– Попробуешь печеной картошки? – спросил папа.

– Нет, благодарю, я должна проявить честность по отношению к моим креветкам, – ответила я, не вполне, впрочем, понимая, что именно имею в виду.

Я предпочла бы снять густую массу с креветок и спрятать ее, к примеру, под печеной картошкой, но на моей тарелке лежала горка риса, совершенно бесполезного для этих целей. Да и вообще я не люблю соусы.

Все закончилось именинным тортом. Отец задул свечку на огромном куске шоколадного торта, которого вполне хватило бы для трех-четырех человек – может, пяти-шести, если кто-то не любит шоколад. Отец с улыбкой взял нас с Софи за руки и держал какое-то время, не говоря ни слова. Он лишь улыбался и слегка покачивал наши руки вверх и вниз, словно дирижируя симфонией, слышимой только ему.

В целом я о многом поговорила с отцом, но, обсудив такие важные предметы, как утки и стоматология, мы не коснулись опасных тем, например, расстояния между Нью-Йорком и Хьюстоном, а его, несмотря ни на что, не удастся игнорировать. Мне хотелось спросить, считает ли он, что мой визит чуть сблизил нас или только подчеркнул нечто важное, существующее между нами. Или и то, и другое. Размышляя о наших отношениях, я представляла себе карту автомобильных дорог, где между Нью-Йорком и Хьюстоном протянулась длинная красная линия, невозможно длинная, но все еще преодолимая. Я никак не могла определить своих чувств к уик-энду, и это напомнило мне смятение, охватившее меня после последнего визита Джоша. А ведь он явно что-то знал, возможно, даже нечто положительное. Мне казалось, что эти моменты жизни пытаются зацепить меня, поведать о чем-то, но на языке, непонятном для меня. И это внушало мне беспокойство.

– Большое спасибо за поездку, – сказала я, игнорируя реальные факты, которые колотились изнутри о стенку черепной коробки, в отчаянии пытаясь вырваться.

Назовем это легкой головной болью.

На следующий день Софи и папа стояли у выхода номер 4, провожая меня. Самолет на этот раз был меньше предыдущего, к тому же скучного серого цвета. Готова поклясться, прошлый лайнер просто сиял.

– Рады видеть тебя в любое время, – сказал отец, и мы коротко обнялись.

Он забыл свою ковбойскую шляпу, или, может, это всего лишь жест. Я повернулась к Софи.

– Ну конечно, – поддержала она отца, протянув мне пару пачек жвачки без сахара, из тех, что содержат внутри какую-то субстанцию.

Именно от таких меня слегка поташнивает: я совершенно не готова к тому, чтобы мне в рот сочилось неизвестно что. Кроме того, она вручила мне пару номеров «Техасского интерьера» для чтения в полете, откуда я почерпну информацию о последних достижениях в жилищном строительстве и о том, что на самом деле означает дом в стиле «ранчо».

– Статья о том, как оборудовать уголок для барбекю, восхитительна, – щебетала Софи, подтверждая мои мысли о том, что она наверняка уже прочла эти журналы.

Благодарю ее.

– Счастливого пути, – одновременно произнесли отец и Софи.

В самолете, на этот раз без соседа по креслу, без возможности подумать о нем или предложить ему мою отвратную жвачку, я вынуждена листать журнал. Узнаю, что клетчатые скатерти создают семейную атмосферу в любой гостиной. Ванные комнаты в розовых и оранжевых тонах популярны по всему штату, даже в лучших домах. И, похоже, как категорически заявляют в одной из статей, утки выходят из моды, а модны теперь фазаны. Я заметила, что именно в этой статье сделаны пометки рукой Софи, но не знала, для кого именно.

– Не стоит недооценивать Джейни, – сказала Мария о моей сестре тем же тоном, каким советует прекратить принимать те или иные таблетки. – За всеми этими заморочками насчет брака скрывается очень серьезная женщина.

– Глубоко озабоченная женщина, ты имеешь в виду, – возражаю я, не уверенная, что хотела бы обсуждать психологические аспекты шести помолвок Джейни.

