От усилившейся боли в груди Повелитель свирепо зарычал. Княгиня дернулась, ладошкой поспешно вытерла глаза, повернулась с гордо выпрямленной спиной, облила презрительным взглядом. Алтын подскочил. В прекрасных глазах метнулся страх, но Умила не сдвинулась с места, лишь подбородок задрала выше.

– Зачем? – простонал Повелитель жалко. – Зачем я встретил тебя?

Умила недоуменно дернула головкой.

– Зачем?! – всхлипнул Алтын. – О боги, почему я влюбился в эту женщину, почему она меня отвергла, почему не смог залить горе вином и утолить распутными девками? Откуда ты свалилась?

Умила выдержала поток слов, сказала холодно:

– Не нравится – верни обратно.

– Не могу! – произнес Алтын с мукой. – Я умру без тебя! У меня никого не осталось, кроме тебя. Сомчей, друг мой, брат мой, покинул меня!

Княгиня вздрогнула от нахлынувшей жалости. Отблеск светильников задрожал во влажных глазах.

– Он был лучшим из твоих людей, – сказала она горько.

Алтын схватился за голову, метнулся по шатру – загремела посуда, светильники упали на драгоценные ковры, пламя взметнулось весело, но холодный взгляд язычки истребил.

– Он был лучше меня! – простонал Повелитель. – Не раз помогал, спасал жизнь, а я отплатил тем, что убил. Убил, потому что он хотел лишить меня единственной на свете женщины. О, горе мне!

Алтын рухнул перед княгиней на колени, рыдания сотрясали могучее тело, неустрашимый степняк жалко всхлипывал, давился слезами. Умила холодно смотрела сверху вниз, но в голове метались смятенные мысли, сердце сжималось от острой жалости. Глаза закрыла мутная пленка, сердце стукнуло встревоженно, по телу разлилась горячая волна. Не понимая, что делает, опустилась на колени, голова Алтына прильнула к высокой груди.

Повелитель вздрогнул, зарыдал сильнее, вжимаясь всем телом, не замечая, что могучими руками крепко обхватил хрупкую фигурку. Умила смущенно попыталась выбраться из объятий, но от его тела пахнуло мощным жаром, древним, сильным. Стало так уютно, грудь согрелась теплым чувством.

Тонкими пальчиками коснулась бритой головы, нежно погладила. Повелитель вздрогнул, поднял голову. Он утонул в женском взгляде, как в бездонном омуте, шелковистую кожу ее щеки согрел грубой ладонью, а второй рукой потянулся к роскошным волосам.

Княгиня запоздало попыталась отстраниться, но мышцы, разогретые неистовым жаром, подчиниться отказались. В груди сладко горело, в низ живота ударила горячая волна, дыхание изменилось.

Алтын бережно уложил княгиню на спину, мучительно долго снимал одежду, постанывая в сладком бреду. На этот раз взял осторожно, нежно, ласково. Захлестнувшись горячей волной, сознание Умилы погасло, руки крепко обняли мускулистую шею.

Буслай посмотрел на Кащея с ненавистью, дивий ответил холодным взглядом, осязаемо кольнувшим кожу, потрепал кошачью голову. Ушкуй довольно мурлыкнул. Зеленые глаза лучились ехидством, Буслай увидел свое отражение, скривился.

Гридень сердито пнул шелковую подушку – сидел на полу в просторной палате, украшенной ярко и богато. Золотые столики, стулья, скамьи и посуда играли веселыми бликами, вделанные в стены звериные морды изрыгали пламя. Кащей сидел в резном кресле, поглядывая на человечишку оскорбительно, хмыкал глумливо, из-за чего Буслаю хотелось раздавить бледный череп.

– Что-то дружок твой не торопится, – сказал Кащей гнусным голосом.

Буслай вспыхнул, ответил резко:

– А чего к тебе, жлобу, торопиться? Хоть бы поесть дал да подлечил малость. Как-никак коготь принес!

Кащей выслушал, на тонких губах зазмеилась усмешка.

– Ты прав, никак, – кивнул он.

В голосе содержалось столько яда, что Буслай задрожал от унижения, сердце рвала беспомощность. Кащей прекрасно понимал состояние гридня – второй день издевался, запер в роскошной палате, поил водой, морил голодом.

– Зачем добро зря переводить? – удивлялся он просьбам.

«Надо было по тощей шее чиркнуть коготком», – подумал Буслай с тоской. Кащей хмыкнул, щелкнул пальцами – горло гридня стиснула железная рука. Буслай захрипел, скосил глаза, от удивления пикнул: сам себя душит!

