Для устойчивого их развития требуется постоянный поток вещества и энергии. Если этого не будет (если, например, они перестанут есть), то существование этих объектов станет невозможным в отличие от объектов неживой природы.
В реальном историческом процессе есть периоды, поддающиеся закономерному описанию, – в это время общества людей стабильны, и никакие случайности поколебать стабильности не могут. Но неизбежны и другие этапы: переход к неустойчивости, когда перестраиваются все внутренние структуры этой системы, – и вот в такие периоды случайное не только проявляется во всей красе, но и явственно меняет жизнь людей. Важно, что эти два типа эволюции разделены во времени и требуют различного описания и осмысления. На этапах закономерного развития полностью действуют причинно-следственные связи, для их описания достаточно детерминистского стиля мышления. Но когда возникает кризисная ситуация, период неустойчивости, то требуется вероятностное описание, поскольку для следствий нельзя найти причин, кроме неустойчивого состояния системы: хаос, революция, перемена всех правил жизни.
Человеческая эволюция постоянно входит в фазы неопределенности, поэтому и обратная реконструкция (толкование исторических фактов) тоже принципиально сталкивается с точками хаотизации. Это есть результат того, что социальные системы следуют нелинейным законам развития, и приводит к неудаче и попыток прогноза будущего развития, и попыток восстановления эволюции в прошлом (исторического развития). Иначе говоря, процесс истории не линеен и не может быть однозначно восстановлен.
Главный пафос нашей науки хронотроники – в открытии роли нелинейных закономерностей при исследовании проблем общественных наук. Центр тяжести здесь лежит не в теории нелинейности, а в общественных науках, в которых для адекватного их описания принципиально надо пользоваться нелинейным описанием, а это дает качественно другие результаты и для истории! Если подходить к истории с такой точки зрения, то, чтобы заниматься ею, надо быть в первую очередь специалистом в теории эволюции сложных динамических систем в условиях ограниченных ресурсов: здесь мало чем поможет детерминизм, нацеленный на поиск причин для всяких следствий и опыт работы с линейными системами. А историки никаких закономерностей, кроме детерминистских, не признают.
Не надо думать, что мы «нападаем» на историков. Нет, нам понятно, что для исторических исследований нужны не просто специалисты по нелинейному стилю мышлению, а именно историки, но – владеющие таким стилем мышления. Для аналогии: бухгалтерией должен заниматься не математик, а бухгалтер, владеющий математическими методами. Он разбирается в бухгалтерских тонкостях и использует адекватную этому математику, и это есть путь к успеху. А математик, даже хороший, но не знающий бухучета, окажется беспомощным.
Если историк понимает, что процессы, протекающие в стране, это не некое бессистемное шараханье из стороны в сторону, а что они подчинены реализации определенных целей; и если он понимает, насколько общество устойчиво или нет, то он сможет дать более или менее объективное описание истории страны. Обычно историки от таких размышлений далеки, ибо ограничиваются теми задачами, которые формулируют сами, исходя из наработанных концепций, или из заказа политических вождей, или из своих собственных интересов.
Каковы законы эволюции сообществ и как они действуют в России?… Что такое устойчивость страны и при каких условиях возникают нестабильность и революция?… Об этом наша книга.
РОССИЯ В ОКРУЖАЮЩЕМ МИРЕ
Русская историография за отдельными и почти единичными исключениями есть результат наблюдения русских исторических процессов с нерусской точки зрения. Кроме того, эта историография возникла в век «диктатуры дворянства» и отражает на себе его социальный заказ – и сознательно и также бессознательно. Таким образом в русское понимание русской истории был искусственно, иногда насильственно, введен целый ряд понятий, которые, по формулировке В. О. Ключевского, «не соответствовали ни русской, ни иностранной действительности», то есть не соответствовали никакой действительности в мире: пустой набор праздных слов, заслоняющий собою русскую реальность…
Иван Солоневич
Многомерная история России
На основе одних и тех же исторических фактов история России, как и вообще всякой страны, трактовалась по-разному, в зависимости от концептуальных пристрастий историков. Сегодня наконец, некоторые историки начинают осознавать саму неодназначность этих трактовок. Более того, появились учебники, написанные в таком духе – например, «Многоконцептуальная история России» под редакцией Б. В. Личмана; в ней показаны три основных подхода к истории России. Это религиозно-исторический, всемирно-исторический и локально-исторический подходы.
Кратко пройдемся по ним, поскольку и до сих пор эти «подходы» к истории лежат в основе методологий разных исторических школ.
Сторонники религиозно-исторического подхода считают, что суть истории – в преодолении человеком своей зависимости от природы, в освобождении от животных страстей и познании истины, дарованной человеку в Священном Писании, – и такой взгляд характерен для любой конфессии. Так, православные мыслители никогда не признавали равновесия в истории, а видели постоянную борьбу добра и зла, в ходе которой человек делает осознанный выбор между двумя этими силами. Идеология марксизма, утвердившаяся в России, смогла добиться успеха, трансформировавшись под влиянием идей, развитых в православии, которое, в свою очередь, вобрало в себя народное самосознание. В общем, православие наполнило марксизм мессианским смыслом, связав его с идеями социальной гармонии.
Сегодня, когда на смену марксизму в Россию пришел либерализм, сторонники религиозно-исторического подхода говорят о столкновении православных традиций (добра) с бездуховным и низменным радикал-либерализмом (злом). Навязываемая либерализмом общественная модель строится на искусственной иерархии, эгоизме, потребительстве, убого подражая тому, что уже пережито Западом. Но в генетической памяти людей по-прежнему живы естественные нравственные чувства, что может стать источником возрождения.
Сторонники всемирно-исторического подхода считают, что историю двигает стремление человечества к материальным благам, возрастание качества и количества которых зависит от общемирового прогресса. Общество обособилось от природы, и люди, обладая некой социальной сущностью, объединяются ради преобразования природы в соответствии со своими возрастающими потребностями. Главная идея этого подхода к истории – прогресс, с ним отождествляют саму историю. Даже человек не неизменен, идет прогресс его сознания, позволяющий создать идеального человека и не менее идеальное общество. Все народы проходят через одни и те же стадии прогресса, но одни проходят прогрессивный путь развития раньше, другие – позднее. Идея прогрессивного общественного развития рассматривается как закон, как необходимость, неизбежность.
Присущий данной теории европоцентризм обедняет картину всемирной истории, так как он не позволяет учитывать особенности развития других культур, в том числе России. Но что интересно, даже в рамках этого учения проявляется некоторая многомерность, поскольку оно делится на ряд направлений: материалистическое, либеральное и историко-технологическое.
Материалистическое направление, изучая прогресс человечества, отдает в нем приоритет развитию общества, общественных отношений, связанных с формами собственности. История представляется как закономерная смена общественно-экономических формаций (первобытно-общинного, рабовладельческого, феодального, капиталистического, коммунистического), на стыках которых происходят революции. В основе смены формаций лежит противоречие между уровнем развития производительных сил и производственных отношений, выражающееся в классовой борьбе. То есть история всех обществ – это история борьбы между имущими, владельцами частной собственности (эксплуататорами), и неимущими (эксплуатируемыми), закономерно приводящей в конечном итоге к уничтожению частной собственности и построению бесклассового общества. Вершиной развития общества должна стать коммунистическая формация.
