Увидев Бонни, Сэт тепло поздоровался с ней. Их отношения всегда носили формально-дружеский характер.

Взгляд Бонни приковался к Элаю и его тарелке с тушеной картошкой. Ей казалось, что еда задымится от ее взгляда. Хотя Элай был совершенно спокоен и молчал, Сэт кашлянул и поспешил в дом, закрыв за собой дверь.

Бонни, потная от возбуждения, со скомканной в руке банкнотой, придерживая юбки, поднялась по ступенькам. Она решительно приблизилась к Элаю и встала перед ним, подняв голову, чтобы взглянуть ему в глаза.

Элай упорно смотрел в сторону. Его челюсти были сжаты, в золотисто-карих глазах горел недобрый огонь, но Бонни поняла, что первым он не заговорит.

– Доброе утро, – сказала Бонни, – завтракаешь?

Элай взглянул на тарелку и сглотнул, хотя во рту у него ничего не было с той минуты, как он увидел Бонни.

Точным движением Бонни воткнула свернутую в трубочку банкноту в середину его тарелки.

– Съешь это, мистер Мак Катчен, вместе с завтраком.

Элай открыл было рот, но тотчас закрыл его. Впервые за всю свою жизнь он лишился дара речи. Бонни улыбнулась, взглянула на тарелку, из которой торчала банкнота, как свечка в праздничном пироге, и ткнула тарелку ему в грудь. Затем она гордо повернулась, спустилась по ступенькам и направилась к выходу. На веранде зазвенела вдребезги разбитая тарелка.

Не успела Бонни отойти, как Элай догнал ее, схватил за руку и повернул к себе. Его белоснежная рубашка была перепачкана.

– Отпусти сейчас же мою руку, мерзавец, – прошипела Бонни сквозь зубы. Еще миг – и она потеряет контроль над собой. Пальцы Элая сначала сжались, но потом он отпустил ее руку. Что-то похожее на стыд мелькнуло в его глазах и тут же исчезло.

– Я мало заплатил тебе, Ангел? – холодно спросил он. – Я, кажется, не поскупился.

Кровь прилила к лицу Бонни и она слегка покачнулась. Элай, увернувшись от пощечины, сжал ее запястье.

– Как ты жесток, – выдохнула она, глядя ему в лицо горящими глазами, – примитивно и грубо жесток. У тебя нет сердца, и мне жаль тебя!

Эти слова, несомненно, причинили Элаю боль, и он освободил запястье Бонни, медленно разжав пальцы. Когда она повернулась и пошла прочь, он окликнул ее, но она не остановилась и даже не оглянулась.

Бонни была на полпути к магазину, когда поняла, что прежде удивило ее на улице. Заводская дробилка – источник постоянного шума – молчала, и оглушительный рев горнов тоже прекратился.

Она остановилась и взглянула на кирпичную трубу, черную на фоне голубого весеннего неба. Дыма, всегда валившего клубами, не было.

Значит, это все же произошло! Организаторы из Союза добились своего. Завод прекратил работу.

Бонни закусила губу и пошла дальше, погруженная в свои мысли. Она относилась к забастовке неоднозначно. Хотя претензии рабочих к компании Мак Катченов были вполне обоснованными, мало кто из них мог просуществовать без зарплаты. Голод и недовольство сделают жизнь в Лоскутном городке не просто жалкой, но невыносимой. Бонни перешла дорогу и направилась к магазину. Толпа мужчин и женщин собралась перед театром «Помпеи». Многих Бонни знала, но были и незнакомые.

Грузный человек с рябым лицом и темными мешками под глазами обратился к собравшимся со ступенек театра. Он не производил приятного впечатления, но голос у него был громкий, и Бонни слышала его даже с противоположной стороны улицы.

– Больше нельзя закрывать глаза на трагедии, подобные вчерашней, – заявил оратор. – Человек мертв, леди и джентльмены. Майк Фэрли мертв!

Заметив в толпе Вебба Хатчисона с ручкой и блокнотом, Бонни подошла к нему.

– Это забастовка, не так ли? – спросила она.

Вебб быстро писал.

– Что-то в этом роде, – ответил он. – Половина людей все еще желают работать.

В толпе раздались возгласы, но Бонни продолжала смотреть на незнакомца, стоящего на ступеньках театра «Помпеи».

