– Bay, – выдохнула я.

Я всегда восхищалась умением сестренки ходить на высоченных каблуках, хотя сама никогда не хотела носить такие.

– Потом она купила самую отвратительную скульптуру, – добавила Джейни. – А я получила неплохие комиссионные.

– Вот это и есть феминизм, – заявляю я.

Джейни пожимает плечами.

– Только родственники, – присоединяется мама, – имеют право критиковать твою обувь.

– И твою социальную роль, – добавляю я.

Приносят салат из креветок.

– Эх, девочки, хотел бы я как-нибудь взять вас с собой на рыбалку, – говорит Ронни, когда подают его окуня.

Мы с Джейни переглядываемся.

– Не уверена, что люблю рыбачить, – осторожно замечаю я.

– А я пыталась, – неожиданно сообщает мама.

– Ты ловила рыбу? – изумляется Джейни.

– Это называется компромисс, дорогая, – отвечает мама. – И я поймала камбалу! Ронни несколько раз стукнул ее по голове, пока она не перестала шевелиться. – И мама положила в рот кусочек рыбы со своей тарелки, словно доказывая способность поедать улов.

Меня слегка затошнило.

– Вы современные женщины, – изрекает Ронни. – Вам следует знать, как обращаться с окунем. – Официант в этот момент вытаскивает из аквариума длинную рыбину под аплодисменты небольшой группы посетителей. – Просто красавец, – комментирует Ронни.

Джейни кивает, наблюдая, как извивающуюся рыбу уносят. Она опускает глаза, смотрит на свой салат и отодвигает креветку к краю тарелки.

– А у меня для вас новость, – говорит мама. Я смотрю на нее, а Джейни медленно отодвигает тарелку с салатом. – Мы с Ронни решили жить вместе. – Мама и Ронни берут друг друга за руки и даже кажутся смущенными.

Взяв креветку пальцами, Джейни меланхолично съедает ее.

– Отличная новость, – одобряю я.

И решаю вернуться к этому позже.

– Я тоже так думаю.

– Да, – замечает Джейни, – но, мама, не маловата ли для этого твоя квартира?

– Мы будем жить у Ронни.

– О, – выдыхает Джейни, – вот это сюрприз.

Вижу, что мозги Джейни усиленно работают, но понятия не имею, о чем именно она сейчас размышляет. Откусив головку креветки, Джейни рассеянно кладет остальное на край тарелки.

Я поднимаю бокал.

– Это настоящий подарок ко дню рождения, – произношу я с улыбкой.

Мы чокаемся. Ловлю взгляд Джейни, украдкой брошенный в мою сторону.

– Погоди, пока принесут пылающий десерт, – усмехается Ронни.

После обеда встречаюсь с Марией в одном из новых кинотеатров в Ист-Сайде.

– Давай сначала посмотрим мелодраму, – предлагает она, – а потом я хочу пролезть без билета на молодежную комедию.

– Я сто лет не ходила в кино без билета.

– Это незаконно, но я хочу, чтобы в твой день рождения все было необычно. Можешь даже купить попкорн и мятные пастилки.

– Здорово!

Мы останавливаемся у стойки бара и разглядываем неаппетитные фото дежурных блюд. Или цвета слишком темные, или вся еда пережарена. Не можем ничего выбрать.

– Представим, что нам сегодня только по десять лет, – говорит Мария.

– А что, десятилетние девчонки сейчас именно таким образом отмечают дни рождения?

– Не-а. Они наверняка пролезают на эротические фильмы.

После кино мы отправляемся на каток. Мария берет напрокат коньки, и мы делаем несколько кругов.

– По-моему, пяти кругов достаточно для получения горячего шоколада, – замечаю я. – Ты как?

– У тебя сегодня день рождения, так что имеешь право сократить норму до трех.

Мы наблюдаем за тем, как юные девчонки скользят в центре катка, причем гораздо быстрее, чем мы. Некоторые из них вращаются, останавливаются, вращаются в обратную сторону.

Усаживаемся неподалеку со своим горячим какао.

– Если задержимся, – сообщает Мария, – посмотрим на молодых хоккеистов. – Замечаю группу рослых парней школьного возраста, которые в ожидании своей очереди толкутся у бортика. – Смотреть разрешается, – добавляет Мария. – Но руками трогать нельзя, даже в день рождения.

Пара девчонок, лет десяти-одиннадцати, спросив разрешения, устраиваются рядом с нами. Все вместе смотрим, как парни стремительно выкатываются на лед, оставляя глубокие борозды на покрытии. Время от времени одобрительно ухаем.

