Индустриализация, которая в силу очевидной необходимости была начата с создания базовых отраслей тяжелой промышленности, все еще не могла обеспечить рынок нужными для села товарами. Снабжение города через нормальный товарообмен нарушилось, а продналог в натуре был в 1924 году заменен на денежный. Возник заколдованный круг: для восстановления баланса нужно было ускорить индустриализацию, для этого требовалось увеличить приток из села продовольствия, продуктов экспорта и рабочей силы, а для этого надо было увеличить производство хлеба и повысить его товарность, создать на селе потребность в продукции тяжелой промышленности (машинах), а для этого… ускорить индустриализацию.

Разорвать этот порочный круг можно было только посредством радикальной модернизации сельского хозяйства, для чего, теоретически, было три пути. Один – поддержка набирающего силу кулака, перераспределение в его пользу ресурсов основной массы хозяйств середняков, расслоение села на крупных фермеров и пролетариат. Этот путь уже показал свою бесперспективность при Столыпине. Второй – постепенное развитие трудовых единоличных крестьянских хозяйств с их кооперацией в «естественном» темпе, но он, по всем расчетам, оказывался слишком медленным. Третий – ликвидация очагов капиталистического хозяйства (кулаков) и образование крупных механизированных коллективных хозяйств.

Другим кардинальным вопросом был выбор способа индустриализации. Дискуссия об этом протекала трудно, долго. Не имея в отличие России начала века иностранных кредитов как важного источника средств, СССР мог вести индустриализацию лишь за счет внутренних ресурсов. Влиятельная группа (член Политбюро Н. И. Бухарин, председатель Совнаркома А. И. Рыков и председатель ВЦСПС М. П. Томский) отстаивала «щадящий» вариант постепенного накопления через продолжение НЭПа. И. В. Сталин предлагал форсированный вариант.

Мы уже упоминали, что в годы перестройки было проведено моделирование варианта Бухарина современными методами и расчеты показали, что при продолжении НЭПа рост основных производственных фондов был бы в интервале 1–2 % в год. При таком «щадящем» варианте наша экономика нарастающими темпами отставала бы не только от Запада, но и от роста населения СССР (2 % в год)! Тем самым было бы предопределено поражение при первом же военном конфликте, но становился возможным и внутренний социальный взрыв из-за нарастающего обеднения населения. Поэтому прав был Сталин, и его правоту подтвердила победа в войне 1941–1945 годов.

Фридрих Энгельс в книге «Крестьянская война в Германии» писал:

«Самым худшим из всего, что может предстоять вождю крайней партии, является вынужденная необходимость обладать властью в то время, когда движение еще недостаточно созрело для господства представляемого им класса и для проведения мер, обеспечивающих это господство. То, что он может сделать, зависит не от его воли, а от того уровня, которого достигли противоречия между различными классами, и от степени развития материальных условий жизни, отношений производства и обмена, которые всегда определяют и степень развития классовых противоречий. То, что он должен сделать… зависит опять-таки не от него самого, но также и не от степени развития классовой борьбы и порождающих ее условий… Таким образом, он неизбежно оказывается перед неразрешимой дилеммой: то, что он может сделать, противоречит всем его прежним выступлениям, его принципам и непосредственным интересам его партии; а то, что он должен сделать, невыполнимо».[9]

Это полностью применимо к Сталину конца 1920-х годов. Прежняя российская власть пыталась, но не смогла к 1917 году завершить промышленный переворот и индустриализацию: основное население страны составляло крестьянство, а требовалось, чтобы им стал пролетариат, при сохранении продовольственной базы. Не смогло ничего сделать и Временное правительство. Теперь выполнение задачи индустриализации выпало решать большевикам, но это противоречило прежним обещаниям – надо было найти щель между «можем» и «должны». Прежде всего следовало поступиться догмами ради государственного интереса.

Помимо экономических, в период НЭПа происходили крупные политические перемены.

6 февраля 1922 года была упразднена ВЧК с ее местными органами, а вместо нее образовано Государственное политическое управление (ГПУ) при НКВД под председательством наркома или его заместителя, назначаемого Совнаркомом. На местах создавались политотделы при губисполкомах, непосредственно подчиненные ГПУ. На ГПУ были возложены борьба с бандитизмом, шпионажем, подавление открытых контрреволюционных выступлений, охрана границ, железнодорожных и водных путей сообщения, борьба с контрабандой. В распоряжении ГПУ были особые войска. ГПУ и его органам предоставлялось право обысков и арестов.

В том же году В. И. Ленин поручил органам юстиции разработать и принять Уголовный кодекс, который отвечал бы новым реалиям. Вскоре новое советское законодательство начало действовать: уже в июне-июле проходил первый политический процесс над 47 руководителями эсеровской партии, который закончился вынесением смертного приговора 14 подсудимым. Однако затем приговор заменили высылкой подсудимых за границу, а сама партия эсеров была распущена. Одновременно произошел самороспуск меньшевистской партии.

В конце августа 1922-го из Советской России отплыл «философский пароход», который увез в эмиграцию около 160 представителей отечественной культуры, не согласных с советской властью. Высылки оппонентов большевиков продолжались и впоследствии. Между тем еще в ноябре 1921 года был принят декрет «Об использовании труда заключенных в местах лишения свободы и отбывающих принудительные работы без лишения свободы».

Тем временем на окраинах бывшей империи местные коммунисты, руководимые ЦК РКП(б), образовали суверенные советские республики: Украинскую ССР (декабрь 1917-го), Белорусскую ССР (январь 1919-го), Азербайджанскую ССР (апрель 1920-го), Армянскую ССР (ноябрь 1920-го), Грузинскую ССР (февраль 1921-го). Три последние в марте 1922 года вошли в Закавказскую Федерацию. Советская власть, утвердившаяся было в Латвии, Литве и Эстонии, не удержалась там.

С момента возникновения суверенные республики сразу оказывались в рамках общего политического союза – просто в силу однотипности советской государственной системы и концентрации власти в руках единой партии, ибо республиканские компартии изначально входили в РКП(б) на правах областных организаций. Формальное объединение произошло 30 декабря 1922 года, когда съезд полномочных представителей РСФСР, Украины, Белоруссии и Закавказской Федерации (I съезд Советов СССР) принял Декларацию и Договор об образовании Союза Советских Социалистических Республик, избрал Центральный исполнительный комитет (ЦИК). Затем в январе 1924 года II Всесоюзный съезд Советов одобрил Конституцию СССР. Высшим органом власти стал Всесоюзный съезд советов, а между съездами – ЦИК, состоявший из двух равноправных палат: Союзного Совета и Совета национальностей (первый избирался съездом из представителей союзных республик пропорционально их населению; во второй входили по пять представителей от каждой союзной и автономной республики и по одному – от автономных областей).

ЦИК СССР не был постоянно действующим органом, а созывался на сессии три раза в год, а в период между сессиями работал Президиум ЦИК СССР, избираемый на совместном заседании Союзного Совета и Совета национальностей в количестве 21 человека. Высшим исполнительным органом стал Совет народных комиссаров СССР.

В ведении союзных республик находились внутренние дела, земледелие, просвещение, юстиция, социальное обеспечение и здравоохранение. Особое положение имели органы госбезопасности: если ранее ГПУ было подразделением НКВД, то с созданием СССР оно приобрело статус объединенного наркомата – ОГПУ СССР, имевшего подчиненные ему наркоматы в республиках.