Я уже добралась до последнего плинтуса в гостиной, нанеся второй слой ярко-синей краски. Закончив, испытываю непреодолимое желание прислониться и впустить глубоко внутрь себя пронзительную свежесть цвета, но понимаю, что невозможно сделать это, не размазав краску. Тогда я усаживаюсь на кушетку в центре комнаты и вдыхаю свежий прохладный воздух, струящийся из раскрытого окна. Натянула на себя целых четыре слоя одежды, но оно того стоило – ароматы прохладной субботней ночи смешиваются с крепким запахом свежей краски. К тому же меня пьянит ощущение завершенности важного дела. Прикрываю глаза и натягиваю шапку поглубже на уши. Эта комната моя, шепчу я голосам из радиоприемника. Эта комната моя, нежно напевают скрипки, эхом повторяя мои слова.

Новая забегаловка, так понравившаяся Марии, носит оригинально простое название «Пирог», и над входом красуется неоновое изображение пирога с отрезанным ломтем. Лампочки мигают, и, проходя под вывеской, вы слышите жужжание, напоминающее зов пчелы-убийцы. Внутри – зеркальная витрина с многочисленными образцами выпечки. В центре – полдесятка золотистых пирогов с вырезанным куском заманчиво истекают ягодным соком. Надпись над стойкой гласит: «Начни жизнь a la mode!»

Мы с Марией сидим над ломтями вишневого пирога, украшенного ванильным мороженым, хотя она и убеждает меня попробовать нечто под названием «Лети к моей Лу». Мария не говорит, из чего сделана начинка.

– Они как-то проводили конкурс среди посетителей, но никто так и не назвал точные ингредиенты, – рассказывает Мария.

– То есть не известно, что мы едим?

– Зачем тебе знать, наслаждайся, и все.

Я рада, что мы остановили выбор на вишневом пироге. Генри, приятель Марии, присоединится к нам позже, сразу после работы, благо остановка автобуса на углу.

Рассказываю Марии о выходных.

– Впервые экс-жених моей сестрицы обратился ко мне за помощью. Впрочем, едва ли я способна помочь.

– Я должна поговорить с Джейни, – оживляется Мария. – Ужасно люблю слушать, как она от них избавляется. Знаешь, ведь она никогда дважды не использует один и тот же прием?

Этого я не знала. Сестренка мало сообщает о процедуре освобождения от уз помолвки. К тому же я всегда стесняюсь расспрашивать, да и вряд ли использую эту технику в своей собственной практике.

– По ее словам, она любит построить беседу с женихом так, – продолжает Мария, – чтобы помочь ему установить новые отношения в будущем. Из Джейни получился бы отличный менеджер по работе с персоналом.

– До сих пор она не встречалась со своими служащими.

– Нет, ты только представь, Джексон пришел к тебе в гости. И он выглядел печальным и несчастным, но все-таки в подходящем галстуке?

– И довольно милом. Но вид у него был такой, словно он только что сдавал кровь.

– Ты пожалела его и постаралась соблазнить?

– Я? Разумеется, нет!

– И даже не пыталась?

– Ни в коем случае. Я предложила ему сок.

– И ты еще не считаешь себя добрым человеком!

– А что, Джексона стоит соблазнить, хотя бы теоретически? Он представляет какой-то интерес в этом смысле?

– Хороший вопрос, – улыбается Мария. – Вообще-то он мужского пола, человеческое существо – совсем неплохо для начала.

– Он ошкурил мои плинтусы.

– В отдельных странах «третьего мира» это достаточное основание, чтобы соблазнить. И потом, мне нравятся мужчины, работающие руками.

– Ну, в этом деле он не так уж ловок.

Мария вздохнула, и мы обратились к пирогу. Появился Генри в ярчайшем оранжевом джемпере. Мария тут же начала рассматривать его ладони.

– Ты вымыл руки. – Она едва скрывает разочарование.

– Не волнуйся, они снова запачкаются, – утешает ее Генри.

– Отлично. У тебя на лице очень милое пятно, – сообщает Мария.

Генри заказывает пирог «Лети к моей Лу» с мороженым «О, моя дорогая».

– Однажды кто-то угадал, из чего сделано мороженое, – говорит Мария, – но они поклялись никому не рассказывать.

