– Закрой глазки, солнышко, – сказала она, наклоняясь и целуя дочь, – мама с тобой и больше не будет шуметь.

Роз сладко зевнула и закрыла глаза. Бонни повернулась к Элаю.

Он стоял перед камином, спиной к ней, положив руки на каминную решетку. Кто-то закрыл все двери.

Комната была просторной, но Бонни казалось, что она в склепе.

– Ты мог бы посоветоваться со мной, прежде чем купить пони для Розмари, – раздраженно – прошипела она.

– Наш сын умер, – сказал он. В его голосе звучала боль.

Бонни ухватилась за спинку стула, слезы хлынули у нее из глаз.

– Элай, пожалуйста!

Он резко развернулся, его лицо исказила боль, которую он скрывал так долго.

– Кайли умер, – повторил он. Его слова падали, как камни.

Бонни закрыла глаза.

– Не заставляй меня снова пройти через это, Элай. Я уже пережила это горе.

– Но я еще не пережил, – отрезал он, чтобы не разбудить Роз, он говорил тихо, – я не пережил!

Бонни покачнулась, Элай схватил ее за руку и потащил к дверям, ведущим в сад. Открыв одну из них, он почти вытолкнул Бонни, но не сразу повернулся к ней.

Его глаза смотрели не на нее, а в пространство. Казалось, Элай не видел Бонни.

– Боже, – сказал он, и его черты исказились, – самым страшным было видеть, как жизнь покидает сына, а я не могу ничего сделать.

Ноги не держали Бонни, она опустилась на скамейку, глядя на розовый куст Джиноа и не видя его, сейчас Бонни видела только одно: она спешит со спектакля. Домоправительница, миссис Перкинс, встречает ее на лестнице. Вот тогда-то Бонни и поняла, что случилось что-то ужасное. Она пробежала мимо Эммы Перкинс, мимо спальни в детскую.

Элай был уже там, он сидел на кресле-качалке, держа на руках ребенка. Он раскачивался. Когда он поднял глаза на Бонни, они были совершенно пустыми.

– Где ты была? – спросил он без всякого выражения.

Бонни не ответила: она была слишком потрясена. Она попыталась взять сына, но Элай вырвал у нее ребенка.

Даже теперь, спустя почти три года, Бонни словно слышала свой вопль, раздирающий душу. Она вытерла слезы рукавом. Самообладание покинуло Элая, и Бонни видела, что он борется с чувствами, уже не управляя ими.

Он начал расхаживать взад и вперед, пытаясь овладеть собой, но, судя по тому, как исказилось его лицо, Элай ощущал полную беспомощность.

Вдруг он остановился, запрокинул голову, и мучительный крик раздался в саду. Бонни казалось, будто Кайли только что умер у него на руках.

Бонни вскочила со скамьи, бросилась к Элаю и заключила его в объятия. Он плакал, и она, переполненная жалостью к нему, разделяла его боль.

Прошло немало времени, пока они успокоились, и рука об руку пошли к пруду. Светила полная луна, и дорога серебрилась у них под ногами.

Элай нарушил молчание.

– Я не могу потерять Роз, – сказал он.

Они стояли под шелестящими ивами, скрытые в их тени. Бонни чувствовала глубокую печаль.

– Она здоровая девочка…

– Я не это имею в виду, Бонни, – он смотрел на нее отчужденно, как в ту декабрьскую ночь. – Я хочу, чтобы дочь жила под моей крышей.

Руки Бонни безжизненно упали, она смотрела на темную воду пустыми глазами.

– Я не могу помешать тебе отобрать Роз, – через силу сказала Бонни, – любой судья в этой стране решит дело в твою пользу.

– Кажется, ты не понимаешь меня, Бонни, – голос Элая все еще не окреп, но сила и самообладание постепенно возвращались к нему.

Бонни ужаснулась: она потеряла одного ребенка и вот-вот потеряет другого. Она стиснула кулаки и горящим взглядом посмотрела в лицо Элая.

– Будь ты проклят, Элай! Не прикидывайся добрым! Я слышу угрозу в твоих словах!

– Угрозу?

– Да! Ты обвинял меня в смерти Кайли, ты сделал, мою жизнь невыносимой, а теперь ты хочешь наказать меня снова, отняв Роз! О Боже! Элай, как ты можешь быть таким жестоким!

