Мальчик оставался загадкой для него. На протяжении двух летних месяцев июля и августа, Роберт присматривался к нему. Он наблюдал за Рафаэлем из всех потаенных уголков дворца. Иногда Роберт прикидывал в голове, сколько мальчику лет, если он и впрямь был сыном Пабло и появился на свет уже после смерти своего отца. Но сделать это ему никак не удавалось, его ум находился как бы в тумане, от долгого безделья он атрофировался и отвык от своей первейшей задачи постоянно вести временные подсчеты. Десять? Нет, лет семь или восемь. Когда же все-таки Пабло повесился? Роберт не помнил ничего. Но мальчик на семь лет не выглядел, ему явно было меньше. Значит, его появление на свет произошло раньше. Впрочем, он не исключал и того, что Софья ему солгала.

В один прекрасный день Рафаэль столкнулся с Робертом нос к носу. Мальчик растерялся и непонимающе уставился на него, в его глазах появился страх. Он пробормотал: «Доброе утро, дядя Роберт», и умчался прочь. Глядя на удалявшуюся маленькую фигурку, Роберт впервые за последние годы задумался над своей внешностью. Он провел рукой по лицу, она ощутила буйную, широкую поросль окладистой бороды и, скользнув вверх, прошлась по спутанным длинным волосам. Да… Теперь он превратился в существо из детской сказки, вполне подходившее для того, чтобы пугать им детей. А впрочем, кто ему этот мальчик? Раз дядя не нравится, так пусть себе боится его.

Но глаза Рафаэля покоя ему не давали. Эти карие глаза с крапинками золота, несомненно, принадлежали к их роду. Следовательно, Софья говорила ему правду, утверждая, что это сын Пабло. Или, может быть… Нет. Так солгать Софья бы не смогла. Эта головоломка утомила его, и он отправился в свою комнату, но на следующий день все началось заново.

В своей прошлой жизни во дворце Роберт не раз менял местоположение своей спальни. Он много времени уделил поиску комнаты, которая бы его полностью удовлетворяла. И наконец, Роберт остановился на своей нынешней спальной комнате. Из всех помещений дворца лишь эти покои имели винтовую лестницу, связывающую их с балконом и которая спускалась прямо в Патио дель Инсьенсо.

В те времена он имел обыкновение по ночам спускаться во внутренний дворик и долго фланировать в окружении благоухающих растений, глубоко вдыхая их пьянящий аромат. Когда-то в центре патио росло сандаловое дерево, а вдоль стены тянулись ряды кустов мускатной розы. Теперь эти растения превратились в мусор и грязь, и Роберт больше не проводил здесь ночей. Потом объявилась Софья с ребенком. Сейчас патио был пуст и гол, если не считать сырой буроватой земли, из которой торчали несколько коричневых веточек со свежими следами стрижки. Софьей была нанята целая армия мужчин и женщин и этот дворик, впрочем, как и остальные тринадцать, подвергся массированной атаке.

Однажды, в жаркий сентябрьский полдень, Роберт, движимый подобием любопытства, поднялся по лестнице на балкон. Облокотившись о перила балкона он внизу разглядел человека, копавшего землю. Мужчина был в годах, по виду крестьянин, лицо которого, десятилетиями открытое андалузскому солнцу, стало походить на чернослив, но руки его были удивительные. Роберт смотрел на него и в душе наслаждался его работой. Мужчина хлопотал возле роз, затем переходил к деревьям. Он любовно подрезал ветки растений и ножницы в его руках не казались орудием пытки для веток, а скорее походили на изящный инструмент опытного врача, который выполняет сложную операцию. Складывалось впечатление, что его мастерство садовника способно призвать к жизни гибнущие растения. А на них уже появились крохотные, набухающие почки. Когда заладятся бесконечные зимние дожди, они выпустят молодые листочки и Бог его ведает, может быть, со временем, в саду вновь появятся цветы.

Садовник стоял на коленях спиной к Роберту и занимался окучиванием кустов, что находились в одной из ниш стены. Почувствовав, очевидно, что за ним кто-то наблюдает, он повернул голову и увидел Роберта.

– Добрый вечер, идальго, – приветствовал он Роберта. – Меня зовут Тито. Красивые цветы, разве нет?

