Фриде не терпелось увидеть курорт, о котором болтали без умолку. «Стар» был окутан тайной, подобно огромному рождественскому подарку, упакованному в золотую фольгу и серебристые ленты. Об этом месте нельзя было прочесть в журналах или газетах, редко появлявшаяся его реклама ничего не разъясняла, а агенты по туризму не предоставляли проспектов. О нем можно было узнать по разговорам киношной колонии или от тех, кто побывал в «Стар», пользуясь привилегиями, которых у других не было. Фрида вспомнила, что один из ее клиентов рассказывал ей о «Стар», о возможности расслабиться, которая там предоставляется, – некий сорт ненавязчивых услуг как для мужчин, так и для женщин. В частности, эти услуги представляли собой партнера или партнершу для обеда, для танцев, но услуги могли быть по вашему желанию предоставлены и для спальни. Это напомнило Фриде о ее последней поездке в Нью-Йорк, когда она в одиночестве сидела в баре гостиницы, а смазливый молодой человек в униформе коридорного спокойно обратился к ней. «Вы посещаете Манхэттен одна? – спросил он вежливо. – Вы здесь гостья, в гостинице? Вот что я вам скажу: если что-нибудь понадобится, днем или ночью, позвоните администратору и попросите Рамона. Я достану вам. – Он наклонился ниже и, заговорщицки подмигнув, добавил: – Что пожелаете».
Тогда Фрида ужаснулась, как и сейчас, при мысли о занятии сексом с совершенно незнакомым человеком. Она не была с мужчиной со времени смерти Джейка, – шестнадцать лет слишком долгий срок для воздержания, – но Фрида верила, что секс проистекает из любви, особенно для женщины в пятьдесят три года с двумя взрослыми детьми и пятью внуками. Представляя, какими могут быть «услуги» в «Стар», она подумала о шофере, сидящем по другую сторону перегородки, о том, как он улыбнулся за ее спиной у гостиницы, когда она наклонилась за чемоданчиком. Блеск белых зубов, ямочки на щеках, квадратной формы подбородок и длинные, длинные черные волосы. Занимается ли он «услугами», подумала она, когда не водит лимузин «Стар»?
Фрида выбросила эту мысль из головы. Она взбирается на этот айсберг не для того, чтобы улечься под кого-то, напомнила она себе, она направляется туда, чтобы найти Банни. И поскорее. Дело не ждет, она должна добыть подпись Банни на этих бумагах за двадцать четыре часа, как она и обещала Сиду Стерну. Пока машина, шурша, катила сквозь пустынный закат, увеличивая расстояние между своими пассажирами и цивилизацией, Фрида вновь задумалась над тем, что же случилось с Банни. Бедная девочка, казалось, забилась в эту горную глушь, как в нору, поскольку раны от потери «Оскара» в апреле все еще не затянулись. Не поэтому ли Банни не отвечала на ее звонки? В какой бы хандре крошка ни пребывала, она собирается вырвать ее отсюда, и как можно скорее. Фрида с трудом сдерживала себя – так была взволнована. Почему они едут так медленно?
Звон стекла заставил Фриду взглянуть на Кэроул Пейдж, которая приканчивала бутылку «Дон Периньон», предназначавшуюся для всех троих. Фрида не возражала, она откладывала выпивку на потом, приберегая для торжественного момента, когда покажет Банни, что лежит у нее в кейсе. Фрида захватила с собой бутылку «Мандарин Наполеон», любимого ликера Банни. Они разольют его по бокалам, добавят лед и поднимут тост друг за друга, за мир, за прекрасную красивую жизнь.
Когда пустая бутылка шампанского вернулась на место в ведерко со льдом, Фрида вдруг подумала, что Кэроул Пейдж пьет не из-за страха перед фуникулером. Похоже, у нее есть более серьезные поводы для этого. Фрида слышала ходившие на киностудии слухи, что последний фильм Кэроул – бомба, сенсация, но уже четвертая по счету, что свидетельствовало о движении карьеры к закату. Фрида не пыталась пристально разглядывать красивую актрису, но не могла не уловить знакомого выражения затравленности в глазах Кэроул. Такое выражение встречаешь в Голливуде повсюду. Взгляд женщины, охваченной паникой от неминуемого близкого старения. Кэроул Пейдж была очень эффектна в свои двадцать, да и в тридцать с небольшим, заполняя экран живостью и блеском, присущими только ей. Но затем мало-помалу живость увядала, блеск тускнел, пока наконец в этих сапфировых глазах не появился страх. За годы работы агентом Фрида снова и снова наблюдала этот процесс. Он был столь же стар, как сама индустрия. Красивым женщинам стареть запрещается.
