– А как же тогда Ракель? – спросил Клови.

– Предполагалось, что Алекс где-то встретится с ней и расплатится, – начал я. – Так считает Ракель. Но, по-моему, у Алекса другие планы.

– На что вы намекаете?

– Мы думаем, или, вернее, боимся, – продолжал я, – что Алекс собирается убить ее.

– Как мне кажется, это едва ли вероятно, – возразил Клови, однако было заметно, что он задумался. Потом вскочил и начал расхаживать по комнате, рассеянно пробегая пальцами по позолоченной мебели. Наконец он повернулся к Нивес.

– Вы уверены, что он планирует жениться на вас?

Нивес кивнула.

– Я помогала организовать его вылет из Франции.

Клови опять задумался. И по лихорадочному движению его бровей можно было видеть, как в нем идет логическая борьба с преклонением перед героем. В конце концов он задал ключевой вопрос:

– Вы богаты, мисс Нивес?

Она кивнула.

– Проклятие! – воскликнул Клови. – Тогда, видимо, это правда. Хотя я всегда аплодировал идеализму Алекса, у меня тоже возникали сомнения на этот счет. Слова чересчур легко слетали у него с языка. Да! Я обманывался.

– Где он? – спросил я.

Клови посмотрел на меня. Теперь он стал серьезным.

– Что он собирается делать, когда встретит Ракель, если не хочет взять ее с собой?

– Он планирует на долгое время избавиться от нее, – ответил я. – Сейчас он мертв, так что вполне может делать все что захочет. И он достаточно богат, чтобы провернуть дело, не оставив следов. Все сойдет гладко. Ракель сейчас в пути. У меня нет доказательств, но я хотел бы встретиться с Алексом раньше, чем Ракель. Поехали, Клови!

Он стоял в центре комнаты с видом человека, не способного принять решение. Потом он что-то надумал, обернулся и пролаял:

– Подождите. Я сейчас вернусь. – И тут же выскочил из комнаты.

– Что это могло бы означать? – обратилась ко мне Нивес.

Я пожал плечами. Это было представление. Я имею в виду, позирование.

Вскоре Клови вернулся в гостиную. Он сменил халат на грубовато выглядевший кожаный пиджак, надел солнечные очки янтарного цвета и натянул на набалдашник трости водительские перчатки.

– Пошли, – бросил он, направляясь к двери.

– Куда мы идем?

– Глупый вопрос, – сказала Нивес, потянув меня к выходу вслед за Клови.

– Эй, послушайте, разве в самом деле необходимо так быстро гнать? – спросил я.

Мы все трое втиснулись в отделанную орехом пилотскую кабину машины Клови. Реставрированная «Испано-Суиза» со старомодным мотором переходила от надрывного кашля к паническим завываниям и делала это так громко, что мне пришлось выкрикнуть свой вопрос. Нотка страха прозвучала в нем сильнее, чем я бы хотел. Клови не обратил внимания на мои слова, а Нивес вела себя так, будто наслаждалась всем происходившим. Я бы тоже наслаждался, если бы не уверенность, что через секунду мы въедем в автобус и нас разотрет в лепешку или мы снесем собственными головами витрину магазина.

В Париже была поздняя ночь, два часа, движения почти никакого, что делало наше положение еще хуже, потому что позволяло Клови прибавить скорость. Подумав, я вспомнил, что он, наверно, ждал всю жизнь такого честного, как перед богом, настоящего чрезвычайного события. Но все равно, Клови мог бы подождать еще несколько минут и вести свою идиотскую спортивную машину на безопасной скорости и не пугать, черт возьми, пассажиров, не страдающих, как он, склонностью к самоубийству.

Мы пронеслись по Елисейским Полям, будто танковый дивизион с реактивными двигателями, с диким скрежетом на двух колесах обогнули Триумфальную Арку, пулей пролетели по авеню Клебер. И каким-то чудом выскочили на кольцевую дорогу, никого не задавив.

Позади я слышал сирены полицейских машин. Мы их обогнали. Будь я проклят, если мы не обогнали радиоволны, на которых полицейские переговаривались друг с другом.

Затем мы оказались на шоссе номер 135 и покатили по прямой дороге под зыбкой тенью листьев между ровными рядами деревьев. За час мы оставили позади миль сто или больше.

