– Ну как, нравится тебе этот бык? – спросил дон Пабло Карлоса, когда тот шел к стойлу.

Загонщик предпочитал не смотреть на парня.

– Конечно, это хороший бык, – ответил Карлос.

Пабло хмыкнул. Он понимал, что цыган лжет. Этот бык был потрусливее черного и без готовности постоянно атаковать. Но на этой неделе Мендоза уже потерял великолепного быка и он не собирался приносить в жертву этому безумному цыгану еще одного из своих лучших быков.

Ладно, будь, что будет. Юноша сам сделал свой выбор и если уж этот Карлос желал его, Пабло, покровительства, то должен показать себя достойным его.

Пабло ждал и смотрел, что произойдет. Внутри его кипели обычные чувства. Их источником была ненависть к этому цыгану, умевшему делать то, о чем он мечтал всю жизнь; он желал, чтобы этот бык убил парня, потому что любил зрелища но, с другой стороны, ему хотелось победы Карлоса над быком – он ценил храбрость тореро, и особенно безумную.

Юноша перепрыгнул через забор и встал в позицию. Все было так, как и говорил ему загонщик. Что-то произошло в тот момент, когда Карлос очутился перед быком. Он сразу изменился. Юноша больше не принадлежал к простым смертным. Мендоза знал это и почувствовал незримую нить между собой и тореро. Теперь благодаря этой магической связи, их эмоции, их страх, надежды, триумф, беды стали общими для одного и другого. Он почувствовал знакомый прилив удовольствия. Но нет, сегодня это было не просто удовольствие от зрелища, а нечто большее – истинное наслаждение им.

Долю секунды Карлос, повернув голову, смотрел на человека, который наблюдал за ним. Их взгляды буквально сцепились, но через мгновение вниманием Карлоса целиком завладел бык.

«Бычок, – негромко позвал он. – Я здесь, ну, достань меня».

Уже через несколько секунд Пабло знал, что это будет такое зрелище, которое он не сможет забыть до конца своих дней. Все оказалось гораздо интереснее, чем ему рассказал загонщик. Карлос выдержал три атаки: в первый раз поворотом головы отвел рога быка в сторону, а в двух других, стоя к быку спиной, каждый раз отпрыгивал в сторону в самый последний момент, когда казалось, что рогам быка некуда было деваться, как вонзиться в спину смельчака. Все его пируэты были весьма грациозны. Теперь бык и цыган сходились в четвертый раз. Рассвирепев, животное ринулось в безудержную атаку. Карлос ждал момента, когда еще будет не поздно увернуться от быка. Казалось, что юноша просчитался и что рога быка подбросили его вверх, но это было не так… Он и не пытался на этот раз увернуться, а подпрыгнул в воздух и, совершив воздушный пируэт, приземлился позади быка.

– Дьявол, – вырвалось у Пабло.

– Готовься, – раздался крик загонщика; для него, как и для Мендозы, все происходящее было необычным и захватывающим зрелищем. – Смотри, Матерь Божья, он еще раз собрался.

Карлос приманивал быка опять. Будь это бык покрупнее, удача не изменила бы ему и на этот раз и он стал бы героем. Но этот бык рыцарем не был. Он решил, на сей раз, атаковать не по правилам. В последний момент он мотнул головой и ударил Карлоса рогом в бок. Огромный бивень вошел Карлосу чуть ниже грудной клетки и вышел наружу около позвоночника. Какое-то мгновение юноша был надет на рог быка и висел на нем, как кусок мяса на вертеле. Затем бык, словно пытаясь стряхнуть с себя горечь поражения, мотнул головой и юноша упал на землю.

Он был еще в сознании, когда его принесли в дом. И странно, он был счастлив – ведь он не показал себя трусом. Не таким, как его считали и Зокали, и Хоселито, и все остальные… Они были не правы. Пабло склонился над ним.

– Карлос, ты меня слышишь? – Цыган слабо кивнул головой. – Молодец. Ты был просто неподражаем. Если ты выживешь и у тебя останется храбрости для корриды, я буду твоим опекуном.

«Жди меня, Софья, – думал Карлос – Помолвка кончится через два года, не забывай меня. Я достану денег и вернусь к тебе». От потери крови Карлос потерял сознание.