Чувствуя, что сейчас чихнет, она в поисках платка открыла сумочку из крокодиловой кожи. Не успев подавить чих, заглушила его щелчком сумочки и, как бы извиняясь, улыбнулась сидящей рядом с Кэроул женщине, которая коротко взглянула на нее. То, что эта женщина врач, было ясно по ее медицинскому саквояжу с вытесненным на нем именем. Да она и выглядела как врач, подумала Фрида. Никакой косметики, каштановые волосы собраны в тугой пучок на затылке, сильные, видимо, умелые руки с коротко подстриженными ногтями. На вид ей было лет под сорок, но никаких признаков замужества, и Фрида подумала: интересно, что привело эту женщину на заснеженный курорт.
Машина остановилась у вторых ворот. Опять охранник проверил список пассажиров. Машина продолжила путь по дороге, становившейся по мере приближения к подножию горы все более узкой и крутой. Вдруг солнечный свет померк – словно ночь опустилась на пустыню. Высокие гранитные стены как бы сжали машину на дне каньона, загроможденного гигантскими валунами и скальными отложениями доисторического периода. Длинные тени протянулись от ущелий и оврагов, кустарники уступили место низкорослым соснам, воздух становился ледяным, хотя на этой высоте снега еще не было. Фрида теперь могла представить, каким окажется курорт: ужасающе захолустным, со множеством кинематографических снобов, платящих огромные деньги за отдых, полный лишений и неудобств. Но ее грела мысль о пятнадцати процентах от миллионной сделки, которые она получит, как только Банни подпишет документы. Ради этого стоило потерпеть.
«Так и должно было быть, – сказала себе Кэроул, когда лимузин, подкатив к небольшому некрасивому зданию без окон, остановился. Возле неказистого здания была крохотная автостоянка, заполненная «ягуарами», «БМВ», «корветами» и двумя ярко-красными «феррари». Охранник в униформе похаживал вдоль площадки. Прямо над плоской крышей здания виднелась первая опора для троса и угол ангара, где находились огромные механизмы фуникулера.
Когда шофер открыл дверцу машины и порыв ледяного воздуха ворвался в салон, Кэроул инстинктивно откинулась на сиденье. Мелькнула мысль, что сейчас у нее еще есть шанс отказаться от безумного плана и вернуться домой, к Сэнфорду. Но, напомнив себе, что все, что она делает, делает для него, Кэроул протянула шоферу руку, улыбнулась ему своей самой очаровательной улыбкой и направилась к двери здания. Фрида Голдман вышла следом, крепко держа свой кейс, и сразу ощутила, как холодный горный воздух пронизывает ее летнюю одежду. Шофер одарил ее интимной улыбкой, и она заметила, как крепка его рука. Фрида поспешила за Кэроул, молясь, чтобы в здании оказалось тепло. Их спутница вышла последней, одной рукой запахивая жакет на груди, в другой руке она несла свой саквояж. Не приняв руку шофера, она не заметила его улыбки и не улыбнулась в ответ, потому что глаза ее были устремлены на гору, исполненную таинственности и неясных обещаний. Последовав за Кэроул и Фридой, она за дверью здания вновь уперлась взглядом в гору, вид на которую открывался сквозь стеклянную стену комнаты, противоположную двери. Это маленькое здание было посадочной станцией фуникулера и совсем не походило на негостеприимную природу, окружающую его. Роскошные буфет и бар с богатым выбором напитков, в которых толпились люди, напомнил Джудит Айзекс зал ожидания британской авиакомпании в Нью-Йорке, где она ожидала посадки на «Конкорд», когда летела в Лондон на съезд врачей. Но зал «Конкорда» был отделан в приглушенных черных тонах, а зал ожидания «Стар» для посадки на фуникулер претендовал на романтический стиль американского Запада: покрытые льняными чехлами диваны, подушки, индейские коврики, скульптура доколумбовой эпохи, пальмы и кактусы в массивных вазонах.