– Озабоченная, возможно, – соглашается Мария, – но я видела ее на работе, в художественной галерее, видела, как она продала пятифигурную стеклянную композицию и при этом ничуть не вспотела.

– Я покрываюсь холодным потом, едва взглянув на эти штуки. Вечно боюсь взмахнуть руками во время разговора и зацепить какую-нибудь скульптуру.

В галерее Макандерсон, где работает Джейни, скульптуры отлиты из стекла.

– Никогда не размахивай руками на выставке стекла.

– Но Джейни размахивает, – заметила я.

– Да, но уверенно, – сказала Мария. – Иногда я стою по другую сторону витрины и наблюдаю за ней.

– Она тебя видела?

– Конечно. Иногда я вхожу внутрь. А порой стою на улице. Мы машем друг другу. По-моему, мы понимаем друг друга.

Мария кивает, когда говорит, все это для нее совершенно естественно.

Я почти завидую этому взаимопониманию. Временами я думаю, что нет ничего лучше, чем наблюдать за Джейни, когда она работает, любезно беседует со скульпторами, произнося множество мудреных слов, легко и свободно скользит по залу с бокалом шампанского во время приемов. Иногда моя маленькая сестренка приводит меня в восторг.

– Где мы устроим для нее девичник на этот раз? – отрезвила меня Мария.

За ленчем на своем рабочем месте я набросала несколько идей по поводу девичника. В издательстве научной литературы, где я работаю одним из двадцати четырех редакторов, не предусмотрено нормальной столовой. Обычно мы перекусываем прямо в своих «кубиках», на которые разделен весь зал – разделен этакими легкими стеночками, достающими лишь до подбородка, – всякий раз устраивая себе нечто вроде пикника, только без дыма от барбекю. Наверное, это самый тихий вид пикника в истории, поскольку мы все держимся порознь. Если закрыть глаза, можно представить, что тихое шуршание страниц «Нью-Йорк тайме» – это шелест сухих осенних листьев, а запах яичного салата и свекольного пива доносится со стороны семейства, устроившегося неподалеку. Фантазии во время ленча – одна из наших дополнительных льгот.

У большинства наших редакторов есть маленькие радиоприемники, и почти все мы слушаем одни и те же рок-программы. Когда проводится очередная игра и нам предлагают дозвониться в прямой эфир, я слышу, как все одновременно набирают номер телефона. Мы даже сравнивали списки песен, транслировавшихся в последнее время, потому что стараемся быть редакцией равных возможностей. Список включает в себя названия песен, звучавших в полдень в течение последних трех недель и содержавших слова «но я люблю тебя». Просто «я люблю тебя» не годится. Мы как редакторы, безусловно, понимаем значение союзов. Порой мы работаем очень напряженно, а радиозабавы позволяют обрести то, чего не хватает в жизни.

Для начала я нацарапала список девичников, которые мы устраивали для Джейни раньше.

(1) Девичник Китайской Кухни: Напиши Свое Собственное Пожелание Для Печенья. Джейни понравилось. Думаю, она до сих пор хранит все наши бумажки, возможно, даже засунув их в старые обручальные кольца. Мария тогда написала: «Ты, мудрейшая из женщин, не нуждаешься в советах из печенья». Я, кажется, сочинила: «Не существует такой вещи, как бесполезные подарки, – их всегда можно вручить сестре». В общем, что-то вроде этого. Никогда не могла выяснить, что именно написала мама, но помню, как Джейни, прочтя пожелание, густо покраснела.

(2) Девичник Обмена Новой Помадой. Все принесли по нескольку тюбиков с пробниками помады: они вам абсолютно не подходят, но вы получаете их всегда при покупке нужного тона. Узнав об этой идее, Джейни усомнилась было в моем вкусе, но мне достался великолепный темно-вишневый оттенок. Матушка заграбастала себе все персиковые оттенки, но взамен принесла нам маленькие пакетики скраба для лица.

(3) Девичник Круиза По Заливу. Джейни тогда слегка укачало. Впрочем, она утверждала, что я ни в чем не виновата. Мария постоянно твердила, будто видела в Гудзоне акулу, но оказалось, что это лишь комок грязи и нефти. «А может, он питается людьми», – не сдавалась Мария.