Затем мы с Марией отправляемся в «Пирог» на встречу с Генри. Он ждет нас за крайним столиком.

– Это наш столик, – говорит Мария, и Генри нежно берет ее за руку.

– С днем рождения. – Он протягивает мне небрежно завернутый пакет.

Внутри нахожу бордовый шарф с логотипом транспортной службы. В известном смысле даже стильно.

– Спасибо.

– Тебе вовсе не обязательно носить его, – уточняет Генри. – Он годится и как мочалка для посуды.

Мы дико голодны, хотя час назад пили какао, так что заказываем банановые блинчики. Раз мы взрослые, то имеем право есть на обед то, что положено на завтрак. А следом всегда можно заказать и вишневый пирог.

– Моя мать живет с мужиком, – сообщаю я.

– Отлично, – одобряет Мария. – Рада за Элисон.

– Знаешь, это своего рода сюрприз, когда твоя мать сообщает, что живет с кем-то. Особенно если этот кто-то – шестидесятипятилетний склеротик.

– Да, особенно если это шестидесятипятилетний склеротик, – кивает Мария.

– Кажется, Джейни намерена убедить ее отказаться от этого.

– Матери… Самое удивительное в них то, что обо всем они имеют оказывается собственное мнение, – рассуждает Мария.

Я киваю. Прибывают блинчики с четырьмя видами сиропа, и мы раздумываем, с какого начать. По случаю моего дня рождения официантка приносит мне большой круглый значок с логотипом ресторанчика. Генри и Мария дают слово не сообщать о моем празднике всему персоналу, если я немедленно нацеплю значок. Для таких случаев в заведении предусмотрена музыка – пара аккордеонов. Ситуация постепенно выходит из-под контроля, аккордеоны состязаются между собой, не оставляя никакой надежды на тихий разговор. Прикрепляю значок и гордо демонстрирую свой кусок пирога.

Оказавшись, наконец дома, вновь чувствую легкую тошноту и сонливость. Может, это от разнообразной, плохо совместимой пищи. Перед глазами все плывет, медленно и лениво, как рыбы в аквариуме или юные хоккеисты на катке. Отстегиваю свой значок и прикрепляю его к магниту на холодильнике, теперь у меня целых два украшения. Шарфик от транспортного управления кладу на полку к губкам для мытья посуды. Может, он сгодится и для мытья окон. Эту процедуру я провожу каждые два года или около того, по мере необходимости. Или носить шарфик?

Среди почты нахожу небольшой сверток от отца. Он прислал традиционную открытку с цветочками снаружи, стихами внутри и надписью от руки: «И много-много любви, папа и Софи». Кроме того, они прислали салфеточку с изображением петушка для накрывания тостера. По крайней мере я думаю, что это именно салфеточка для тостера. Она, конечно, кричащего цвета и напоминает о Софи, но будет выглядеть довольно мило на моей кухне, прикрывая соковыжималку. Мой тостер мне нравится без всяких салфеток.

Кто-то стучит в дверь, что удивительно, поскольку со всеми друзьями я сегодня, кажется, уже встретилась.

– Здорово, Холли.

Джош достает из-за спины огромный букет лиловых ирисов.

– Спасибо, Джош. – Этот букет еще больше предыдущего.

Приглашаю Джоша войти.

– Но зачем столько цветов? – Букет такой тяжелый, что я с трудом удерживаю его в руках.

– Ты этого заслуживаешь. С днем рождения.

– Что ж, спасибо.

– А это ведь десятый день рождения с тех пор, как мы познакомились.

Верно, мы встретились, когда мне был двадцать один год. Джош, безусловно, хорошо считает.

– Поэтому у нас с тобой нечто вроде круглой даты, – продолжает Джош, устраиваясь на стуле.

Раздается легкий треск – интересно, он сломал что-нибудь? Впрочем, не важно.

– У нас уже было несколько круглых дат.

– У нас есть общее прошлое, – говорит Джош.

Он почесывает шею слева. Джош всегда так делал, работая над серьезной математической задачей, порой расчесывал шею почти до крови. Кажется, это помогало ему думать. Расслабляясь, я чувствую, что ноги начинают подрагивать и слегка зудеть. Наверное, от сегодняшних приключений или от слишком тесных коньков. Но эту приятную дрожь я, вероятно, буду ощущать всю ночь. Не пойму, почему, зачем и надолго ли пришел Джош, но я рада, что он здесь.