Впереди его беженец из Баку (возможно, грудастый молодой восточный человек таковым не был, но Индиана представил его себе беженцем) получил в принесенную банку килограмм развесной икры. Красной. Позавидовав, Индиана тоже взял себе икры. Сто грамм. Масло. Два яйца. Черный хлеб. Большую пиалу чая. В большой пиале, он сообразил уже, чай был крепче и горячее. Благодаря его за четкий заказ, на него благосклонно поглядела буфетчица и положила, он заметил, лишний пакетик сахара. Так что он быстро осваивался.
Завтрак с икрой стоил ему в восемь раз дороже, чем вчерашний, с колбасой, но ему в любом случае некуда было девать деньги. Вчера на коктейле (!) бухгалтер Организации, отведя его в сторону, выдал ему наличными еще тысячу рублей. И где их держать, эти деньги? Оставлять в отеле ясно что нельзя. Брать с собой? Расхаживать по московским улицам с полутора тысячами рублей? Следует найти в рассыхающейся комнате щель. Где-нибудь над дверью, скажем. Или спрятать деньги внутрь радио?
«Бонжур, мсье Индиана». Не спрашивая его разрешения, соотечественник выложил потертый черный портфель на свободный стул. Напротив Индианы. «Кавьяр… опять кавьяр. Придется взять кавьяр».
Режиссер отошел к прилавку. Индиана вздохнул. Он ничего не имел против мсье, однако ему хотелось побыть одному. И по утрам ему было сложно общаться с людьми. Привыкнув к молчанию за рабочим столом, по утрам Индиана одинаково плохо говорил на всех языках, не исключая русский. Он собирался молчать сегодня до половины третьего. Только в половине третьего он должен был присоединиться к компании Соленова.
«Как протекает ваш сежур?» Витэз все же не взял икру. Взял сухой колбасы и яиц. Чашку чая.
«Са ва. И ваш?»
«Самая большая беда этой страны состоит в том…»
«Самая большая беда этой страны состоит в том, что у нее нет никаких бед. Но она верит в то, что они у нее есть».
«…состоит, во всяком случае мне так кажется, во многовластии. Добраться наконец до человека, который имеет право принять решение, необычайно сложно. Подписав контракт с театром, обнаруживаешь, что следует… По вашим глазам вижу, что вам мои злоключения неинтересны. Расскажите мне о ваших, если хотите…»
«Я выполняю моральные обязательства перед пригласившей меня организацией. Присутствую на массовых собраниях, произношу короткие речи перед читателями. Сегодня буду показан пятнадцати тысячам потенциальных читателей в концертном зале «Лужников». Индиана отпил большой глоток чая и неожиданно для себя добавил: «Выполнив официальную часть визита, займусь персональной проблемой — поисками любимой женщины. Представляете она… она сбежала от меня».
Режиссер, казалось, только и ждал признания. И знал, что оно последует. Разумеется, не знал и не ждал, но относился к категории людей всегда готовых к выслушиванию чужих тайн. «Однако каким образом ваша жена оказалась в Москве?»
«Моя конкубин, если следовать терминологии французской бюрократии, русская. Уехала из Империи в возрасте шестнадцати лет. Явилась сюда в октябре. Это был ее первый визит на Родину после пятнадцати лет отсутствия».
«Ой, мой Бог, какому же шоку она подвергалась! Уехав девочкой, вернулась взрослой женщиной. Она попросила советский паспорт?»
«Это не ее стиль. Хуже. Она исчезла из квартиры матери, пропала в снегах. Я предполагаю, что она спит с каким-нибудь здешним бандитом. Ей всегда нравились бандиты».
«Но возможно, с ней действительно случилось несчастье? Вы уже обращались в милицию?»
«Несчастье — ее способ жизни. Она жива, уже после исчезновения звонила матери. Ее не украли, она сама украла себя».
«Вот вам будет история для следующей книги! И какая история!» — восхищенно воскликнул режиссер. Индиана пассивно отметил, что, начав раскалываться, трудно заставить себя остановиться. Ему захотелось расплакаться на плече режиссера. Судьба в любом случае больше никогда не столкнет их в одном отеле на берегу ледяной реки. И он раскололся еще чуть-чуть.
«Моя подруга — нимфоманка и алкоголичка. Тяжелый случай. Вся моя жизнь с ней — история болезни. Может быть, не только ее. Моя тоже».
Поверх чашки чая очки Витэза настороженно поймали блик лампы под потолком и потухли. «Очевидно вы ее любите. И потому согласны переживать с нею историю ее болезни».
«За определением «ЛЮБИТЕ» скрывается клубок жирных червей, мсье. Всегда. Никем никогда еще не разгадана формула этого ЛЮБИМ, ЛЮБОВЬ, не определены и не перечислены черви в клубке. К числу червей относятся особый рисунок разреза половой щели дамы, которую мы предпочитаем, и даже ее манера пожирать шоколад».