Элай, сначала ошеломленный, вдруг пришел в ярость:

– Ты вот что думаешь? Что я собираюсь наказать тебя?

Бонни, несчастная и испуганная, отвернулась от него.

– Да, это то, что ты делаешь.

– Ты так думаешь обо мне после всего, что произошло между нами?

Бонни посмотрела на звезды.

– Да, – сказала она, вспомнив ночь на берегу реки. Из гордости она добавила: – Разве ты не видишь, что я только пользуюсь тобой, как и ты мною. Мне время от времени нужен мужчина, и ты для этого вполне подходишь.

Элай выругался и повернул ее к себе с неистовой силой. Его губы были сжаты, и глаза горели в лунном свете.

– Значит, – выдохнул он, – ты примешь мои условия: Так или иначе, но я хочу вырастить Роз как свою дочь. Но ей нужна мать, и только по этой причине я намерен жениться на тебе.

– Ты? – Бонни никогда еще не была так оскорблена. – Напыщенный, невежественный, самодовольный осел! Я не выйду за тебя замуж ни за что на свете!

Лицо Элая выражало ненависть.

– Тебе придется. Тебе придется. Потому что ты не захочешь потерять свою дочь!

– Ты знаешь, куда нанести удар, это точно, – сказала Бонни, признав свое поражение. В конце концов, ей пришлось согласиться. – Я выйду за тебя из-за Роз, но никогда не буду тебе женой! Клянусь, что не разделю с тобой постель никогда!

Элай засмеялся.

– Я затащу тебя в кровать, когда захочу, – бросил он, и Бонни вспыхнула, – да и Эрлина не оставит меня, так что не беспокойся.

Бонни нагнулась, чтобы поднять камень и запустить им в Элая. Но когда она нашла камень, Элай был уже в безопасности.

Бонни долго стояла у освещенного луной пруда, размышляя о том, как забрать Розмари, не заходя в дом Мак Катченов.

Она надеялась украдкой пробраться в комнату и молила Бога о том, чтобы избежать встречи с Элаем.

Бонни осторожно приблизилась к дому со стороны сада, свет из окон гостиной падал на кусты и цветы золотыми полосами, и она старалась держаться в тени. Двери были открыты.

Бонни заглянула внутрь и посмотрела, свободен ли путь в гостиную, но увидела Элая и Сэта, о чем-то спорящих. Розмари там не было. Бонни сосредоточилась, пытаясь обдумать ситуацию. Успокоившись, она услышала разговор мужчин.

Возбужденный и красный Сэт сорвал с себя пиджак и расстегнул воротник рубашки.

– Ничем нельзя извинить такого поведения… я не буду в этом участвовать!

Бонни осторожно прикрыла одну из дверей, и до нее донеслись слова Элая:

– Я перепробовал все, Сэт, все!

– Это принуждение! – горячо возразил Сэт. Он, казалось, был готов к схватке. Его глаза устремились к двери, и Бонни, поняв, что он заметил ее, нырнула обратно в сад и спряталась за кустом.

Больше она ничего не слышала, но это уже не имело значения: она сразу поняла, о чем они спорили.

Элай явно сообщил Сэту о своем плане заставить Бонни вступить с ним в брак, и Сэт, как порядочный человек, негодовал.

Зная, что немногие могут противостоять Элаю Мак Катчену, Бонни молила Бога, чтобы спор продолжился еще хоть несколько минут, а сама, обогнув дом, бросилась в кухню.

– Надеюсь, позволите мне уйти? – спросила она Джиноа и Элизабет, которые пили чай. И не дождавшись ответа, она ринулась по задней лестнице на второй этаж. Розмари могла спать в любой комнате, но интуиция подсказала Бонни, что она в спальне Элая.

Дверь в маленькую комнату, примыкающую к спальне, была открыта, и Бонни проскользнула туда.

Эта комната предназначалась только для мужчин, Элай, как и его дед, часто проводил здесь свободное время. Книги все так же стояли на полках, на прежних местах были кресло и диван, но кое-что изменилось: из комнаты Джиноа принесли кушетку, на которой и спала Роз. Вместо мрачных бархатных портьер повесили белые занавески.

Бонни зажгла лампу и с растущим чувством беспокойства огляделась. Прелестный кукольный домик восьми футов в длину, с мебелью, крошечным ведерком для угля и китайскими игрушечными тарелками – реликвии детства Джиноа стояли на столе Элая, как приманка для Роз.