Гектор посмотрел на своих собеседников, переведя взгляд с одного на другую.

— Но вы должны покинуть эту землю как можно скорее, оба, как только корабль будет разгружен. Геликаон, «Ксантос» подобен Троянской коннице. Он немногое сможет сделать, если застрянет в бухте. Но для нашего дела он бесценен в открытом море, продолжая нападая на флот Агамемнона, топя его корабли. Имя «Ксантоса» сеет ужас среди всех мореходов. Ты должен заставить Агамемнона бояться того, что творится за его спиной, и вынудить царей ссориться друг с другом, когда они будут терять свои корабли и когда их припасы истощатся. Чем дольше это будет твориться, тем больше каждый царь будет беспокоиться о том, что делается у него дома, какой вождь поднимается там, чтобы занять его место и убить его семью.

Геликаон глубоко вздохнул, но кивнул в знак согласия.

— Менадос не ожидает, что я так скоро опять выйду в море.

Он посмотрел на небо, где на востоке появился проблеск зари.

— Мы сможем отправиться еще до рассвета.

— Троянский флот получил приказ идти с тобой, — сказал Гектор. — Он теперь под твоим командованием. Потопи столько кораблей Менадоса, сколько сможешь. Но они боятся твоих метателей огня и, вероятно, сбегут.

— У нас осталось мало горючей жидкости.

— Мы привезли вам две полных повозки, — Гектор слегка улыбнулся. — С большими предосторожностями.

Он встал и сказал:

— Может быть, Посейдон будет милостив к вам обоим.

— Он всегда был милостив, — ответил Геликаон.

Андромаха смотрела на них, и в груди ее разгорался гнев.

— Вы говорите так, как будто все уже решено. Но я сама решаю, какой будет моя судьба! Я не уйду отсюда, — сказала она Геликаону. — Я вернусь в город, как и собиралась, вернусь к своему сыну.

Гектор наклонился к ней и, взяв за руку, поднял на ноги.

— Беги, пока можешь, Андромаха, — проговорил он. — Умоляю! Отправляйся на «Ксантосе». Скорее всего все эти люди, — он показал на берег реки, где мужчины тяжко трудились, разгружая олово, — будут мертвы к утру. Мы слишком сильно искушали свою удачу, пробравшись сегодня из города. Если мы тайно провезем в Трою олово, для кузниц, которые в нем нуждаются, значит, Афина и впрямь улыбается нам.

Тени вокруг его глаз стали глубже.

— А в последнее время она повернулась к Трое спиной.

— И куда же мне отправиться, Гектор?

— На Теру или в Фивы, к отцу. На Фивы больше не нападают.

Андромаха покачала головой.

— Нет, не могу. Агамемнон хочет моей смерти; этому достаточно доказательств. Куда бы я ни направилась, я принесу с собой опасность. Если Троя падет, Агамемнон будет волен делать все, что ему заблагорассудится, даже напасть на Теру и общину сестер. Если и существует для меня безопасное место, хоть на время, то это Троя. И в Трое Астианакс.

Геликаон добавил:

— И мой сын Декс тоже там. Почему ты не вывел их из города, Гектор? Ты сказал, что женщин и детей выводят оттуда потихоньку.

Гектор вздохнул.

— Приам не допустил бы, чтобы мальчики ушли. Они сейчас вместе во дворце. Отец говорит, что они наследники Трои и Дардании и что для них безопаснее будет находиться в Трое. Или, скорее, для них опаснее будет находиться где-нибудь в другом месте. Ты сама привела этот довод, любовь моя, — он посмотрел на Андромаху, приподняв бровь. — И это хороший довод.

— Верно, — признала она. — Агамемнон станет охотиться на обоих мальчиков, пока не найдет. Он прав, Геликаон. Декс останется с Астианаксом и со мной. Я позабочусь о нем.

Все трое встали. Когда они медленно двинулись обратно к берегу реки, Геликаон сказал Гектору:

— У Менадоса есть новый корабль, огромная галера, почти такая же большая, как «Ксантос».

— Я знаю, — ответил Гектор. — Она называется «Электрион». Проклятое имя. У этого корабля нет сердца «Ксантоса», это просто его бездушная копия.

