– Ну, старина, как ты себя чувствуешь? – немного спустя произнес знакомый голос.

Я узнал этот голос и открыл глаза. Возле меня на низком стуле сидел Алекс. В руках у него маленький пистолет. Он не нацелил его в меня, но в то же время и не отвернул в сторону.

Я старался придумать, что бы сказать, и выдохнул лучшее, что пришло в голову:

– Привет, Алекс.

– Привет, старина, – с задумчивым выражением ответил Алекс. В его голосе я не услышал иронии. На нем был комбинезон из плотной хлопчатобумажной ткани и черная кожаная куртка, как у пилотов. Выглядел он очень мужественно. И еще солнцезащитные, отражающие свет очки. Это меня встревожило. Когда смотришь фильмы, то парни всегда надевают такие очки, если идут кого-то убивать.

Мы были в маленьком офисе, наверно, в здании аэропорта. Над головой флюоресцентный свет. До середины стены доходят светло-коричневые панели под дерево. Потолок кремовый. Под ногами серовато-зеленый линолеум. Несколько столов. Один пустой, на другом экземпляр газеты «Монд», полные пепельницы, телефон. Эти подробности не имеют значения, но я ухватился за них потому, что меня немного беспокоило: а вдруг это последнее, что я вижу? И когда дьявол спросит: «Как выглядела комната, в которой тебя убили?», мне хотелось бы быть способным дать ему приличный ответ.

– Знаешь, старина, – между тем говорил Алекс, – ты поставил меня в трудное положение. Почему тебе понадобилось заниматься расследованием?

– По-моему, из-за Ракель, – ответил я. – Разве я могу позволить тебе убить ее?

– Конечно, можешь, – возразил Алекс. – По-видимому, мне надо бы тебе объяснить. Но я был уверен, что ты понимал.

– Что понимал?

Алекс потер ладонью глаза и печально посмотрел на потолок.

– Невыносимая женщина, по-моему, ты сам понял. Она пришла в эту жизнь, чтобы многим людям, в том числе и себе, создавать какие только есть несчастья.

– Может, и так. Но это не оправдывает убийства.

– Нет, Хоб, вполне оправдывает.

– Алекс, не начинай снова.

– Хоб, мы много раз на Ибице обсуждали вопросы такого рода. Но тогда ты был более независимым мыслителем. Жизнь в Америке словно размягчила твои мозги. Хоб, проснись, ты превратился в моралиста из телевизионной драмы.

– Алекс, мне все равно, что мы тогда говорили. Человек за жизнь наговаривает много чепухи. Но ты не можешь убивать людей только потому, что они невыносимые.

– О, понимаю, у тебя нет такой привычки, – вроде бы обрадовался Алекс. – Но если это происходит случайно, то не имеет большого значения. Правильно?

– Нет, неправильно, – возразил я.

– Ну конечно, неправильно. Однако давай оставим абстракцию. Человеку дается только одна жизнь. Ты можешь представить жизнь человека, которого преследует Ракель?

– Где сейчас Ракель?

– В дороге, едет сюда.

– И ты собираешься ее убить?

Алекс покачал головой и спрятал в карман пистолет.

– Перестань болтать глупости, Хоб. Я убиваю людей только теоретически. Я собираюсь ее купить.

– Думаешь, она позволит? Ведь она любит тебя, Алекс.

– Совершенно верно, – согласился Алекс. – И она чертовски разозлится, узнав, как в реальности обстоят дела. Но, по-моему, она практичная особа. Миллион долларов мелкими купюрами облегчит ей долгую дорогу к хорошему самочувствию.

– Она не собиралась расстаться с тобой? – спросил я.

– Нет, но это осталось в прошлом. Нынешняя ситуация такова: у нее в руках реальный миллион наличными, а это должно перевесить пять миллионов в здешней валюте.

– Ну, ты знаешь ее лучше, чем я.

– Она скоро появится. Не беспокойся, все будет нормально.

– Я видела огни со стороны города. – В комнату вошла Нивес. – Они приближаются. Думаешь, это она?

– Вероятно, – пробормотал Алекс.

Нивес выглядела великолепно. Латиноамериканская красавица. Такой место на сцене.

– Я подумала, – начала Нивес, – наверно, я слишком мягко относилась к делу. Ты и правда, Алекс, считаешь, что она устроит неприятности? Может, тебе надо убить ее?

– Нивес! – воскликнул я.

Она не обратила на меня внимания.