Софья продолжала надеяться вплоть до того дня, когда должна была состояться свадьба. До того момента, когда женщины табора Зокали надели на нее белое платье и Фанта воткнула красивый большой гребень ей в волосы, прикрепив к нему длинную фату, она не верила, что действительно выходит замуж за Пако. Софья внушала себе, что Карлос вернется. Не о чем было беспокоиться: прежде, чем ее отдадут замуж за Пако, Карлос посватается за нее. Он уже спас ее однажды, спасет и на этот раз. Все будет хорошо, когда вернется Карлос, но было уже поздно.

Софья стала женой Пако, когда цветущий миндаль покрыл нежно-розовым ковром Андалузию. Это было в феврале, в четверг, за три дня до наступления карнавала в канун Великого поста 1799 года. Их помолвка окончилась неделей раньше – Зокали не стал упорствовать, но церковь не давала согласия на освящение этого брака в период Великого поста, длившегося сорок дней. Пако не желал ждать полных два месяца, которые грозили затянуться на три с лишним.

Свадебные торжества длились два дня. Здесь, среди гостей, можно было встретить цыган как из далекой восточной Гранады, так и из Кадиса, что на западе. Они приехали на свадьбу к Зокали, который слыл одним из самых уважаемых предводителей, прослышав о той огромной цене, которая была заплачена за чужачку и ожидали торжества, пышность которого соответствовала бы этому огромному выкупу. И Зокали их не разочаровал.

Женщины табора зажарили на вертелах сорок козлят и приготовили жаркое из сотни ежей. Мужчины где-то украли свинью и разделали ее, затем обобрали капусту с целого поля и сварили ее вместе со свежей свининой. Натушили двадцать котлов риса с рыбой, пойманной в Гвадалквивире, а двадцать других заполнили кукурузной кашей. В то время кукуруза являлась привозным деликатесом, который, однако, трианские цыгане уже успели должным образом оценить. Осушались бесчисленные бочки вина, звучали песни, танцевали все.

– Можно подумать, что замуж выдают любимую дочку Зокали, а не какую-то чужачку, – ухмылялся Хоселито.

– Но это правда, что за невесту он получил две сотни реалов? – спросил кто-то.

Хоселито согласно кивнул.

– А почему Пако согласился столько заплатить?

– Пако – старый дурак. У него меж ног свербит, поэтому и согласился, – с недовольным видом заявил Хоселито.

Мужчина, который спрашивал, молча пожал плечами, значит правда, как ни трудно в это поверить. Но по нему было видно, что все это никак не укладывается в его голове: две сотни реалов за чужачку или Пако совсем уж действительно потерял из-за нее голову…

Ни жениха, ни невесты на свадебном торжестве не было. По старым цыганским обычаям невесте полагалось последние сутки перед свадьбой провести в одиночестве. Затем являлся жених и свадебная церемония начиналась. Кое-кто из стариков эти свадьбы помнил, но молодежь их уже не видела. В последние годы церковь и инквизиция заставляла и цыган, как прочих испанцев, венчаться в церкви и тех, кто осмелился бы вместо католического ритуала следовать своим национальным обычаям, ожидало суровое наказание.

Пако и Софья венчались в часовне церкви Святой Анны. Обряд начался утром и прошел быстро – всего несколько минут. Когда церемония венчания закончилась, Пако препроводил свою молодую жену к себе в пещеру. Весь табор тем временем уже вовсю пировал. Новобрачные были одни, за исключением старой Фанты, которая отвела Софью в церковь и сопровождала молодую пару назад в Триану.

За целое утро Софья не произнесла ни слова, она не обращалась ни к Фанте, ни к Пако. В церкви, на вопрос пастора выходит ли она, раба Божья, замуж по собственной воле и берет ли в мужья Пако, в ответ слышался едва различимый шепот. Сейчас Софья тупо смотрела на вход в пещеру Пако и не обращала внимания на присутствие Фанты. О чем ей было с ней говорить? Старуха не помогла ей раньше, а теперь было поздно уже. Женщина-цыганка, ослушавшаяся мужа, могла быть изгнана из табора и ей оставалась лишь улица.

– Здесь теперь твой дом, – пробормотала Фанта. – Будь счастлива и роди своему мужу много детей.