Звенит колокольчик, и из кухни появляется мужчина в старомодном поварском колпаке. Вместе с официанткой примерно лет сорока пяти, на блузке которой значок, где вместо имени значится «О, Мисс», они затевают на стойке поединок по армрестлингу. Вторая официантка вопит: «Делайте ваши ставки!»

– Белль победит Саймона, – утверждает Мария.

– Я видел однажды, как Белль поддавалась, – шепчет Генри.

– Это правда. Но Саймон ей не соперник.

Мы наблюдаем, как Белль тянет время, а потом одним движением прижимает руку Саймона к стойке. Из толпы летят приветственные вопли, происходит обмен проигранными пирогами. Белль угощает Саймона кока-колой, и тот скрывается в кухне. Я оборачиваюсь и вижу, что Генри с Марией сидят, взявшись за руки.

– Это наше место, – говорит Мария, нежно глядя на Генри.

Тот молча кивает.

Вторник приближается. Пытаюсь нормально одеться на работу, отыскивая чистую черную водолазку – у меня их несколько, но все грязные – и брюки. На брюках обнаруживаю пятно в самом низу, но не такое большое, чтобы тащить их из-за этого в чистку. Это мой обычный рабочий наряд, хотя на службу в нашу редакцию можно ходить в чем угодно. К пятнице большинство из нас напяливают поношенные фланелевые рубахи. Порой мы даже покупаем кофе в качестве приза тому, чья рубаха почти истлела. Но, пожалуй, для вторника водолазка в самый раз, не говоря уже о том, что сегодня вечером я ужинаю со своим коллегой Томом, о чем извещает его оригами-приглашение. Истлевшая фланелевая рубаха может произвести нежелательный эффект.

На моем рабочем столе список песен, звучавших по радио каждые полчаса с девяти до пяти в течение последних двух недель. Многие из моих коллег имеют такие же, и мы не считаем зазорным сравнивать их. Приз в пять тысяч долларов весьма заманчив. Большинство из нас не примут участие в конкурсе, призовой фонд которого меньше пятисот долларов, но я порой не брезгую и этим. Одна из наших девчонок как-то выиграла плейер и была совершенно счастлива.

В промежутках между записыванием песен продолжаю работу над книгой и постепенно начинаю получать удовольствие от своей деятельности. Многие люди не знают, что редактор отличается от старшего редактора: в пищевой цепочке мы стоим ниже, особенно если судить по количеству бесплатных ленчей, полученных от издательства. Редакторы платят за себя сами. Это не означает, что старшие редакторы лучше, чем мы; у них выше зарплата. В мои обязанности входят беседы с авторами: я должна успокаивать их, сообщая, что их книги в печати; получать задания от художественной редакции (и заверять художественную редакцию в том, что работа движется) и вообще наблюдать за процессом выхода книги на каждом этапе. Мне нравятся все эти замысловатые связи и взаимодействия. Дважды в неделю моя начальница Моник является с официальным визитом, проверяя, как идут дела.

– Ну и как там «Кисты»? – спрашивает она, используя очередное кодовое название книги про раковые опухоли яичников.

У нее есть подобные прозвища для каждого издания.

– Готова к окончательному монтажу, – сообщаю я.

Моник сверяется со списком книг.

– Это скучно, – бормочет она и между делом довольно агрессивно осведомляется: – Как поживает твой бойфренд? Расскажи что-нибудь интересное.

– У меня нет бойфренда, как и на прошлой неделе.

– Ага, но однажды ты все же порадуешь меня, да?

О личной жизни самой Моник нам известно немного. Моя приятельница Нина однажды видела Моник на улице с пожилым мужчиной, лет пятидесяти – шестидесяти. Моник отряхивала пылинки с рукава его плаща.

– И смеялась при этом, – рассказывала Нина. – Ей это нравилось.

– А как твой бойфренд? – спрашиваю я.

– Ты не захочешь это слушать, – говорит Моник и протягивает мне папку с новым заданием. – Потому что у тебя все слишком хорошо, – сухо добавляет она. Я люблю получать новые задания, поэтому сразу же начинаю листать книгу. – Не спеши, – советует Моник. – Не переутомись.