— Дай и мне глянуть, эгоист! — Генка протянул руку к папке.

В момент, когда он прикоснулся к бумагам, обоих оперов окутала тьма.

— Многоуважаемый Хо, что вы делаете для столь удачного лова? — щупальце вопрошающего изогнулось в заинтересованном жесте.

— Самое главное — не ошибиться в выборе наживки. Каждому экземпляру я подбираю индивидуальную.

— Но как это возможно?

— Я долгое время провожу в наблюдениях. И не тороплюсь. Вот и сегодня меня ждал успех. Это шедевр моей коллекции!

По мановению щупалец говорившего пространство подёрнулось рябью, и собеседники увидели окно в соседнее помещение. Там в разных позах сидело, стояло и лежало около десятка гладкокожих созданий.

— Вот этих, — щупальце колыхнулось в сторону трёх существ с необычайно пурпурными физиономиями, — я изловил на разбавленный этиловый спирт. — Его, — щупальце качнулось в сторону довольно упитанной особи с густой белой порослью на голове, — на доказательство, подумать только, теоремы Гу-Ли, которую мы проходим ещё в период созерцания, известную здесь как теорема их соотечественника Пьера Ферма. И вот — мой шедевр, — многоуважаемый Хо указал на две крепких и довольно молодых особи, — обоих я изловил на одну наживку. На живца!

— А кто послужил живцом? — в голосе Хай-Дэ звучала неподдельная зависть.

— О!.. — многозначительная пауза. — Их собственный математик — тот, что с пышной растительностью.

— Господин Хо, позвольте полюбопытствовать, а что вы собираетесь делать с этими особями?

— Как что? — в голосе Хо звучало недоумение. — Отпущу. Я же спортсмен!

Первого апреля я позвонил Рине и сказал, что вечером она мне нужна, как женщина. Рина, смекнув, что пахнет розыгрышем, рассмеялась и пообещала, что, закончив семейный кулинарный шедевр, будет вся моя. И действительно, на встречу с Амальгамой во «Флеш-клуб» мы приехали вдвоём. Рина в лаковых сапожках, в облегающе-чёрно-золотом выглядела броско и элегантно. В фойе я отразился рядом с ней в зеркальном коллаже и вздохнул: в кремовом пиджаке и наглаженной белой сорочке, высокий и моложавый, я был, конечно, ничего. Стильно подстриженная седина гармонировала с пепельными локонами Рины, и на ровесника дамы вне возраста я достойно тянул. Но кто из нас двоих эскорт, а кто — основная дипмиссия, угадывалось в отполированном стекле с точностью до наоборот.

Предстоящую встречу я секретил до последнего, мечтая о тет-а-тет с Амальгамой. Щекотал и нежил своё воображение, но, в последний момент, чутьём старого сетевого провокатора почуял крепкую разводку. И, как в молодости на мутные разборки, — позвал друга.

До встречи оставалось полчаса. Я заказал шашлык и греческий салат, а любительница экзотики Рина — ажурное сооружение из холодной индейки, рукколы и грибов в соусе с маринованными вишнями.

Столик стоял в углу у окна, шеренга фикусов закрывала нас от посетителей в зале. Снаружи озябшие кусты часто-часто кланялись колючему ветру, совершенно не весеннему. Прохожие и птицы попрятались. Иллюзия виртуального колпака, отделившего нас двоих от реала…

Интересно, она тоже его почувствовала?

— С первым апреля, Ринка!

— С первым!

Чокаемся боржоми, с удовольствием разглядывая друг друга. Третий стул пока пуст.

Прибор с острым колпачком белоснежной салфетки и парой стройных бокалов — элемент декорации второго акта, но мы-то — в первом. И вне сети не общались сто лет. Молчим и жадно разговариваем глазами. В интернете эта женщина никогда не секретила ни фото, ни мыслей, ни слов. Правда, мысли были не бог весть, но — собственные и разные, а слова — ласковые, весёлые и любезные. Рина окуналась в виртуальность, как в море со скалы прыгала, по-русалочьи разметав по плечам мягкие волосы. Мы с ней раскручивали такие экспромты, иногда в стихах и прозе, что оживали и начинали искриться самые замшелые ресурсы. История, как известно, не терпит сослагательных наклонений, но интернет — не история. Он терпит и даже сам плодит перелицованные биографии своих персонажей.

Из крошечной коралловой сумочки звучат шлягерные ноты, и Рина, извинившись, уходит беседовать о насущном за фикусы, пересекая границу нашего виртуального колпака. Ниточка разрывается.