«Я собирался было вам посочувствовать, но понимаю теперь, что это мне следует посочувствовать. Черный ЗИЛ ждет меня внизу, чтобы отвезти на очередное заседание со скушными бюрократами, а вы отправитесь Орфеем на поиски Эвридики…»
«В подземное царство», — Индиана встал.
«Желаю удачи. Если вам нужна моя помощь, можете без колебаний…»
Возвращаясь в свою комнату по коридору, Индиана думал о том, что он сделался холодным и бесстрастным типом. Даже РАСКАЛЫВАЯСЬ, он, как опытный преступник в безвыходном положении, раскололся чуть-чуть, не выдав основных преступлений и фамилий самых близких подельников. На самом деле ему хотелось говорить о том, что она делает сейчас. Строить догадки. Верно и то, что беседа получилась бы неприлично порнографической.
Теле-терапия и мракобесие
Он был наслышан о теле-терапии. И заранее занял враждебную позицию. Определив свою позицию полузабытым советским словом МРАКОБЕСИЕ. Включил теле и сел, скептический, в громоздкое кресло. Должно было начаться шоу Кашпировского, но пока была сладкая музыка и геометрические фигуры. Почему они так любят здесь сиропную музыку?
В комнате не было холодно, но ему хотелось бы больше тепла. Сдвинув решетку-чехол с радиатора, он нашел кран и отвернул его до упора. И оставил радиатор без чехла.
Гуру оказался круглоголовым, коротко остриженным спортсменом лет 35–40. Синяя куртка с мао-воротником, два зиппера на груди, прилизанная ровная челка а ля Серж Лама в роли Наполеона, над лбом. Гуру сидел за столом, плотно уложенным бумагами. Стол помещался на авансцене вместительной студии, заполненной народом. В основном дамами в возрасте увядания.
Опуская серые глаза к столу, Кашпировский стал читать приветственные телеграммы, адресованные Кашпировскому.
«Моей маме — 90 лет. Вот уже десять лет как она потеряла волосы. После двух ваших сеансов из ее скальпа вытеснился волосяной покров. Спасибо вам, Анатолий Михайлович».
Кашпировский прокашлялся.
«Также мы имеем среди полученных писем много свидетельств о том, что уходит седина… Все-таки седина идет…»
На экране крупным планом появилась пухлая пачка телеграмм в руках гуру.
«Рассосались рубцы у многих… вот тут Лидия Петрова из Краснодара пишет, что ее рубец рассосался… Да, рубцы у нас тоже пошли все лучше и быстрее».
До Индианы дошло наконец, что гуру-исцелитель претендует на то, что его сеансы теле-терапии превращают седые волосы в неседые, заставляют волосы пробиваться из лысых скальпов, чудесным образом заменяют уродливые шрамы здоровой мягкой кожей. «Претензии как у Христа!» — сказал себе Индиана.
Чужеземца, его интересовал сеанс теле-терапии как таковой. Ибо он не видел ничего подобного ни в Соединенных Штатах, ни во Франции. Кашпировский же продолжал восхвалять Кашпировского. Косвенно, зачитывая телеграммы и с помощью живых свидетелей. Две дамы в возрасте увядания, с черными, как китайская тушь, волосами, свидетельствовали, что волосы их вновь выросли (после того, как они выпали в результате многих сеансов химиотерапии), благодаря Кашпировскому и телевидению. (Да как же, «хуюшки!» — пробормотал Индиана раздраженно.)
«Многие не верят нам, — сказали дамы, как бы услышав это скептическое «хуюшки!» Индианы, — но мы готовы дать письменные свидетельства, заверенные нотариусом!» Кашпировский пробурчал, что это лишнее, имеющий очи да увидит. Дамы остались на сцене, поддерживать своего ГУРУ. Бывший больной раком вышел и сказал, что несколько лет он тщетно пытался восстановить свой дооперационный вес. Безуспешно. Благодаря же теле-терапии Кашпировского он в несколько сеансов прибавил шесть килограммов. («Ты все равно выглядишь хуево и можешь умереть во время сеанса», — отметил Индиана.) Толстый армянский подросток свидетельствовал исцеление своей ноги. Старый поэт Лев Ошанин («Боже мой, какая стыдоба! — воскликнул Индиана. — И этот, автор текстов многих советских песен, оказался мракобесом!» Некогда юным поэтом Индиана был приведен друзьями на семинар Ошанина в Литературном Институте.) прочел стихотворение, посвященное Кашпировскому! Раньше посвящал Ленину, теперь Кашпировскому. «На хера они это все показывают по Центральному Телевидению!» Индиана в возмущении вскочил с кресла и пробежался по комнате. Зашел в ванную и поглядел на себя в зеркало. Из зеркала взглянул на него рассерженный Индиана. «Всю эту стыдность, достойную слаборазвитой африканской страны!»