– Я имею в виду, только если ты считаешь, что так будет лучше. Ты больше знаешь о таких делах, чем я.

– Не беспокойся, – заметил Алекс. – Я никогда не планировал убивать ее. Ты все придумала сама.

– И все равно, это совсем неплохая мысль, – задумчиво протянула Нивес.

В комнату вошли Клови, Найджел и Жан-Клод.

– Алекс, я хочу задать вам один вопрос, – начал Клови. – Все эти слова, какие вы говорили о миссионерской работе в Африке, – вы лгали мне?

– Вовсе нет, – запротестовал Алекс. – Я искренне верил сам. Это часть моей натуры. Альтруизм. Спросите любого, кто знает меня. Спросите Хоба, он знает меня по Ибице. Но другая часть моей натуры не позволяет мне быть альтруистом. Эта алчная часть заболевает, когда я, будто тупица, наблюдаю, как другие парни захватывают богатства. Когда телевизионные комментаторы несут свою обычную морализаторскую чепуху, алчная часть говорит: «Хе-хе-хе». – Он повернулся ко мне. – Это, Хоб, национальная игра в мораль. Мы, люди, составляющие огромную аудиторию телезрителей, говорим «Хе-хе-хе», когда год за годом комментаторы показывают нам драму, где воруют дорвавшиеся до власти. Мы Народ Слепцов. По-моему, комментаторы просто визжат от восторга, когда в политике разыгрывается скандал. Такая штука, как «Ирангейт», должно быть, многим сделала состояние. Так вот, на этот раз я не хочу быть одним из зрителей, я хочу быть одним из берущих. Каждый выбирает свой путь. Это американский путь. Я хочу забрать деньги и девушку, поехать в Южную Америку и жить как принц мафии.

– Но больница! – воскликнул Клови. – Что будет с больницей?

– Всему свое время, старина, всему свое время.

– Но не сейчас?

– Правильно. Пока еще не до Африки. Я слышал, сейчас там жаркий сезон.

– Вы отправляетесь в Парагвай с этой женщиной, чтобы вести роскошную жизнь капиталистического бездельника?

– Правильно, Клови. По-моему, это верное обобщение. Пожалуй, я лгал вам. Но с хорошими намерениями.

– Самообслуживание! – фыркнул Клови.

– Вы знаете что-то лучшее? – усмехнулся Алекс.

– Нет, – сказал Клови. – Я не могу позволить, чтобы все так кончилось.

– А как вы хотите, чтобы кончилось? – спросил Алекс.

– По-моему, вы должны дать мне миллион тех долларов, которые вы украли, а я передам их в благотворительную организацию для африканских детей.

– Кстати, – вступил Найджел, – пока ты еще здесь, миллион для меня и для Жан-Клода тоже не будет ошибкой.

– А ты что хочешь, Хоб? – обернулся ко мне Алекс.

– Я бы хотел вернуть некоторые свои мечты, – ответил я.

– Как ты думаешь, дорогая? – Алекс посмотрел на Нивес.

– Дай им всем половину, – решительно заявила Нивес, – и пусть они сами разделят. Таким образом мы расстанемся с ними друзьями, и у нас еще будет пять миллионов. Но что бы ты ни решил, делай быстро, дорогой. Парагвайский «Боинг-707», пилотируемый Качем и Армадилло, приземлится с минуты на минуту.

– «Боинг-707»? – нахмурился Алекс. – Но ты же знаешь, я хотел истребитель.

– Я старалась угодить тебе, любовь моя, но у них нет истребителя на такое расстояние. Мы не сможем заправиться топливом раньше Тенерифа.

– Ты все прекрасно устроила, – согласился Алекс. – Как тебе удалось разрешить вопрос с французским воздушным пространством?

– Это совсем нетрудно, – пояснила Нивес. – Наш полет зарегистрирован как возвращение домой официального парагвайского наблюдателя за недавними маневрами НАТО.

Издалека донесся звук мотора самолета.

И тут дверь с размаха распахнулась, в комнату ворвалась Ракель.

– Привет, Ракель, – улыбнулся Алекс. – Рад, что ты правильно установила связи. У нас с тобой есть дело, которым надо заняться.

– Кто эта Барби в черном варианте? – Ракель посмотрела на Нивес.

– Это Нивес, – ответил Алекс.

– Ах вот оно что, вот оно что? – Ракель окинула взглядом Нивес с ног до головы. – Алекс, ты пытаешься мне сказать то, что я думаю?