– Неужто отправился выручать лебедушку? Один?

Вольга покачал головой, посох стукнул в пол.

– Думается, таинственный друг во вражьем войске вновь подал весточку. Или просто из вражьего стана. Нашего влюбленного дурака сейчас можно выманить одним словом. Беду чую, Стрый.

Воевода поднялся, на лицо волхва упала тень. Могучан подобрался, сытая расслабленность исчезла, мускулы хищно напряглись.

– Опять волховье чутье, – буркнул Стрый задумчиво. – Откуда только берется, наколдовываете, что ль?

Вольга невесело усмехнулся:

– Можно и так сказать. С той поры как Ратьгой бедро мне располосовал, так и ноет, как какая гадость. – Лицо волхва стало серьезным, встревоженным. – Скорее, Стрый, и впрямь беда.

Воевода глянул остро, лицо потемнело. Вольга еле успел отскочить, крупное тело едва не вбило в стену, терем огласился топотом. Волхв сплюнул, метнулся следом.

Стрый мигом облачился в броню, выскочил во двор. Гором заржал на мощный клич, двери конюшни разлетелись, червь ярко полыхнула в глазах. Воевода легко, как молодой кот, вспрыгнул на спину, заполошные слуги дернулись к запертым воротам, но угольная громада звонко заржала, копыта чиркнули по верху ворот, мостовая взорвалась обломками. Воевода промчался, как ураган: князь точно попеняет за разбитую мостовую.

Стражи у городских ворот хмуро глянули. Стрый закричал яростно, будя окрестности. Со стены недовольно буркнуло:

– Чего орешь?

– Ратьгой, отворяй ворота, очень надо.

– Еще один, – вздохнул старый воевода. – Тут еще княжий вестник проезжал, скрытный такой.

– Перуна ради, отворяй ворота! – закричал Стрый, надрывая горло.

Створки шумно заскрипели, воевода протиснулся в щель. Гором перемахнул широкий ров, как канавку, копыта дробно застучали. Рванулся в поле, оставляя размазанную полосу, облитую мертвенным светом луны. Позади коня, будто из травы, выскочил огромный волк, глаза хищно сверкнули зеленым светом. Длинными прыжками устремился за Стрыем, догнал, пошел рядом.

Гором скосил горящий глаз, фыркнул угрюмо, Стрыя едва не снесло со спины встречным ветром. Могучан дернул головой, лунный свет отразился от зубов, плечи расправились до треска, разгоряченная скачкой кровь пенилась в жилах.

Впереди блеснуло отраженным светом, словно рыбка в чистой воде, донеслись злые крики, эхо стали. Зоркие глаза воеводы различили знакомую фигуру в скопище множества всадников, сверкающих стальной щетиной. Меч выпорхнул с хищным шипением, копыта загремели громче грозовых туч, ночной воздух разрезал могучий хохот.

Степняки на миг опешили, занесенные для последнего удара сабли замерли. В ночи полыхнули багровые угли, великанская фигура вломилась в ряды, с грохотом и скрежетом разметала, разбросала, как горсть зерна. Великан страшно захохотал. Меч разил безжалостно, брони распадались с легким скрежетом, в ночи плясали рои искр. Сочно зачвакало, будто обрушился ливень, крики ужаса заглушили испуганное ржание.

С рычанием из травы вылетел огромный волк, всадники посыпались с седел, жалобно крича: копыта обезумевших коней дробили кости, ломали грудные клетки, как плетеные корзинки, черепа раскалывались, как обожженные горшки.

В поле дробно загрохотало, бегущие степняки побросали сабли, не оглядываясь, пятками проламывали конские бока.

Стрый с диким ревом обрушился на группу смельчаков. Заскрежетало, небо содрогнулось от криков боли. Гором куснул коня, в пасти заблестел клок мяса, степняк с проклятьем свалился с застывшего свечой коня.

Али-Шер застыл на месте, конь под ним танцевал, рвался подальше от места, где пахло кровью, а жалобные крики сородичей разрывали сердце. Полководец не мог понять, откуда взялось чудовище, обратившее половину отборной сотни в бегство, а вторую покромсало, как кусок мяса за обедом.

Растаял в ночи последний предсмертный крик, горящие глаза чудовищного коня прожгли Али-Шера. Степняк очнулся, пришпорил коня, живот свела жестокая судорога. Надо поскорее ускакать от проклятущих дикарей, пусть с ними Повелитель разбирается, а он лучше в сторонке постоит…

В воздухе распласталось крупное тело, дохнуло лесным зверем, сильный удар вышиб Али-Шера из седла, конь с испуганным криком задал стрекача. Степняк вскочил, сабля взмыла над головой, перед глазами мелькнуло темное, горло разорвала жестокая боль.

