Она поспешно высвободилась из-под него и подошла к телефону возле софы, торопливо набрала номер и после паузы произнесла в трубку:

– Лиза, дорогая! Да, это Фрида. Первоочередное дело. Приезжай завтра утром в «Стар», да, «Стар», в Палм-Спрингсе. Отбытие в час одиннадцать, как раз перед тем, как ты уходишь в «Ракуе-клуб». Лиза, привези все, что достала.

Она нажала на рычаг и набрала свой номер:

– Сэм, это Фрида. Мне нужно, чтобы ты немедленно приехал в «Стар». Это на утро твое первое дело. Выезжай еще до рассвета. Что? Меня это не касается. Отмени. Ты мой должник, Сэм, не забыл? Да, «Стар». Скажу тебе, когда приедешь. Ах, да, Сэм, обязательно привези Джанину.

Пока Фрида названивала, неистово набирая номера, отдавая распоряжения абонентам на другом конце линии, Рауль наблюдал за ней в замешательстве. Когда она приступила к пятому звонку, он протянул руку к рубашке чтобы начать одеваться, но Она коснулась его твердого потного плеча и шепнула:

– Ты можешь остаться?

– Столь долго, как ты хочешь, – ответил он удивленно. Она подмигнула и набрала очередной номер.

– Банни? Это снова Фрида. Ты говоришь так, словно плачешь. Слушай… Что? Доктор Айзекс принесла тебе немного валиума? Не принимай его. Я хочу, чтобы ты оставалась бодрой. Слушай, я хочу тебя спросить: кто-нибудь видел твою новую внешность? Я имею в виду, кому известно, что ты сделала пластическую операцию? Только врачи? Превосходно! А теперь оставь валиум и застегни свой ремень безопасности, чтобы не свалиться.

Фрида говорила возбужденно, улыбаясь в то же время Раулю.

– А теперь слушай, какая идея осенила меня!

И, объясняя Банни план, который пришел ей в голову, но опуская, как он пришел, Фрида не отрывала глаз от Рауля, который лежал на бараньей шкуре, обнаженный, прекрасный и сильный, – распростертая готическая статуя.

И внезапно до нее дошло, почему она должна была остаться в «Стар».

Дэнни Маккей сидел в своем новеньком «ягуаре», барабаня пальцами по рулевому колесу. Он следовал за Филиппой Робертс и ее двумя спутниками сюда, к многоэтажному зданию «Уилшир», в котором располагался офис «Старлайта», от отеля «Сенчури-Плаза», после того как они оттуда выписались. Вскоре они должны были еще появиться: служитель внизу сказал ему, что мисс Робертс сегодня отправляется в Палм-Спрингс.

Уже темнело, и на оживленном бульваре Уилшир начали зажигаться серебристыми всполохами рождественские гирлянды. Откуда-то доносилась мелодия песенки «Мы, три короля», по тротуарам сновали покупатели, нагруженные пакетами, и просто прохожие с озабоченными лицами. Дэнни ненавидел рождественские праздники, они его нервировали. Воспоминания о матери, которая была такой прекрасной и умерла такой молодой, всегда возвращались к нему в это время года режущей болью.

Наконец терпение его было вознаграждено: знакомый белый длинный лимузин выехал из подземного гаража. Одно из оконных стекол салона было опущено на несколько дюймов, и он смог разглядеть пассажира. Похожа на Беверли. Это и была Беверли.

Когда, следуя за лимузином, Дэнни выехал на 10-й хайвей, ведущий на восток в Палм-Спрингс, его руки стиснули руль в сладостном предчувствии того, что он должен с ней сделать.

– Оператор, – нетерпеливо сказал Алан Скейдудо в трубку, – что с моим звонком в Лос-Анджелес?

Когда ему ответили на языке, которого он не понимал, он почти заорал:

– Naõ falo português! Я не говорю по-португальски!

– Desculpe-me, senhor. Я постараюсь еще раз. Все линии заняты.

– Пожалуйста, постарайтесь. Это очень срочно.

– Да, senhor. Я позвоню вам, как только соединюсь с абонентом.

