Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«Га-га-га», — весело поддержали присутствующие информацию Боровика. Хотя чему же было веселиться? Обнаружился еще один жестокий пункт на территории страны.

Индиана пробрался к столу Яков Михайловича. «Мне нужно, к сожалению, уходить. Я не предполагал, что заседание так затянется. Приятель мой совсем завял на кухне. Так что вы мне скажите то, что собирались сказать, хорошо?»

«Прошу прощения, — Яков Михайлович снял свои затемненные очки и протер ладонью глаза и лоб. — Наши люди еще плохо организованы. Мы еще живем в героическом периоде нашей истории. Идемте присядем». Они ушли в комнату, служившую, без сомнения, сыну Щелокова спальней. Чего-то ожидавшие, сидя на тахте, покрытой желтым, цвета цыплячьего пуха покрывалом, двое мужчин, прежде сидевшие на кухне, вскочили и вышли в коридор. «Я хотел вам повторить, помните, обещание Соленова, что мы введем вас, Токарева и Викторию в редколлегию и положим вам всем жалованье. Скажем, двести рублей ежемесячно, это помимо того, что мы будем платить вам, Индиана Иванович, за публикации. Чтобы у вас тут всегда были деньги… Если вдруг вы захотите приехать…»

«Когда-то мне стоило геркулесовых трудов заработать в Москве 60 рублей, а теперь вот за отсутствие предлагаете платить двести рублей в месяц, — Индиана заулыбался. — Но я не против, принимаю предложение».

«А второе, мы решили с Соленовым напечатать вашу книгу. Вначале одну, а там поглядим. Мы пока еще не решили, с какой начать. Может, с рассказов, может, даже «Автопортрет» ваш тиснем».

«Было бы здорово», — осторожно заметил Индиана.

«Напечатаем, напечатаем, — сказал Яков Михайлович. — Может быть, в следующем же году… И последний пункт, неофициальный. Я хотел бы, чтобы вы посетили мое семейство. Ведь вы уже совсем скоро уезжаете, а мы так и не собрались. Что вы завтра вечером делаете?»

Полотна мертвых друзей

По одному Господу Богу известной причине снег таял. С крыш лила вода, и в самых опасных местах на крышах возились люди, сбивали лед. Громадные сталактиты падали, сотрясая тротуар. «Если вы соберетесь к нам до двух часов дня, то сможете пообедать с нами. Нас всякий день, всю редакцию, возят обедать на автобусе, — сказала ему по телефону утром заведующая отделом прозы. — И ваш друг тоже может, почему нет».

К двум часам они не успели. Они попали на площадь Маяковского, где находился журнал, в половине четвертого, и, так как захотели есть, зашли на улице Горького в простое заведение, называемое «Котлетная». Там было мокро, плавал кисловатый парок. Было не очень чисто, но и не грязно. Была очередь смирных и хмурых людей, но Смирнов заверил его, что очередь движется быстро, если же идти в ресторан, то скорее чем за два-три часа не пообедаешь. (Индиана и не думал идти в ресторан, у него уже был опыт.) Котлетная была самообслуживающаяся: они взяли подносы и стали водружать на них тарелки, двигаясь с народом. Индиана взял себе порцию сала, два крутых яйца, две котлеты, молоко и творожный пирог. Смирнов-то же самое. Они сели рядом с двумя монголами (монголы обсуждали сложные архитектурные проблемы на чистейшем русском языке) и проглотили еду. Котлеты мало чем отличались от хлеба, но сало, молоко и яйца вполне насытили Индиану. Стоило все это удовольствие мизерные два шестьдесят на двоих. «С голоду умереть в этой стране невозможно, — сказал Индиана, — однако верно и то, что еда грубая и тяжелая… В любом случае, «Бог напитал — никто не видал», как говорила моя бабушка».

«Я видал, — сказал Смирнов, — и монголы». Они оставили монголов решать архитектурные проблемы и удалились. Длинный Смирнов с сумкой и Индиана покороче.

