Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Роберт открыл шкатулку. На синем вельвете лежал старинный медальон, довольно большой – сантиметров восемь в длину и около пяти в ширину. Он рассмотрел его и поинтересовался:

– Тебе не кажется, что эта надпись сделана на древнееврейском языке?

– Да, я знаю, что ты не сможешь прочесть эти слова, но о чем говорится догадываешься?

– Нет, я не могу сказать, – Роберт взглянул на отца.

Тот улыбался.

– Боже мой, я же знаю что это, – пробормотал Роберт. – Этот медальон лежал вместе с распиской! Я же читал об этом. Его предъявили вместе с распиской, чтобы убедиться в том, что она не фальшивая. Феликс Руэс передал этот медальон Мигелю Антонио в 1575 году.

– Да, я тоже так полагаю. А вот что Рамон Мендоза привез с собой в Англию именно этот медальон, мне известно доподлинно. С тех пор и возникла традиция, согласно которой он переходит от отца к сыну. И теперь он перейдет от меня к тебе.

Скорее всего, к старшему сыну. Теперь Роберт понимал, почему отец не стал демонстрировать свою приверженность традиции в присутствии Лиама. Он взвесил медальон на руке.

– Ты можешь мне сказать, что на нем написано?

– Это строчка из одного псалма: «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя». Легенда дома Мендоза говорит о том, что эту строчку сделали девизом семьи, когда она из-за репрессий в Кордове вынуждена была бежать в Танжер. На воротах своего дома в Африке глава семейства вырезал эти слова. Сделано это было для того, чтобы напоминать своим детям, что их Иерусалимом была и остается Кордова, их единственная настоящая родина.

– Седьмой век? Невероятно, – прошептал Роберт. – Невероятно!

– Я думаю, что так и было. История дома говорит и о том, что один из поздних Мендоза оказал финансовую помощь маврам, которые напали на Испанию… Он сделал это, естественно, ради того, чтобы вновь укрепиться в Кордове.

– Неужели это все правда?

Бенджамин пожал плечами.

– Ты имеешь в виду эти легенды? Не знаю. Но, независимо от того, правда это или нет, мы должны это знать. Никогда не забывай, Роберт, о том, что ты прочел в «Истории Рамона», ни того, что ты знаешь об Англии. Тебе потребуется хитрость. Все не будет таким простым и легким, как я объяснил Лиаму. Но ты победишь, и дом Мендоза станет еще богаче и влиятельнее, чем когда-либо.

Плыть пришлось теми же окольными путями, что и в первый раз. Виной всему была все еще продолжавшаяся блокада французов. Ночь была туманной и холодной.

Роберт находился на палубе голландского двухмачтового китобойного судна. Защищаясь от холода, он притулился к бухтам сметанных буксирных тросов.

Судно должно было доставить его в Роттердам, откуда его путь в Испанию лежал по суше, либо в экипаже, либо верхом, в зависимости от обстоятельств. Роберт не питал иллюзий относительно своего путешествия и готовился к тому, что трудности будут его преследовать на протяжении всего пути. Деревянное суденышко плавно, как игрушечное, скользило по волнам. Китов на палубе не было, но весь корабль от киля до клотика провонял китовым жиром.

Голландец, капитан корабля, был угрюмым и немногословным, как и его команда, но этот моряк, как никто другой, подходил для выполнения этого поручения. Несколько лет назад он служил на судах, принадлежащих Мендоза и совершал регулярные рейсы между Саутгемптоном и Кадисом. Именно тогда он и выучил английский, став еще одним звеном в цепочке контактов, которые обеспечивали бесперебойное функционирование империи Мендоза. Когда голландец пожелал заиметь собственное дело, Бенджамин Мендоза одолжил ему денег на покупку первого китобойного судна. Моряк вернул долг, заплатив проценты и в течение пяти лет отчислял Мендозе часть прибыли, приносимой китобойным промыслом. Но даже теперь он чувствовал себя обязанным Мендозе. Он подошел к своему пассажиру.

– У вас все в порядке, мистер Роберт?

– Все отлично, капитан Грауманн.

– Прекрасно. Вот что я вам принес. – Капитан подал ему железную кружку. Роберт попробовал – это оказался ром.