Остаток ожидания мои мысли посвящены вкусовым ощущениям. И Амальгаме, ворвавшейся в кухонный мирок маленького литературного форума с яркими, эпатирующими публику, натуралистичными рассказами: талантливая, смелая, острая на язык. После полугода настойчивых виртуальных игр на форуме я нахально пригласил её на на ужин.

Возвращается Рина, и тут же, явно узнав меня по фотографии, подходят двое: представительный пожилой мужчина в дорогом костюме держит на кожаном поводке худощавую бледную женщину лет тридцати с черными короткими волосами. Рот женщины зашит грубыми, тугими стежками через край. Веки, скреплённые скобками степлера, неестественно вывернуты. Одета женщина в светлые брюки и чёрную водолазку, кожаный ошейник плотно прилегает к воротнику.

Мужчина кланяется нашим окаменевшим физиономиям и протягивает руку:

— Павел Валентинович Вересов. А вы, наверное, Игорь Ронин?

— Наверное, — мямлю я, пожимая вялую ладонь.

Рина решительно ломает куртуазность церемонии:

— Это кто?

— Это Амальгама, — спокойно объясняет Вересов, удобно расположившись за столиком, и открывает меню. Он дёргает поводок и пленница кланяется слепо.

— За что вы её так? — вскипает моя подруга.

— Да вы не беспокойтесь — это же не человек, это Виртуал, ей не больно: она существует только в моём воображении.

— А как же мы её видим?

— Ну, это уж не знаю: я не физик, и крайне слабо разбираюсь в оптике. Разве что из школьного курса запомнил термин — «дифракция».

— Павел Валентинович, мы ведь собирались поговорить с Амальгамой — может, вы нитки разрежете? — упрямствует Рина.

— А зачем? Это же мой Виртуал: она, если и говорит, то — моими словами.

— Мерзость какая!

Вересов коротко и остро смотрит за плечо моей подруги и улыбается.

— Арина Юрьевна, вы вчера под ником Галатея успешно разводили в чате пресыщенного пожилого Пигмалиона, не так ли?

— Это была просто шутка, — розовеет Рина.

— Тем не менее, фантом симпатичной мордашки а-ля Клаудиа Шиффер маячит у вас за спиной. Богатая, умная, раскованная — с белоснежными зубами, с фигурой, идеальной в любое время суток. Может, потому, что дневной рацион Галатеи — пара перьев сельдерея и половинка яблока «антоновка»?

Рина круто оборачивается, вглядываясь в пустоту.

— Бесполезно. Фантом Галатеи почти развеялся, и вообще — тут нужен тренированный глаз!

Я вилкой гоняю по фаянсу одинокую скользкую оливку и украдкой скашиваю глаза за левое плечо.

Вересов улыбается:

— Игорь… можно на «ты», как в письмах?

— Нельзя.

— Ну, хорошо. Игорь Михалыч, ваш вчерашний Виртуал…

— Извините, Вересов, поскольку в зале не курят, я ненадолго вас оставлю, — я драпаю за фикусы.

В курилке перевожу дух.

Проклятье!

Не хватало еще, чтобы этот Амальгам отзеркалил Рине моего Наездника. Не то чтобы это было заманчиво — рyгаться, хамить, обижать пyбликy, прикрывшись левым ником: просто мне иногда (очень редко!) это бывает необходимо, как многим приличным людям. У кого-то начальник придyрок или подчиненные — хамы… кому-то дома кушать нечего, а метро yже закрылось.

У меня часто случается работы непочатый край. Край хочется почать. Потом временно забить и пробежаться по знакомым форумам, топча подкованной маской местнyю пyбликy, Главное — не перебарщивать, потому что пyблика недолго остаётся ошарашенной. Хором выдохнув, она дает отпор злобномy наезжале — точнее, его простывшему следу.

Маневренность особенно важна в игре с модераторами. Эти неприятные люди, сетевые менты, хозяйничают на вверенных ресурсах с усердием натасканных псов. Исчезать надо, не доводя их до кнопки — иначе двери в приличные собрания будут захлопнуты, а лазить в окна в моём возрасте и при должности как-то несолидно. Встречаются среди модераторов беспредельщики: один такой, бывший морпех, срисовал мой айпи и торпедировал машину неизвестными моделями диких вирyсов. Я долго матерился над грудой покореженного железа, потом ржал, а в итоге мы с этим каперангом познакомились и, попив пивка в реале, здорово поладили, придя к единому мнению: если бы во времена Шекспира был интернет, Монтекки и Капyлетти поливали бы дрyг дрyга грязью на форумах, не пачкая своей и вражеской кровью благословенные yлицы Вероны. И кто сказал, что это не достойный выход?