– Ваши собратья решили, что с них хватит, – продолжал он, – компания Мак Катчен набивает свою мошну за ваш счет. Ваши кровь и пот делают хозяев богаче, а что имеете вы? Лачуги, нищету!

– По крайней мере, у нас есть еда, – крикнул человек, которого Бонни не видела, – вернее была, пока мы не клюнули на вашу удочку!

– Я буду там к началу своей смены! – воскликнул другой. – У меня семья, которую надо кормить!

Третий поддержал его, но другие, видимо, не соглашались с ними. Рябой поднял руки, призывая к тишине.

– Забастовка будет! Она уже началась. Если кто-то не поддержит ее, это приведет к насилию и кровопролитию! Мы можем избежать этого, только поддерживая друг друга!

Бонни закрыла глаза. Она читала о забастовках в других городах и знала, что многие люди погибают, если не могут договориться.

Вспомнив, что она мэр Нортриджа и обязана поддерживать порядок, Бонни оставила Вебба, протиснулась через толпу, поднялась по ступенькам и стала рядом с оратором из Союза.

Рябой залез на перевернутую коробку, и это дало ему преимущество в росте, хотя, как заметила Бонни, он был намного ниже ее.

– Пожалуйста, спуститесь вниз, – попросила она, когда женщины и среди них Минельда Снидер зашептались, подходя к трибуне.

Оратор в замешательстве слез с коробки, и Бонни заняла его место. Она высоко подняла голову, хотя вся дрожала.

– Я обращаюсь к вам, – храбро начала она, – как ваш мэр.

Наступила тишина, но вскоре женщины начали переговариваться, а мужчины приглушенно смеяться.

– Я признаю, что мое назначение на этот пост не отвечает традициям…

– Это так, Ангел, – доброжелательно крикнул один из ее постоянных партнеров по танцам, – городской совет в полном составе перепился в ту ночь, и тебя выбрали вместо Хейли, в пику своим женам и остальным бабам города!

– У меня нет иллюзий по этому поводу, – ответила Бонни чуть дрожащим голосом. – Тем не менее, я была избрана и принесла присягу. Если вы только выслушаете…

– Женщины в этом штате даже не голосуют, – вмешался кто-то, почувствовав, что задето его мужское самолюбие. – Ты на самом деле вовсе не мэр, Бонни, так что отправляйся в танцзал «Медного Ястреба» – там твое место!

– Я мэр, – настаивала Бонни, гордо подняв голову. Ее глаза горели. – Если вы не назначите другие выборы, я останусь мэром до ноября. Сейчас перестаньте болтать о «Медном Ястребе» и о том, что женщины не имеют права голоса в этом отсталом штате, и послушайте меня!

– Скажи им, Ангел! – крикнул Джим Снидер, тут же получивший за это локтем в бок от Минельды.

Вебб, голубые глаза которого выражали удовольствие и восхищение, одобрительно кивнул. Бонни вздохнула.

– Ваши обвинения в адрес компаний Мак Катченов – справедливы, но вы должны проявить осмотрительность. – Толпа зашумела, и мэр Нортриджа подождала, когда наступит тишина. – Забастовка опасна. Мужчины получат увечья, может, будут убиты. Женщины и дети останутся голодными и без крова. Почему бы вам не встретиться с мистером Мак Катченом, пока он здесь, и не попытаться договориться с ним? Он многим пренебрегает, согласна с вами, но он разумный человек…

– Тебе следовало бы знать, кто такой Мак Катчен! – съязвила одна из женщин, стоявших впереди. Бонни сразу узнала в ней мисс Уилден Сиверс, учительницу.

Бонни удержалась от соблазна напомнить при всех мисс Сивере о ее неоплаченных счетах за товары и закончила свою первую и возможно последнюю речь в качестве мэра.

– Пожалуйста, не позволяйте нескольким смутьянам и чужакам принимать решения за вас! Встретьтесь с мистером Мак Катченом и выскажите ему недовольство, как разумные люди. Зачем навлекать на себя беду, голод и смерть, если можно избежать этого?

Толпа вяло зааплодировала, хлопал и Вебб и еще несколько мужчин. Женщины стояли с каменными лицами. Они ненавидели Бонни за то, что она танцевала с их мужьями, осмеливалась называть себя мэром, а к тому же напомнила им, что они не имеют права голоса.