Но он все еще не был удовлетворен. В ужасе она наблюдала, как он развязывает ее руки. На его лице было такое выражение, которого она никогда не видела прежде. Она подумала: на этот раз он меня убьет!

Схватив ее за волосы, он выволок ее из кровати и молча потащил из спальни по коридору. Резко открыв дверь в кладовку, он втолкнул ее туда. Чарми споткнулась о какие-то старые вещи. Ударившись о сломанную теннисную ракетку, Чарми почувствовала резкую боль в ребрах и услышала слабый треск.

– Подожди… Пожалуйста, не оставляй меня здесь… – умоляла она, когда он закрывал дверь.

Но она услышала, как дверь захлопнулась и ключ повернулся в замке.

– Рон! – закричала Чарми. – Не оставляй меня здесь!

Лампочка в кладовке очень давно перегорела, но Чарми все равно не смогла бы дотянуться до выключателя. Рон так захламил кладовку, что там невозможно было повернуться. У нее при каждом вдохе сильно болела грудь. Эта боль, однако, не была более ужасной, чем боль между ногами. И не столько физическая боль, сколько душевная мука…

– Рон, – проскулила она, – мне плохо. Я умираю. Пожалуйста, не оставляй меня здесь.

Но она услышала стук захлопнувшейся входной двери, звук разогревавшегося мотора, и потом машина отъехала от их дома.

Алан поехал с Ханной в Пасифик Оушен-парк, парк развлечений, где они смешались с толпой. Они восхищались теплым вечером, яркими огнями, соленым морским воздухом и буйным, неудержимым весельем. Их свидание началось весьма скованно: они избегали касаться друг друга, когда шли по дороге, слушая крики зазывал, наблюдая, как молодые люди гордо прижимали к себе огромные мягкие игрушки, которые они выиграли на аттракционах для своих девушек. Романтика буквально окутывала их, как причудливое пульсирующее облако. Они мало говорили о себе.

– Ты знаешь, Ханна, ты мне всегда нравилась! – признался Алан, когда они ели кукурузные гамбургеры, густо намазанные горчицей. – Но я никогда не мог набраться смелости и поговорить с тобой. Когда миссис Фолкнер сказала, что ты интересовалась мной, я был поражен. Набрался храбрости и позвонил тебе. Иначе я бы никогда не осмелился пригласить тебя. – Он пожал ее руку.

Ханна всегда знала, что мистер Скейдудо небольшого роста, но до сих пор не понимала, что он ниже ее. Ей было все равно; под тесной мадрасской рубашкой и такими же тесными брюками угадывалось его великолепное физическое развитие.

Они доели свою кукурузу и купили два стаканчика мороженого: один – с вишневым, а другой – с лимонным. Когда стаканчики начали подтекать, Алан и Ханна выбросили их и купили леденцы из хлопкового сиропа. На самом деле никому из них есть не хотелось, в них зрел аппетит совершенно другого рода. Но они оба были слишком застенчивыми, чтобы сделать первый шаг.

Решили прокатиться по воздушной дороге от одного конца пирса до другого, но когда они висели в маленькой кабинке высоко над океаном, Алан обнял Ханну. Она вся напряглась, но не стала протестовать. Потом пошли кататься на детской железной дороге, и когда их вагончик ринулся вниз, прямо в черные бушующие волны Тихого океана, Ханна завизжала и прильнула к Алану, и его рука как бы незаметно соскользнула к ее груди, где и оставалась все время, пока они катались. На «Октопусе» Алан совсем расхрабрился и стал продолжать свои исследования, пока кабинки взмывали высоко в небо, а затем резко спускались вниз. Ханна не протестовала, и он забрался под ее свитер, его пальцы начали ощупывать застежку ее бюстгальтера. Но только на аттракционе «Титл-э-Вилт», где их то почти опрокидывало, то начинало крутить, так что замирало сердце, он решился полностью забраться Ханне в лифчик и взять в руку ее большую, крепкую грудь.

Их кабина кружилась, поднималась и опускалась, быстро меняющаяся центробежная сила прижимала их друг к другу. Ханна крепко прижималась к Алану, а он так же крепко держался за ее грудь. Они начали целоваться. Когда она сжала его напрягшийся член, Алан подумал, что он взорвется прямо там, в этом бешено крутящемся колесе.