В подъезде журнала было темно и воняло мочой. «Что, все советские журналы помещаются в домах, подъезды которых воняют мочой, Саша?» Смирнов сказал, что у него нет журнального опыта. У Индианы был уже небольшой. Старая лестница привела их на второй этаж. Рядом с дверью прославленного журнала с тиражом в четыре миллиона экземпляров, на обшарпанной стене, находилась потемневшая от времени эмблема журнала: лицо девушки с упавшей ей на лоб прядью волос. Эмблема была настолько старой, что невозможно было определить, из какого материала она сделана — из дерева или металла… Так как там не было звонка, а на стук никто не отозвался, они толкнули дверь и вошли. И оказались в просторном мокром подвале. То есть было ясно, что это второй этаж, а не подвал, но пахло плесенью, давно неремонтированные полы колыхались всеми половицами, как это бывает именно в подвалах, на которые хозяевам наплевать. Свет был неуместно голый, в центре — яркий, по углам — тусклый. В большой коридор выходило множество дверей и почти все они были распахнуты настежь. В камерах шевелились силуэты женщин. Наугад прильнув к первому попавшемуся проему, Индиана спросил толстую унылую блондинку в желтом платье и пуховом сером платке на плечах: «Я ищу заведующую отделом прозы?» «Дальше!» — равнодушно сказала блондинка и ткнула пальцем куда-то в стену. Индиана и Смирнов за ним устремились в это дальше и через несколько десятков шагов наткнулись на искомую ими даму. В следующую минуту, пока заведующая произносила «Добро пожаловать, в наш коллектив!» и присовокупляла его имя-отчество, мать Индианы успела прошептать ему на ухо: «Она двуличная лиса, сын… Двуличная женщина. И обманщица. Врунья». Две бледные девушки в углах отдела прозы (они вошли в широко открытую камеру отдела) улыбнулись Индиане тускло и невесело. То ли иностранный писатель Индиана вызывал в них невеселость, то ли за нее была ответственна эмоциональная температура в стране, так сказать, невеселость была групповой ментальностью Империи, а не просто выражением лиц этих двух девушек, Индиане узнать не удалось. Стесняющегося Смирнова усадили на стул против ближайшей бледной девушки, Индиана уселся на стул против заведующей. «Как я вам уже говорила, помнится, по телефону, наш главный редактор очень занят и не читал еще ваших рассказов…»

Индиана вздохнул. Собственно, уже тут-то можно было встать и уйти. Заведующая предпочла начать со лжи. Его рассказы лежали у них уже десять месяцев и были даже объявлены на задней обложке нескольких номеров «Молодежи». Они не могли быть объявлены без разрешения главного редактора. Индиана вгляделся в заведующую «Миниными» глазами. За пленкою улыбающихся глаз заведующей ему увиделась враждебность к иностранцу. К бродяге. К подонку. К чужому. К удачнику, живущему в Париже, где есть Шампс Элизэ и триста сортов сыра… Ездят тут всякие печататься в наших журналах… Индиана встал, решив в их редакции не задерживаться. Ясно было, что почему-то они его не хотят, или не очень хотят, потому что «химичат». — Арготическое словечко «химичить» пришло к нему из его подростковых лет и ловко означало: заниматься махинациями, хитрить и обманывать за спиной. Эта тетка и главный редактор «химичат». В свое время, будучи ответственным секретарем журнала, он отказался от стихов юного Индианы. Знаменитая ПЕРЕСТРОЙКА свелась в «Молодежи» к тому, что ответственный секретарь стал главным редактором. И «химичит».

На лестнице его задержал сотрудник редакции, отец мальчика, пишущего стихи. Кумиром этого мальчика оказался Индиана. Мальчик буквально молится на Индиану и собирает все о нем: газетные статьи, ну все… Мог бы Индиана посмотреть стихи мальчика? Чтобы мог сказать отцу, стоит ли мальчику продолжать писать. Есть ли у него талант… Индиана взял телефон и пообещал позвонить. Своего телефона Индиана не дал, опасаясь, что позвонит десяток чеченов.

Они пошли по Садовому кольцу. Смирнов хотел ехать на Сретенку на троллейбусе. Там, на Сретенке, как выяснила бабушка Смирнова, спасибо ей, Индиана сможет купить себе самый что ни на есть рабочий советский ватник в магазине «Рабочая одежда». Индиана предложил пойти пешком. Он хотел по пути бросить взгляд на несколько памятных мест столицы. «Мне уезжать, а когда я еще попаду сюда, Саша?» Про себя он решил, что никогда больше не приедет сюда. Зачем? Сравнивать нежное прошлое с грубым и жестоким настоящим?

58
{"b":"100915","o":1}