– Спасибо, это очень кстати.

– Не стану отвлекать вас от ваших мыслей. Мы прибываем с восходом солнца.

Размышления Роберта были о последней беседе с отцом. Она, по своей тональности, очень походила на прощальную. Ударившись о борт, волна обдала его лицо веером мелких, соленоватых брызг. Как слезы… Роберт чувствовал, что со своим отцом ему больше не суждено увидеться. Он был не из тех мужчин, которые могли плакать, но сейчас ему на глаза навернулись слезы… Он не только уважал своего отца, но и любил. Роберту показалось, что печаль имеет тоже соленоватый привкус и эта мысль удивительным образом соединилась в нем с волнением от предчувствия новых и неожиданных событий, заставлявших его кровь бурлить.

На шею Роберт надел медальон, он чувствовал, как талисман врезался в его тело. В каюте он раскрыл Старый Завет и нашел полный текст псалма под номером сто тридцать семь. Он начинался словами: «При реках Вавилона, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о Сионе». Он тоже сидел и вспоминал, но не плакал.

8

Роберт въехал в Патио дель Ресибо через широкие двойные двери, ведущие на Калле Аверороэс. Натянув вожжи, кучер остановил экипаж под огромным ореховым деревом в центре внутреннего двора. Густая раскидистая крона серебристых веток уже покрылась легкой зеленоватой дымкой – теплый февраль в Андалузии предвещал раннюю весну.

Роберт, не дожидаясь появления лакея, сам открыл дверь экипажа и спрыгнул на усеянную гравием дорожку. У входа во дворец стояли трое слуг, одетые в ливреи цвета золота и бордосского вина. Одного, мажордома Хуана, Роберт узнал, – он помнил его еще по прошлому визиту. Хуан смотрел на него смущенно и подозрительно.

– Закрой двери на улицу, – распорядился Роберт, – и проследи за тем, чтобы мой багаж тотчас внесли в дом. Кроме того распорядись, чтобы моему кучеру заплатили и дали чего-нибудь поесть прежде чем он уедет. – Он направился во дворец мимо лакеев, застывших у входа.

– Мое почтение, сеньор. Нам не сообщали, что должен быть гость. Наш дом в трауре, – растерянно пролепетал Хуан.

– Я понимаю и тоже скорблю вместе с вами. Но я не гость, а член семьи. Я – Роберт Мендоза, вы меня помните?

– Конечно помнит, да и я тоже, – в патио, через небольшую дверь, вошла Мария Ортега. – Добро пожаловать, дон Роберт. Мы Вас не ждали, но все равно: добро пожаловать.

Она, как прежде, выглядела удивительной женщиной: высокая, почти одного роста с ним и, что странно для испанки, имела рыжие волосы и зеленые глаза, что было более чем необычным. Да, значит она все еще здесь, отметил про себя Роберт. Пожалуй, это было самым неожиданным для него сейчас.

– Добрый день, донья Мария. Несказанно рад вновь встретиться с Вами. Сожалею лишь об одном, что обстоятельства, которые свели нас, довольно печальные.

– Ваше появление способно облегчить нашу скорбь. – Мария говорила формально вежливые фразы, но ее зеленые глаза не могли скрыть удовольствия.

Она повернулась к прислуге и стала раздавать им распоряжения. Справлялась с этим она умело. Роберт решил, не дожидаясь ее, пройти во дворец сам.

Часа три спустя, донья Мария Ортега сидела вместе с ним в одной из небольших столовых дворца.

– Я подумала, что нам лучше обедать здесь. Пусть Вам не покажется, что я оказываю Вам меньшее гостеприимство, это лишь потому, что здесь уютно и все располагает к отдыху. Вам, после такого длительного путешествия, он необходим.

– В самом деле, – согласился Роберт.

Мария сидела на месте хозяйки дома, словно вдова, убитая горем. На ней были черные кружева.

– В прошлый раз я не видел эту комнату, – сказал он, – Она прелестна.

В ней имелось всего три стены, на месте четвертой находились открытые арки, за которыми располагался патио с фонтаном, обрамленный двойными рядами кипарисов. Умелые руки нескольких поколений мастеров фигурной стрижки, превратили их в шедевры.

38
{"b":"102972","o":1}