Волк брезгливо отошел от растерзанного тела, горящими зелеными глазами окинул ночную степь. Струсившие степняки услышали довольный вой.

Стрый метнулся к Яромиру. Князь неловко пригнулся к гриве, меч болтался на ременной петле.

– Стрый, – простонал Яромир слабо, – скачи к условленному месту… Она там.

Воевода оказался рядом, поддержал падающего, буркнул сварливо:

– Все там будем.

Яромир вздрогнул, глаза полыхнули гневом, с трудом выпрямившись в седле, ухитрился смерить могучана взглядом сверху вниз.

– Княже, не дури, – раздался спокойный голос. – Разъезд тут не случайно, затею раскрыли.

Яромир рванул на голове волосы, глухо застонал. Стрый смерил волхва недобро, подхватил под уздцы княжьего коня, повел к городу.

– Почему, Сомчей? – спросил Повелитель.

Полководец поднял глаза. Алтын подивился пронзительной печали, отражение луны мелко дрожало.

– Отвечай! – рявкнул Алтын.

Сомчей согнулся, с протяжным стоном обхватил голову. Шергай поежился, медленно попятился, на душе стало гадко и муторно.

– Почему ты предал меня, брат? – спросил Алтын с болью.

– Ты не прав, – выдавил полководец. Каждый удар сердца с хрустом пробивал грудную клетку, кровь заменилась на кипяток.

– В чем? – возопил Алтын горестно.

Вокруг них никого – степняки незаметно отошли на значительное расстояние, стан умолк, воздух напитался тяжким предчувствием беды. Сомчей сказал невесело:

– Сам знаешь.

– Тебе их жалко? – изумился Алтын. – Жалко этих лесных червей, что копаются в земле? Да они созданы, чтобы мы их истребляли, очищая землю от погани. Таков наш воинский долг.

– А идти против побратима – тоже воинский долг? – заметил Сомчей ехидно.

Глаза Алтына полыхнули, полководец ощутил удар, подавил стон.

– Ты знаешь, зачем я иду, – прошипел Алтын. – Она должна принадлежать мне. Я ее люблю!

– Чужая жена – тесный колодезь, – согласился Сомчей.

Повелитель отшатнулся, лицо почернело, в горле заклокотало. Сомчей невольно отпрянул – показалось, что вместо Алтына появился великан, грозный, злобный, смертельно опасный.

– Сомчей, – сказал Алтын мягко, – брат мой, почему ты молчал?

– Ты бы передумал? – спросил полководец горько. – Вряд ли, не знаю, что ты нашел в песках, но обретенная сила на пользу не пошла.

– Разумеется, – рыкнул Алтын, – ведь без нее меня бы убили подсылы Арама! Почему он стал дороже? Ответь, брат.

Сомчей замялся. Затем лицо его осветилось. Твердо шагнул вперед. От исполненного непонятной мощи движения Алтын отшатнулся.

– Он просто лучше, брат, – сказал военачальник. – Просто лучше.

Избитый полководец подошел вплотную, обнял. Алтын ответил крепким объятием, горло закупорил комок, по щекам потекли горячие ручьи.

– Прости, – прошептал Сомчей. – Прости.

Алтын глухо завыл, сжал руки, сквозь зловещий гул в ушах расслышал влажный треск, сдавленный стон, на плечо хлынула горячая волна. Сомчей трепыхнулся, обмяк, руки безжизненно раскинулись в стороны. Повелитель бережно уложил тело на траву. Рыдания сотрясали тело, всхлипы терялись в траве, луна почернела от горя.

Алтын крепко поцеловал побратима в лоб, трясущимися пальцами опустил на застывшие глаза веки. Повелитель со звериным ревом поднялся, волна ужаса остановила сердца людей в стане, ослабленные от ран хрипели в предсмертной агонии, обезумевшие кони ринулись прочь, но вопль тоски и безвозвратной утраты настиг, парализовал.

В абсолютной тишине Повелитель побрел к шатру, петляя, как заяц, тень тяжело скользила следом, превращая плодородную землю в пепел. Полог шатра отлетел в сторону, бледный лучик прощально скользнул по бритой голове, убранство встретило глупым драгоценным светом, ноздрей коснулся нежный запах. Алтын разглядел сгорбленную фигурку, хрупкие плечики сотрясали рыдания.