– Оно изменится, – доверительно сказала Софья. – Если нам удастся продержаться, то Веллингтон изменит обстановку.

Он негромко рассмеялся.

– Ты еще по-прежнему рассчитываешь на нашего великолепного англичанина? На этого полубога? Хотя, может, ты и права, и он приготовит чудо из чудес. – Роберт прошелся к полкам и снял с них несколько книг. – Ну а мне, тем временем, не мешало бы взглянуть, какую прибыль мы можем извлечь с наших имений и разных других мест. Может быть, и сумеем как-то продержаться. Не стоило бы сдаваться сейчас.

Софья направилась к двери, но остановилась и вновь посмотрела на него. Во всем, что касалось его, она сдаваться не собиралась. Она будет работать, и ждать и в один прекрасный день все станет на месте. Когда-нибудь он полюбит ее так, как любит его она.

Позже, в своей комнате, она вспомнила про тот узелок, который дал ей Чичи. Он вылетел у нее совсем из головы.

Софья сохранила юбку, в которой она была в Триане. Грязная, в пятнах, кое-где разорванная она, тем не менее, стала символом ее примирения с табором, символом конца бесконечной, иссушающей ее ненависти к Пако, символом отмщения, победы и спасения ее сына. Она ее никогда не выбросит, ни за что.

Софья расправила ее и стала обшаривать карманы. Наконец она нашла, что искала. Все оставалось в том же самом виде, в котором она забрала это у Чичи. Софья развязала узелок из старой косынки и посмотрела на то, что лежало у нее сейчас на ладони. Это была серьга в виде золотой, свернувшейся в маленький клубок, змейки с крохотным рубином на кончике языка. И серьга эта, до сих пор, была вместе с ухом Пако.

На пятый день после вызволения Рафаэля дождь прекратился. К ночи небо прояснилось, взошла луна, а крупные звезды сияли ярким голубовато-белым светом, как бриллианты. Мальчик спал спокойно, а вот Софья нет. Ее донимали дурные сны, в которых присутствовали неосуществленные надежды и противоречивые желания. Не спокойно на душе по ночам было и у Роберта. Он часто просыпался и размышлял о своем сыне, его матери, о своей семье, которая по прихоти судьбы оказалась от него очень далеко, чуть ли не в другой галактике.

Часы, в примыкавшем к спальне пассаже, пробили четыре часа. Устав от бесконечных размышлений, Роберт откинул покрывало и встал с кровати. Он направился к балкону и, распахнув двери, вышел наружу. Первым его ощущением был холод – резкий, необычный. Такой он помнил еще со времен Лондона, лет одиннадцать назад. В подтверждение резкого похолодания Роберт заметил и иней, который покрывал каменный парапет балкона, стволы деревьев и кусты, которые росли в патио. Мороз в Андалузии, да еще в ноябре – дело неслыханное.

– Распалась связь времен, – вполголоса произнес Роберт слова Шекспира и подумал о том, как это отразится на морских перевозках. Он поежился и вернулся в свою теплую кровать.

Утром дом проснулся в окружении холодных стен и ледяных мраморных полов. Софья распорядилась, чтобы слуги разожгли как можно больше жаровень и расставили их по всему дворцу. Все ходили вялые, какие-то оцепенелые от этой необычной смены погоды. Дозваться многих было трудно. Анхелина, крестясь, бормотала нескончаемые молитвы и магические заклинания.

– Это плохие времена наступили, сеньорита, очень дурные, – шептала она.

– Не такими уж дурными они будут, если вы будете делать все, что вам говорят, – язвительно сказала Софья. – Ты сказала Пури, чтобы она разожгла жаровню?

– Ну конечно, сказала, но она, эта Пури, делает, что ей заблагорассудится. Она холода не чувствует, потому что внутри ее пылает огонь.

– Анхелина, о чем ты здесь рассуждаешь? Передай Пури, чтобы она сию же минуту разожгла угли. Если она этого не сделает, то сегодня же вечером ее здесь не будет.

– Сеньорита, тогда и Энрике вам придется выгнать.

– О чем ты? Энрике служил у меня не один год, он… – Софья замолчала и внимательно посмотрела на экономку. – Ты хочешь сказать, что у Пури с Энрике роман?

– Да, сеньорита, это так.

– Но Пури ведь, самое малое, лет на десять старше его.

Анхелина только ухмыльнулась. Она приставила руки к шее.