Наконец аттракцион остановился, они вывалились из него с кружащимися больше от сексуального напряжения, чем от того, как только что их бросало вверх и вниз, головами. Алан крепко обнимал Ханну за талию, когда они оцепенело шли через толпу, не обращая внимания на огни, на музыку, на аромат горячих сосисок и угар выхлопных газов. Они дошли до водоема, где помещались тюлени и люди бросали рыбу в вонючую воду. Ханне удалось отлепиться от Алана, она пробормотала:

– Секундочку, я сейчас вернусь.

Он видел, как она исчезла в сером каменном здании с надписью «Леди» над дверью. Ханна через минуту появилась в дверях, и он сразу же заметил, что она сняла бюстгальтер. Когда он увидел, как колышутся под свитером эти роскошные груди, Алан почувствовал, что больше терпеть не может.

– Боже, – сказал он хрипло, беря ее за руку. – Пошли!

Вход в «Комнату ужасов» выглядел весьма сексуально. Огромный, раскрытый, задрапированный красными занавесами, с темной дырой в самом центре. Алан вытащил доллар, чтобы заплатить за вход. Они вошли внутрь, все еще крепко цепляясь друг за друга, как делали на колесе «Тилт-э-Вилт», словно сиамские близнецы, которых невозможно разделить.

Они на секунду остановились, чтобы глаза привыкли к темноте. Шум внутри просто оглушал: было трудно определить, что они слышат – музыкальные аккорды, смех или пулеметную стрельбу. Проходя по огромным светящимся следам на полу, они миновали парочку в тени, которая как бешеная занималась любовью.

В комнате ужасов было много разных глупостей, они были больше смешными, чем страшными. Но Ханна все равно жалась к Алану, и он храбро защищал ее от висящих скелетов, подвешенных голов и поддерживал на скользком полу, где были разлиты газированные напитки. Они подошли к кривым зеркалам и посмеялись над своими искаженными изображениями – перекошенными и меняющимися по мере того, как они начинали двигаться. Но когда Алан увидел, каким высоким он казался в одном из зеркал – даже выше Ханны, – он уже не смог больше терпеть.

Он крепко обхватил ее и начал так целовать, что она задохнулась. Ханна совсем не сопротивлялась. Они покачнулись и оперлись о стену у входа в комнату кривых зеркал. Жадно целуясь и неистово прижимаясь друг к другу, они влетели в нее. Одна зеркальная стена как бы отбросила их, и они рикошетом влетели в другую. Они не видели сотни изображений, которые появлялись в зеркалах. Сияющий сверху пульсирующий свет делал их похожими на сумасшедших актеров в старой немой картине.

Они прислонились к прозрачной стенке. Алан нырнул ей под юбку и поднял ее, Ханна помогала ему, – она лихорадочно стянула свои трусики. Люди рядом, почти ослепленные вспышками огней, пробирались, как ночные бабочки, через какой-то стеклянный туман. Алан быстро расстегнул свою «молнию» и проник в нее во время паузы между двумя вспышками. Ханна обхватила его одной ногой, они откинулись на стену, и Алану удалось поднял свитер и обнажить ее грудь. Для проходящих мимо хохотавших людей, ударявшихся носами о прозрачную стену, о которой они прежде не имели представления, Алан и Ханна были просто еще одной обнявшейся парой, которая занималась любовью.

Все было кончено через несколько минут. Алан сильно задрожал, и Ханна вскрикнула. Затем она быстро опустила юбку и натянула свитер – не дай Бог кто увидит. Алан застегнул «молнию». Они повисли друг на друге, почти падая.

– Боже, – сказал он, смеясь, – именно поэтому они называют эту комнату еще и комнатой смеха и удовольствий! – Он посмотрел на Ханну и поцеловал ее долгим поцелуем. – Ханна, давай поженимся, – добавил он.

Учащенно дыша, Ханна чувствовала, как теплая липкая жидкость бежит по ее ногам, но ей было приятно чувствовать это.

– Вот так вдруг? – спросила она, задыхаясь.

– Мы нравились друг другу более трех лет. Мне кажется, что это достаточно долгое обручение.

У нее в голосе замелькали мысли и воспоминания: академия Грира, ее собственные занятия моделированием одежды, ее растущие связи со «Старлайтом», ее стремление к независимости. Но самым главным был Алан.