Роберт не видел цветов, ни красивых, ни безобразных, если таковые вообще существуют. Он не сказал ничего в ответ. Мужчина только что посадил в землю ярко-красную герань.

– Дар святой, – пояснил он, указав на нишу, в которой стояла каменная статуя Терезы Авильской, на которой время оставило свои следы.

Из закоулков памяти Роберта выплыло объяснение того, почему он выбрал именно этот патио для своего времяпровождения и почему здесь ему больше всего нравилось. Тереза Авильская происходила из так называемых «новых христиан». Она была еврейских кровей. Роберта забавляло размышлять на тему, которая испокон веков являлась наиглавнейшей в их роду. И сейчас он подумал об инквизиции, которая, узнав об этой статуе, должна была бы дать свое толкование этому, прямо сказать, курьезу.

– Да, это дар святой, – сказал Роберт.

– У вас добрые руки, – добавил он.

Тито недоуменно принялся рассматривать свои руки, потом взглянул на Роберта.

– Они мне пока служат.

– А мне они могут послужить?

Казалось, эти слова идальго озадачили старика.

– Я сделаю все, что вы пожелаете, сеньор. Вы только скажите мне. – Может Анхелина и Гитанита правы? Они говорили, что хозяин никакой не сумасшедший. Хотя внешне, он немного на них походит.

– Тебе приходилось кого-нибудь брить?

Тито опешил.

– Мне, сеньор? Нет, только себя. Я ведь работал на маленькой ферме. Это на юге, идальго, на вашей земле.

Свои имения Роберта сейчас не волновали. Он давно позабыл об их существовании. Его занимал Рафаэль и необходимость выглядеть перед ним более или менее прилично, чтобы ребенок перестал его чураться и стал бы с ним разговаривать.

– Я хочу, чтобы ты меня побрил. Пойдем, поднимемся ко мне.

В его гардеробной имелась жаровня, был и уголь, который Роберт разжег сам. Сейчас угли раскалились почти добела и над медным чайником, стоявшим на жаровне, поднимался пар. Тут же лежал кусок мыла, который он обнаружил на дне одного из ящиков комода. Рядом, на маленьком столике, были разложены бритвы.

– Здесь все, что тебе понадобится, Тито. Представь себе, что я какое-нибудь дерево или куст розы. – Роберт уселся на стул и терпеливо приготовился ждать.

Через час его волосы были аккуратно подстрижены, а сам он гладко выбрит. Поначалу Тито взялся за дело с некоторым смущением, но затем загорелся и его природный талант проявился в лучшем виде. Как и советовал ему Роберт, он, возможно, представил, что подстригает куст роз, хотя голова идальго, да и весь его нынешний облик с трудом могли претендовать на схожесть со столь благородным растением.

– Вы очень изменились, дон Роберт, – сказал Тито.

Казалось, что он был удивлен не меньше Роберта.

– Вот, посмотрите, – с этими словами он поднес к его глазам зеркало в серебряной раме.

Оно было мутным, надтреснутым, но Роберт смог рассмотреть себя как следует.

– Очень хорошо, Тито, – наконец произнес он. – Я доволен.

Первая неделя октября радовала прекрасной погодой. Подходило время ужина, и Софья распорядилась, чтобы подали им пищу в маленькую столовую, выходившую на Патио Кедров. Роберт пришел туда, когда Софья и Рафаэль уже сидели за столом. В ее глазах промелькнуло удивление, но она решила этого не показывать.

– Ты так похорошел, Роберт. Я сейчас распоряжусь, чтобы накрыли и для тебя. – Она взяла маленький ручной колокольчик и позвонила. Появилась Анхелина. – Идальго ужинает с нами. Будь добра, принеси фарфор и столовое серебро. – Софья повернулась к сыну. – Рафи, скажи дяде Роберту – «добрый вечер».

– Добрый вечер, – послушался Рафи, потом хихикнул, опустил голову и начал рассматривать тарелку.

Роберт улыбнулся.

– Ну как, Рафаэль, расскажем про наш секрет?

Софья удивленно вскинула голову и изумленно смотрела то на одного, то на другого.

…Сегодня утром Роберт в одном из двориков встретил Рафаэля. Мальчик настолько удивился изменениям во внешности дяди, что не сразу даже его узнал. Но Роберт мягко с мальчиком обошелся и у того пропал перед дядей страх…