо Ифигении и, в конце концов, тихо проговорила:

— Но я теперь замужем, и у меня есть сын.

— Ни твой муж, ни твой сын не переживут нападение на Трою, — сурово ответила Ифигения. — Ты тоже умрешь или станешь рабыней, если останешься там.

Гнев снова засветился в глазах Андромахи.

— Такова, может, точка зрения микенки, — ответила она, — но не моя. Во-первых, там есть Гектор и Троянская конница. Потом есть наши храбрые союзники, такие как Геликаон и мой отец Ээтион. Но даже если не брать в расчет этих мужей войны, среди врагов должны быть такие, кто отступится от глупой гордости и зависти, имя которой — Агамемнон.

Плечи Ифигении поникли, она с облегчением вернулась в кресло.

— Гордость? — тихо переспросила она. — Ты думаешь, что Агамемноном движет гордость? Это не так, и вот почему эта война не может разрешиться мирно.

Кассандра села у ног Ифигении, положив темноволосую голову на бедро старой женщины.

— Тогда зачем? — спросила Андромаха. — И не говори мне о бедной Елене и великой любви Менелая, которой тот к ней воспылал.

Ифигения улыбнулась холодной улыбкой.

— Нет, Елена вообще не входит в игру; хотя, если Приам вернет ее, войска Агамемнона не будут настолько могучими. Но теперь это уже не так важно.

Она посмотрела в зеленые глаза Андромахи.

— Ты знаешь, что мой отец нарисовал на своем щите?

Андромаха нахмурилась.

— Мне говорили — змею.

— Змею, пожирающую собственный хвост, — сказала Ифигения. — Атрей обладал чувством юмора. Его полководцы непрерывно подталкивали его к завоеванию чужих земель. Мой отец выдержал много битв, но только против тех, кто нам угрожал. Армия как огромная змея. Ее следует кормить и направлять. Чем больше земель подчиняют себе цари, тем большее войско им нужно. Чем больше войско, тем больше золота требуется, чтобы его содержать. Понимаешь? Когда завоеватель входит в каждый новый захваченный город, его сокровища растут, но растет и его армия, иначе не удержать завоеванные земли. Атрей это понимал, отсюда и змея на его щите. Ведь когда воинов не кормят, когда им не платят и когда не дают им задач, войско обращается против себя самого. Таким образом, завоеватель вынужден вести войны все дальше и дальше от родных земель.

Ифигения подняла руку и позвала. Немедленно из-за колонны появилась жрица и побежала к ней.

— Воды, — приказала Ифигения.

Жрица пробежала по всему залу и быстро вернулась с черпаком воды и серебряным кубком. Ифигения взяла у нее кубок и жадно выпила, потом снова внимательно посмотрела на Андромаху.

— У Агамемнона больше нет выбора. Он должен создать империю — или погибнуть от руки какого-нибудь узурпатора из числа собственных воинов.

— Но в Микенской земле есть золотые рудники, — возразила Андромаха. — Все знают, что Агамемнон богат даже без завоеваний.

— Да, три рудника, — сказала Ифигения. — Только один из них дает достаточно золота, чтобы содержать хотя бы тех, кто работает на этом руднике. Самый большой и некогда самый богатый рудник обрушился два года тому назад.

Андромаха была ошеломлена.

— Ты говоришь, что у Агамемнона нет золота?

— Он добывает золото на войне, но недостаточно. Он одалживает золото, но этого тоже недостаточно. Он обещает золото, и обещает его слишком много. Его единственная надежда — что Троя будет побеждена и что богатства этого города попадут к нему в руки. И так случится, Андромаха. Воинов, которых он приведет, будет столько же, сколько звезд на небе. С ними будет Ахилл — подобный Гектору, непобедимый в битве. И мудрый Одиссей, хитрый, как лиса, и на войне смертельно опасный. Старый Острозубый тоже будет там. Может, он и жаден, но Идоменей — царь битв, которого стоит бояться. Троя не сможет выстоять против них.

— Все, что ты говоришь, может, и правда, — ответила Андромаха. — Но ты знаешь, что я не брошу — не смогла бы бросить — своего сына.

— Конечно, я это знаю, — печально проговорила Ифигения. — Весной у тебя не было бы выбора, а к концу лета тебе уже некуда было бы возвращаться. Но теперь я не могу тебя спасти. Я устала, Андромаха. Но ты молода и сильна. Так возьми кости Каллиопы в тамарисковую рощу и возлей вино в ее память. Она нравилась мне, ты знаешь. Она столько выстрадала перед тем, как попасть сюда!

Жрица протянула руку Кассандре.

— Поддержи меня, дитя, и помоги вернуться в мои покои. Боюсь, сила почти оставила эти старые кости.

Кассандра обхватила ее за талию.

— Однажды у нас не станет костей, — со счастливым видом сказала девушка, — а наш пепел будет кружиться среди звезд.

Геликаон дремал этой ночью урывками, беспокойство об Андромахе не давало ему как следует отдохнуть и врывалось в его сны. Во сне он стоял в темноте, словно на дне глубокого колодца, и видел высоко наверху Андромаху в обрамлении света, ее волосы были в диком беспорядке, руки тянулись к нему. Потом она очутилась в его объятьях, он чувствовал изгибы ее тела, запах ее волос, но она была холодной, как камень, с лицом бледным и безжизненным. Он закричал, но голос его был тонким, как далекий крик чайки, и он не мог ей помочь.

Геликаон со стоном проснулся и отбросил одеяло.

Костер едва горел, на берегу было холодно.

Вокруг него все спали, сбившись в кучу, чтобы было теплей.

Ночь была ясной, звезды вокруг полумесяца — яркими, и морда деревянной лошади зловеще сияла в лунном свете.

Геликаон задрожал и встал, потирая голые руки. Больше он не будет спать. Он будет ждать Андромаху, готовясь взобраться по тропе на утес, чтобы ее найти. Он сказал, что подождет до первых лучей рассвета, но ему не терпелось снова ее увидеть, и он тревожился, все ли с ней в порядке.

Геликаон огляделся. Слева, у линии воды, виднелся силуэт высокого человека, который стоял, глядя на море. В последние несколько дней Гершом, казалось, замкнулся в себе и проводил много времени в одиночестве.

Желая отвлечься от мыслей об Андромахе, Геликаон осторожно пробрался между спящими людьми и пошел по черному песку. Гершом услышал его шаги и обернулся.

— Ты ошибался насчет нее, Золотой, — сказал он. — Она и впрямь умеет видеть.

Геликаон приподнял брови и улыбнулся.

— Она читала по твоей ладони?

— Нет. Она открыла мой разум, — Гершом покачал головой и хрипло рассмеялся. — Что бы я ни сказал, это тебя не убедит.

— Наверное, ты прав. Но у тебя проблемы, а мы друзья. Поэтому все равно говори.

— В пещере на Миное я узнал, кто я.

— Что именно узнал? Ты царевич-беглец из Египта.

— Нет, Геликаон, я подменыш. Ребенок моей матери родился мертвым. Служанка отнесла тело младенца на берег реки. Там она встретилась с двумя жителями пустыни… рабами. Они дали ей ребенка взамен умершего. Они дали ей… меня.