Алан повесил трубку и выругался. Для него жизненно важно было немедленно переговорить с Филиппой. От поездки в Рио и встречи с президентом «Миранды интернейшнл» осталось скверное впечатление. Что-то тут было не так, и Гаспар Энрикес вел себя как-то не так. Старик был слишком добродушен, подумал Алан, слишком охотно шел на сотрудничество и слишком быстро пообещал прекратить скупку акций «Старлайта», владея сейчас восемью процентами, в то же время он вежливо отказался подписать соглашение о «мертвой точке», которое Алан привез с собой.

Он взглянул на часы. Важный посетитель мог постучать в дверь его номера в любой момент.

«Господи, ну и денек выдался», – подумал Алан, подошел к окну и выглянул в теплую бразильскую ночь. День был жаркий, город уже шипел при почти ста градусах, сейчас температура спала до влажных семидесяти двух. Алан ослабил узел галстука и вознес хвалу Господу, что в отеле имелись кондиционеры. Он остановился в Сезар-парке на Авенида Виера-Сдуто. Здесь на крыше здания постоянно дежурили охранники службы безопасности. С помощью биноклей они контролировали прилегающий пляж Ипанема, чтобы ограждать постояльцев от «пляжных крыс» – детей, которые воровали все, что попадало под руку. На этом самом пляже Алан и встретился ранее с Гаспаром Энрикесом.

Энрикес претендовал на роль одного из тех пожилых джентльменов-аристократов, часто встречающихся на бразильских пляжах, которые любят доказывать свое мужество, бросая вызов океану. Алан был вынужден ждать на пляже, пока семидесятилетний бразилец нырял в накатывающиеся волны, а затем полчаса подпрыгивал на одном месте на песке. При каждом прыжке с седых волос на его грудь ссыпалась брызгами высохшая морская соль, а в это время они с Аланом пытались вести деловые переговоры среди толпы отдыхающих, шума и насекомых. Алан не был готов к встрече именно на пляже, он был одет в темно-синие шерстяные брюки, очень дорогую шелковую рубашку от Армани и чувствовал себя весьма нелепо с портфелем в руках и с подвернутыми штанинами.

Правда, во время разговора он обнаружил, что ничего необычного в этом для Ипанемы не было: и другие люди делового вида беседовали, похоже, с клиентами, одетыми в одни лишь купальные костюмы, но все с портфелями.

Подлинной проблемой для Алана при этой встрече на пляже было то, что здесь он не мог носить свои ботинки со специальными стельками, так что его рост был низведен до природных пяти футов и шести дюймов. Другой проблемой был ветер – он вздымал его редкие, тщательно уложенные волосы, выставляя трансплантаты на обозрение всему свету.

Однако даже в таком виде на него обращали внимание женщины – эти аристократичные полногрудые создания с оливковой кожей и ногами, которые, казалось, росли прямо из-под мышек. Они были совершенно обнаженными, если не считать танги – изобретенных в Рио узеньких бикини, которых, в сущности, могло бы и не быть. Эти красотки обладали даром мельком, искоса, бросать на мужчин взгляды, способные его расплавить, особенно такого мужчину, как пятидесятипятилетний Алан Скейдудо, на которого давно, а возможно, и никогда так никто не смотрел. Не один раз он вынужден был переспрашивать Энрикеса: «Извините, что вы сказали?»

Алан провел со стариком на пляже все послеобеденное время: Он ел сандвичи с сыром и выслушивал жизнерадостную болтовню Энрикеса на превосходном английском о деятельности – во всех деталях – «Миранды интернейшнл», ее волнующих операциях по экспорту орехов. Но все, с чем Алан, в конце концов, ушел, была дикая головная боль и солнечные ожоги. Достигнуто было до удивления мало. Теперь, задним числом обдумывая встречу, Алан видел, что это была какая-то шарада, хотя в конце ее он и Гаспар разыгрывали уже нечто вроде пантомимы, заглядываясь на чье-нибудь бикини. Ничего существенного на самом деле сказано или сделано не было. Теперь, когда на часах тикала полночь, а сам он озабоченно ожидал важного гостя, его дурные предчувствия усилились. «Миранде интернейшнл» определенно доверять нельзя. Нужно немедленно предупредить Филиппу, чтобы она была настороже.

Когда раздался стук, Алан поспешил отворить дверь, но это был всего лишь официант. Алан отступил в сторону. Официант вкатил тележку и стал готовить ужин, успевая болтать о жаре, влажности и результатах последних футбольных матчей.