– Вот отсюда и выше – да, может быть. Но если ниже – она девчонка.

Софья не удержалась от смешка.

– Хорошо. Иди и скажи Пури, что если она через час разожжет жаровню, то идальго справит ей такую свадьбу, которой она отродясь не видела. Я сама займусь этим.

– Вы согласны помочь ей выйти замуж за Энрике?

– А что тут такого? Я все что угодно для нее сделаю, лишь бы во дворце было тепло.

Сияющая Анхелина уплыла. Софья собралась подняться к себе в комнату, чтобы взять еще одну шаль, но тут у ворот Патио дель Ресибо зазвенел колокольчик. Она услышала, как один из садовников пошел открывать ворота. Софья направилась к дверям, чтобы встретить гостей.

В Патио въехала небольшая черная карета, запряженная парой неказистых лошаденок. На двери кареты не было никаких инициалов. Возница был одет в обычную одежду. Дверь кареты отворилась и из нее вышла одетая в черное женщина под непроницаемой вуалью на лице. Прежде чем сойти на землю, она повернулась вглубь кареты и что-то сказала. Очевидно, в карете сидел еще кто-то, кому войти во дворец не было необходимости. Женщина, закрыв дверь кареты, направилась к Софье.

– Я приехала сюда встретиться с идальго, – судя по ее интонации, она всю жизнь только и занималась тем, что отдавала распоряжения.

– Он очень занят, – довольно резко ответила Софья. – Делами дворца занимаюсь я.

– Но не тем делом, которое у меня к идальго. Потрудитесь передать дону Роберту, что к нему гостья. – С этими словами женщина подняла вуаль.

Софья возненавидела ее с первого взгляда. Она была немолода и красавицей ее назвать можно было с достаточной натяжкой. Но она излучала осязаемое сладострастие и то, как она произнесла имя Роберт, говорило о том, что они друг друга знали, по меньшей мере, довольно близко.

– Передайте идальго, что с ним желает говорить Мария Ортега.

Она прошла мимо Софьи в вестибюль и принялась томно и устало снимать перчатки. Софья даже не шелохнулась.

– Пожалуйста, Гитанита, – мягко, даже участливо обратилась к ней гостья. – Это очень важно. Полагаю, дон Роберт будет рад встретиться со мной.

Похоже, Марии Ортеге были известны самые интимные подробности жизни не только Роберта, но и ее, Софьи. Ну и что из того, – подумала Софья. – Сейчас вся Испания знает, кто я такая. А всей Андалузии известно, что она живет в Паласьо Мендоза.

– Подождите здесь, – ответила Софья.

Она решила не посылать лакея на поиски Роберта, а сама отправилась в его комнату и постучала.

– Роберт, тебя хотят видеть.

Дверь открыл Тито. Роберт заканчивал свой туалет, он стоял перед зеркалом и завязывал на шее белый платок. Он не повернулся к ней.

– Что за визитеры? Ты не могла бы заняться ими сама?

– Нет, она желает видеть тебя.

– Она? – Его рука потянулась к сюртуку.

– Да. Судя по всему, это какая-то твоя старая знакомая… Весьма привлекательная особа, прямо королева. Она мне сказала, что ее зовут Мария Ортега. – Софья следила за тем, какой будет его реакция, но он остался безучастным к ее сообщению. – Ты ее давно знаешь?

Роберт пробурчал что-то невразумительное и застегнул последнюю пуговицу на сюртуке. Тито схватил щетку и принялся смахивать с него невидимые пылинки, но Роберт отстранился.

– Потом, Тито. Я уже и так на сегодня достаточно вычищен и отполирован.

Без единого слова он проследовал мимо Софьи и вышел в коридор. Она некоторое время раздумывала, глядя ему вслед, но потом… Черт бы их побрал, обоих! Я что, кукла какая-нибудь, которую куда захотел, туда и поставил! Софья последовала за ним.

Он уже сошел с лестницы, и Софья могла наблюдать, как происходила эта встреча. Мария Ортега сняла плащ и шляпу и осталась в черном платье. Ее молочно-белая кожа, рыжие волосы золотистым пятном мерцавшие в неярком свете вестибюля дворца, черное платье – все это создавало очень выигрышную для нее картину. Что и говорить – женщина выглядела весьма эффектно и соблазнительно. Она протянула к нему обе руки, Роберт принял их, потом приблизился к ней и поцеловал ее в обе щеки.