– Куда мы едем? – удалось выдохнуть мне.

– Уже приехали! – крикнул Клови, сворачивая к вывеске «Аэровокзал Анненси».

Впереди мы увидели маленький аэродром, огороженный стальной сеткой, и сетчатые ворота, закрепленные цепью. Клови, даже не сбросив скорости, въехал в них, и при свете одной фары мы подкатили к низкому зданию аэропорта рядом со взлетно-посадочной полосой.

Клови резко затормозил. Чуть пошатываясь, я вылез из машины вслед за Нивес.

– Что здесь происходит? – спросил я. – Где Алекс?

Трое мужчин вышли из темного здания аэропорта. При выглянувшей на три четверти луне я сумел разглядеть, что они вооружены револьверами. Один из них Жан-Клод. Второй Найджел.

– Привет, ребята, – бодро бросил я, хотя особой бодрости не испытывал. – Не знаю, как вы догадались приехать сюда, но я, честно, рад вас видеть.

– Что будем с ними делать? – спросил у Клови Найджел.

Высокий и торжественный, Клови стоял в полутьме и стягивал перчатки.

– Они знали, – коротко бросил он. – И я подумал, лучше привезти их сюда.

– И ты, Клови, – сказал я.

– Я не обещал вам розовый сад, – пожал плечами Клови.

– Эй, эй, парни, давайте все проясним, – снова начал я. – Сделаем один гигантский шаг от края надвигающейся катастрофы, забудем об Алексе, пойдем куда-нибудь и пропустим пару бокалов. Для вас это о'кей?

– Возьми себя в руки, Хоб, – строго одернул меня Найджел. – Мы все сожалеем. Но разве ты не можешь хотя бы вести себя как мужчина?

Я вытаращил глаза. Найджел всегда был человеком со странностями, но это слишком даже для него. От Жан-Клода я мог ожидать любого предательства. Привыкаешь ко всему, когда имеешь дело с американцами иностранного происхождения. Но Найджел? Найджел Уитон? Мой старый приятель Найджел?

– Допустим, ты здесь немного посидишь, пока мы разберемся что к чему, – предложил Найджел, жестикулируя револьвером.

Третий шагнул к свету. Высокий, светловолосый, застенчиво улыбающийся. Это был Алекс.

У меня поехала крыша.

– Пошли вы все к черту! – заорал я. Если мне предстояло умереть за свой характер, то это означало бы, что я ушел как трус. Я закинул голову и издал вопль, который можно было услышать во всей Франции и даже, наверно, в части Испании. Но когда я начал вопить в полную силу, Клови ударил меня по черепу железным ободом.

«Сказать по правде, с тобой могло бы получиться хуже. Ты мог не просто потерять сознание, ты мог умереть. А это не очень забавно, ты не находишь?» – так я рассуждал сам с собой. Вернее, одна часть моего разума предавалась рассуждениям, пока вторая часть плавала в ослепительном море света. Мне казалось, что я слышу накаты волн на берег, и это было странно. Париж стоит в глубине континента, а не на море. В тот момент, когда я обдумывал эту мысль, показалось несколько фигур, они словно выткались из тумана, и я приготовился к встрече с приятными видениями, или к галлюцинации, или называйте это, как хотите. И тут я почувствовал, как кто-то трясет меня. Грубо. Резко.

– Просыпайся, Хоб.

Какая-то адская ситуация, потому что я еще не знал, кто это. Я не знал, кто мне говорит «просыпайся», но я понимал, что этот кто-то вне меня чего-то от меня хочет. А я находился в одном из тех состояний, в какое впадаю, когда меня резко ударяют по черепу. Я будто бы всплывал и наполовину находился не здесь, и слух разыгрывал со мной странные шутки. Будто бы я плыл в туннеле и слышал пугающие голоса, которые искажались и менялись, отскакивая от стен.

Одно было ясно. Я неправильно оценил ситуацию. И не стоило особенно проклинать себя за это. Не моя вина, если люди лгут. Но вина или не вина, я попал в беду. И поскольку у меня не было плана, я решил, что пока лучше притворяться потерявшим сознание. Откровенно говоря, я бы предпочел зимнюю спячку, если бы знал, как в нее впасть. Весной всегда все кажется лучше, вы не согласны?