— И судно это построено не Безумцем из Милета, — мрачно проговорил Геликаон. — Оно развалится, когда Посейдон начнет свой бег по морю.

Разгрузка «Ксантоса» была закончена. Гектор повернулся к своим спутникам и сказал:

— Боюсь, мы трое не встретимся больше по эту сторону Темной дороги. Эта история без счастливого конца.

Андромаха взяла его за руку.

— Мы встретимся снова, Гектор. Я знаю.

Он улыбнулся.

— Это пророчество, Андромаха?

— Ты же знаешь, мне не дано дара пророчества, видений и вещих снов. Я не Кассандра. Я просто знаю, всей душой, что это еще не конец, — она нежно поцеловала его руку. — До встречи, муж мой.

Андромаха заметила выражение лица Геликаона и почувствовала, что сердце ее словно разрывается надвое. Она стояла с двумя мужчинами, которых любила, но через несколько мгновений должна была потерять обоих. И она не могла с ними попрощаться по-настоящему. Глядя в затененые глаза Гектора, она почувствовала знакомый укол вины, что никогда не любила его так, как он того заслуживал. А под пристальным взглядом голубых глаз Геликаона ненавидела себя за то, что причиняет ему боль своим решением остаться с сыном.

С тяжелым сердцем Андромаха обратила взор к далекому городу, скрытому в ночи. Только одно было несомненным. Прежде чем все кончится, всех их ждет еще большее горе.

Когда наступил рассвет, «Ксантос» все еще пробирался обратно по узкому Симоису. Геликаон стоял у рулевого весла и наблюдал за знаками, которые подавал с носа Ониакус. За ними все ярче разгорался дневной свет, а впереди река была в глубокой тени, и Ониакус орудовал длинным шестом с отметками, измеряя глубину.

Судно шло медленно, и Геликаон давно распрощался с идеей напасть на микенский флот перед рассветом.

Он пытался думать только о предстоящей битве, но его мысли все время возвращались к Андромахе. Когда он впервые мельком увидел ее, так давно, несчастливой ночью у бухты Невезения, Андромаха пленила его сердце. До того момента Геликаон всегда говорил друзьям, что женится только по любви. До того момента, однако, он понятия не имел, что такое любовь. И в своем высокомерии верил, что выбор невесты всегда останется за ним.

Ему никогда и не снилось, что он безнадежно влюбится в ту, что будет для него недосягаема, в ту, что уже будет обручена с его ближайшим другом. «Боги веселятся, глядя на подобное высокомерие», — подумал он.

Последние дни во многих отношениях были счастливейшими днями его жизни. «Ксантос» был его истинным домом, тем местом, где он мог чувствовать себя по-настоящему довольным. Возможность разделить это с любимой женщиной была неоценимой жемчужиной.

Этой зимой, когда они плыли с острова на остров, в хорошую погоду или в дурную, он порой наблюдал за Андромахой: как она сидит на носу и глядит в море; или как идет, подобно пенноволосой богине, среди гребцов, протягивая им фляги с водой; или как, присев у мачты, крепко держится, пока корабль с трудом продвигается по бурному морю, — и думал, что никогда не мог бы быть счастливее. Она была его северной звездой, осью, вокруг которой вращался его мир. Геликаон верил: пока его сердце бьется, пока бьется ее сердце, у них всегда будет общая судьба.

Он не ожидал, что потеряет ее этой ночью так внезапно, что будет смотреть, как Андромаха уходит прочь, шагая рядом с одной из запряженных осликами тележек в темноту, к осажденному городу. Она сделала свой выбор — остаться с сыном Гектора. Она не оглянулась. Геликаон и не ожидал, что она оглянется.

Когда встало солнце, луч света пронзил туман и осветил корабли троянского флота, ожидающие там, где река Симоис впадала в бухту. Они казались умиротворенными в бледном свете утра — паруса свернуты, гребцы отдыхают на веслах в ожидании действий.

«Мы сражаемся на самой огромной войне, которую когда-либо видел мир, — подумал Геликаон, — и, скорее всего, нас ждут смерть и поражение, а ты думаешь о любимой женщине, вместо того чтобы обдумывать ход битвы. Если любовь творит такое с мужчиной, может быть, тебе лучше обойтись без любви».