– Я тебя, паскуда, насквозь вижу, – сказал Кащей и захохотал мерзко. Ушкуй согласно чихнул.

Земляной кот насторожился, шерсть вздыбилась, метнулся от кресла хозяина. Кащей глянул удивленно. Буслай оторвал десницу от горла, посмотрел на предательницу с укором.

В палату ворвались маленькие человечки – на личиках неописуемый ужас – и тонко залопотали на зауми. Кащей вслушался, брови поползли на вершину лысой головы. Ушкуй зашипел грозно, прыжком оказался у входа. Массивные створки металлических дверей распахнулись, в проеме появился Лют, окруженный стаей малюток.

Буслай ахнул жалостливо: на соратника смотреть страшно, будто побывал в жерновах – ободранный, измученный, бледностью превосходил Кащея, вместо лица – кусок мяса с измученными глазами. Лют шагнул, Ушкуй сердито зашипел, в замешательстве посмотрел на хозяина. Кащей остолбенело уставился на измученного воина, прикипел к ларчику, обвязанному змеем.

Буслай подскочил, обнял за плечи, затараторил часто:

– Лют, вот и ты, как хорошо! Ты и впрямь великий герой! Самого Нияна умыл, ведь умыл, вишь как! И выбрался, вижу, легко, подумаешь, пара царапин, на тебе быстро заживет.

Поперхнулся слезами: соратник холодный, как камень, жизни осталось на полвдоха. Аспид-змей зашипел, но расплел тугие кольца, сполз на землю. Ушкуй осторожно схватил того пастью, вернул хозяину. Кащей напряженно смотрел на адамантовые грани. Аспид-змей привычно пристроился на шее. Буслай швырнул ларчик в худую харю.

Костистые руки бережно поймали, дужка замка кракнула, крышка открылась, как прожорливая пасть. Лицо дивия исказилось, в глазах заблестело облегчение, осторожно закрыл, пристроил на коленях.

– Надо же, – сказал он недоуменно, – и впрямь в тебе не ошибся. Молодец. А по дороге назад тебе никто не встретился? – спросил он осторожно.

В груди Люта страшно забулькало, захрипело, губы растянулись со скрипом, засохшая корка крови осыпалась темными комочками.

– Встретил твоего слугу, – прохрипел Лют тихо. – Не досадуй, он не проспал.

Кащей глянул на белый обруч, промямлил растерянно:

– Н-но как?

Буслай подозрительно посмотрел на худую немочь, неясное чувство тревоги растеклось в груди холодком. Лют шатнулся, соратник заботливо поддержал и заплакал, глядя на обезображенное лицо.

– Одной левой, – прихвастнул Лют. Кашель согнул пополам, изо рта потекла мутная желчь.

Кащей холодно наблюдал, как помогал человечишке соратник. Едва Лют отдышался, молвил:

– Вижу, что одной.

Лют усмехнулся, выплыл из накрывшей тьмы небытия, с трудом удерживаясь на поверхности.

– Мы уговор выполнили.

Буслай кивнул, уставился на Кащея выжидательно. Дивий промолчал. Светильники бросали желтоватые отсветы на макушку, в глазах Ушкуя плясали озорные огоньки.

– Знаешь, что в ларце? – спросил Кащей медленно.

Лют прохрипел:

– Догадываюсь. Непонятно, как у Нияна оказался, но не мое дело. Исполняй уговор.

Лицо Кащея скривилось, сказал презрительно:

– Давненько таких дураков не видел. Видать, Ниян тебе мозги отбил. С чего взял, что отдам?

Буслай гневно вскрикнул, прожег нелюдь взглядом. Кащей даже не поморщился, темные провалы глаз направил на обезображенного воина.

– Уговор дороже денег, – прохрипел Лют с несокрушимой убежденностью.

Кащей гнусно расхохотался, пламя светильников задрожало, в палате чуть потемнело. Ушкуй насмешливо выгнул спину, чиркнул когтями по полу, оставив глубокие борозды.

– Вот глупый человечишко, – сказал Кащей мерзким скрипучим голосом. – Сколько за вами наблюдаю, не перестаю дивиться. Навыдумывают непонятных правил – честь вроде? – и оставляют их соблюдение на… ха-ха… совесть!

Лют устало закрыл глаза. Буслай поддержал пошатнувшегося соратника, вгляделся с тревогой, но воин с трудом разлепил веки. Кащей продолжил: