Таймени, будто подслушав мои мысли, насторожились и тихонько двинули к проходу в валунах. Синхронное движение хвостов — как и не было в тихой заводи двух речных хищников.

Подставив лицо под жаркие лучи июльского солнца, я на мгновение отключился от реальности. Рёв реки не мешал — он привычно воспринимался как что-то естественное, и я слушал тишину. Блаженство было непередаваемым.

Заполошный лай Лимки резанул по ушам. Я на сажёнках перемахнул заводь, подтянулся на руках и выскочил к баньке. Пегая Лимка скакала вокруг сосны, обгавкивая дятла. Хвост поленом, чёрные уши злобно прижаты к морде — да что такое с моей флегматичной лайкой содеялось?

Дятел трещал, как пулемёт: собака была далеко внизу и никакой угрозы не представляла. Ну, полает — успокоится.

Я зачерпнул в ведро холодную воду и потащил к баньке по скользкой тропке. Лимка, оскалив зубы, заступила дорогу.

— Сидеть, — говорю. — Что это с тобой?

И руку тяну к морде. Еле отдёрнуть успел — клыками в миллиметрах лязгнула. А они у Лимки неслабые: охотница. На её счету пара волков да рысь-подранок, так что чем-чем, а зубами лайка моя орудовать не только в миске умеет.

— Одежду дай взять, дурёха, — говорю. Комары, сволочи, жрут беспощадно, облепили плотным облаком — либо в баню бегом, либо обратно в заводь.

Хвостом мотанула, но лапы напружинены, нос сморщен — не пускает в баню, хоть тресни. Зло меня взяло. Я ведро поудобнее перехватил, чтобы Лимку отогнать, замахнулся — и, поскользнувшись на мокрой траве, неловко опустил жестяным ребром прямо себе на мизинец. Звон в ушах поднялся такой, что комаров перестал чуять сразу. Как на тропу сел — не помню, осознал себя в тот момент, когда уже почти все добрые слова в адрес Лимки, за ногу держась, сказал, и выдыхаться начал. А Лимка мне в ответ выражается по полной программе — там «дурак большой — идиот глухой» самым мягким было, и много ещё чего. Тут порывом ветра сосну с дятлом аккурат на баньку уложило, разворотило всё строение.

Я заткнулся на полуслове и на собаку смотрю. Она на меня, успокоен-но. Хвостом начала помахивать, оскал убрала.

— Ну что, — говорит, — хозяин, права я была, али как?

Я встал. Прихромал к заводи и прыгнул в ледяную воду. Вылез снова, на Лимку смотрю. Она мне из разваленной баньки штаны в зубах тащит. Приволокла на валун, морда довольная:

— На, — гавкает, — я сейчас рубаху достану.

И обратно к баньке.

Я башкой трясу. В башке звон. Палец на ноге на глазах пухнет, штаны я с воем на мокрое тело натянул. А Лимка мне рубаху подаёт, улыбается:

— Что-то ты, хозяин, как бы и не рад, что живой?

— Рад-рад, — говорю. — Только ты мне объясни, пожалуйста, как так всё получилось, а?

У Лимки язык на сторону, хвост по земле постукивает, морда лукавая.

— Тебе чего объяснять-то, — спрашивает. — Что под трухлявой сосной в ветреный день быть опасно, или ещё чего?

— Ещё чего, — отвечаю. — Кто тебя такими словами ругаться научил, для начала. А ещё раньше — как это получилось, что я всё понял. То есть тебя понял. И понимаю.

Лимка хохочет во всю пасть:

— Ведро, — говорит, — ты уронил правильно. Мы, собаки, давно знаем, что у человеков в мозгах понимание включается, если их за мизинец как следует цапнуть. Так вы же не даётесь никогда. В тапки прячете — или в сапоги, да «Фу!» сразу орать начинаете.

Я закрыл глаза и мысленно представил армию добровольцев, правильно роняющих себе на палец девятилитровое ведро с водой. Или сующих ноги в пасть мастифу.

И понял, что в жизни человечество не будет разговаривать с собаками.

— На снимках видно, что на Земле присутствуют признаки разумной жизни. Обратите внимание на эти сооружения. Присутствие их на исследуемой планете даёт повод утверждать, что земляне обладают примитивной цивилизацией, впрочем, позволяющей строить города и более мелкие поселения, — майор Гррот заканчивал инструктаж (так как мозги военных во всей Вселенной одинаковы, и структура марсианских вооружённых сил аналогична большинству земных ВС, то для удобства читателя автор приводит воинские звания марсиан в земном эквиваленте), — а, значит, враг слабее нас. Но расслабляться не советую!

Лейтенант Кнокк слушал инструктаж непосредственного начальника вполуха. Сотни раз виденные фотографии земных городов вызывали зевоту, но Кнокк на майора зла не держал: десантник есть десантник. Приказы не обсуждаются — сказано провести инструктаж, майор его и проводит. А дело взводного Кнокка этот инструктаж выслушать до конца, и, аналогично, проинструктировать своих подчиненных. Да чего там бояться ветерану Третьей Юпитерианской… Подумаешь, дикари — он и не такое видел.

— Санька, вставай. Сегодня на дачу едем, — голос папы, такой родной и надёжный.

«На дачу — это хорошо: в лесу всё же не так жарко, как в этих бетонных коробках. Да и Джек засиделся в квартире…»

Позавтракав бутербродами с чаем, загрузились в старенькую девятку — и вот город уже позади.

На дачу приехали к обеду. Пока родители хлопотали на кухне, Санька с Джеком, немецкой овчаркой — бегом на речку…

Бежать через лес было радостно — то ли от величия огромных деревьев, то ли от обретённой, хотя бы на выходные, свободы, то ли от весёлого лая Джека.

Солнечный свет проникал сквозь кроны редкими косыми лучами. Тропинка петляла между кустами и деревьями. Выбежав из-за очередного поворота, Санька остановился как вкопанный.

Да… Такое зрелище ему, выросшему в городе, было в диковинку. Огромный, в его рост, муравейник поражал своими размерами. Откуда он? В прошлом году его здесь не было. Нужно обязательно показать папе!

День пролетел незаметно.

Солнце склонилось к горизонту, за деревьями его уже не было видно. Санька с папой сидели на скамейке возле дома, любовались лесом и говорили «за жизнь». Во время ужина отец семейства позволил себе чарочку, и теперь его настроение было философски-добродушным. Вдруг на небосклоне мелькнула падающая звезда.

— Пап, загадывай желание!

— Ага, смотри, ещё одна, и ещё… Какая красота! Оля, глянь — целый звёздный дождь!

А звёзды падали и падали…

— Взвод, вперёд! — заорал Кнокк, как только посадочный модуль коснулся земли, и автоматика открыла десантные люки. Бойцы слаженно выпрыгивали в ночь. Их модуль приземлился в каких-то джунглях.