– Господи, Дон, ты мне не сказал, что сестра твоей подружки… – я не слышала окончания фразы, но могу себе представить, что он сказал.

– Вот ужас, – заметила Филиппа.

– Ну а как вы? Вам везло с парнями?

– Мне было еще хуже. Я никогда не обжималась в открытых кинотеатрах.

Ханна наклонилась вперед и тихо сказала:

– Мне уже двадцать один год, а я все еще девушка. Разумеется, я не замужем, но чувствую себя в какой-то степени ущербной. Может быть, у Грира будут какие-нибудь подходящие парни. – Она откинулась на спинку стула и добавила: – Если я только когда-нибудь попаду туда. Господи, я начинаю ненавидеть себя. Я начинаю верить, что во всем виноват вес… Может быть, пропаганда снижения веса права, а я ничего хорошего не стою, потому что жирная…

– Вы не правы, – ответила Филиппа, – нельзя так говорить.

– Именно так к нам отнесся доктор Хир. Он заставил нас почувствовать вину. Как все остальные женщины, которые ждут приема, могут мириться с подобным отношением?

– Ханна, когда мне было двенадцать лет, я почти поддалась этому чувству унижения, потому что верила, что я его заслужила, считала себя никчемной. Но в последнюю минуту я выпрямилась и постояла за себя. Эти женщины еще не научились этому, они не нашли способ верить в себя. Они все еще верят в свою никчемность и потому заслуживают любого отвратительного отношения к себе.

– Я не могу вернуться в эту жуткую клинику. Я просто не могу себе этого позволить. Если я буду посещать клинику, я не смогу посещать академию Грира. Но если я не сброшу вес… Черт, но что же делать? – воскликнула Ханна, глядя на тарелки за прилавком. Там лежало несколько кусочков заветренного пирога. – Я пускаюсь в разгул и съем творожный пудинг. Моя мать всегда так делает, когда у нее плохое настроение. Как насчет вас? Я угощаю!

– Я не ем творожный пудинг, – ответила Филиппа. – Я вообще не могу есть ничего сладкого. Мне становится плохо. Я не знаю, в чем дело.

– Может быть, у вас какие-нибудь проблемы с метаболизмом, ну, вы знаете, типа диабета. Вы меня понимаете? Поэтому, я считаю, что доктор Хир должен был сделать анализы крови или еще какие-нибудь анализы, чтобы знать о наших индивидуальных особенностях. Вот подонок!

Пока они ждали, когда Ханне принесут пудинг, а Филиппе – кофе, Ханна сказала:

– Вы знаете, если бы вы поменяли этот овальный воротник на вырез мысиком, вы бы казались худее.

В ответ на удивленный взгляд Филиппы Ханна пояснила:

– Простите, я не хотела вас обидеть. Моделирование – это мое хобби. Я этим занимаюсь с тех пор, когда была еще ребенком. Толстым ребенком. Я давно поняла, как сделать, чтобы одежда помогла мне выглядеть худее. – Она слегка покраснела. – Я ведь не выгляжу, как должен выглядеть модельер, не так ли? Я имею в виду, что дизайнеры одежды не могут быть толстыми. Но вы знаете, что сказала Коко Шанель? Она сказала, что, если вы плохо одеты, люди запомнят вашу одежду. Но если вы хорошо одеты – они будут помнить женщину. Вы знаете, я, кажется, понимаю, что может вам помочь, – добавила она. – Потому что в действительности само платье очень хорошее. Только круглые воротники делают лицо более пухлым. – Она сняла с себя толстую золотую цепь с висящим на ней тяжелым медальоном – круглый диск со стилизованной птичкой на нем. Надела медальон на Филиппу и выровняла цепочку у нее на груди. – Вот так. Медальон смягчает закругление воротника, продолжает вертикальные линии, вы выглядите гораздо тоньше. Шарфы и крупные бусы также могут помочь, зрительно смягчить тяжелый верх.

Филиппа повернулась и попыталась разглядеть свое отражение в пластиковой стенке.

– Вы правы, действительно так лучше. Я должна помнить это, – сказала она и начала снимать медальон.

– Оставьте это себе, – сказала Ханна. – Это недорогая безделушка. Это ведь не настоящее золото!

– Но медальон очень милый. Я правда не могу его принять!

– Филиппа, вы мне помогли тем, что выслушали. Мне сейчас гораздо легче. У меня нет никого, кому я могла бы все высказать. Все мои друзья – худые, а моя семья считает, что ничего плохого в моей полноте нет.

Когда она взглянула на улыбку Ханны и почувствовала вес тяжелого медальона, который «продолжал вертикальную линию» и делал ее на несколько килограммов худее, на Филиппу внезапно нахлынули ощущения, которых она не испытывала со времени своего тринадцатилетия, Когда Фризз устроила ей сюрпризом полночное празднование ее дня рождения в спальне. Пришли девять девочек и принесли небольшие подарки, а умница Фризз, зная, что Филиппа не может есть сладости, каким-то образом потихоньку на кухне смогла приготовить ей именинный пирог из ветчины. На нем даже были именинные свечки. Филиппа поняла, что они с Ханной Райян станут друзьями.

– Послушайте, давайте встретимся здесь через неделю, в то же время. В течение семи дней мы с вами будем придерживаться диеты доктора Хира. Будем просто молиться на нее. Если почувствуем, что не можем ее выполнять, давайте позвоним друг другу. А на следующей неделе взвесимся на этих весах.

Она показала на весы, которые стояли у входа в закусочную.

– Давайте служить друг другу стимулом. Вам не нужно будет приходить в клинику, я пойду туда и принесу меню на следующую неделю и передам его вам. Таким образом вы сможете сэкономить. Что вы об этом думаете?

– Да, – согласилась Ханна. Она сразу же представила себе: прелестная территория академии Грира с ее тенистыми дубами, и великолепно вылепленный зад мистера Алана Скейдудо.

– Так, это именно те факты, которые относятся к нераскрытому убийству Декстера Брайанта Рэмси, – сказала Андреа, читая свои записи Беверли Берджесс. – Жертва получила одну пулю в голову, хотя свидетели приводили разные данные о числе слышанных ими выстрелов. Слуги доложили, что во время происшествия в резиденции было около тридцати гостей, но к тому времени, когда прибыла полиция, не осталось ни одного. Полиции не сообщали почти четырнадцать часов после того как произошло преступление. Оружие так и не было найдено. И… – здесь она посмотрела на Беверли Берджесс, – Рэмси был кастрирован после смерти. Ну что, все?..

Беверли проводила для Андреа Бахман небольшую экскурсию по крылу «Замка», которое сохранилось в том виде, каким оно было шестьдесят лет назад. Экскурсии предлагались посетителям один раз в день, в утренние часы. Гиды щекотали им нервы совершенно невероятными историями, в то время как посетители осматривали частные апартаменты, где когда-то останавливались звезды кино. Воздух в холле был спертым, наполненным запахом пыли, засушенных роз и старых духов, мебель – тяжелая, темных тонов, написанные маслом портреты людей, которых уже давно не было в живых, обрамляли стены. Все создавало атмосферу загадочных явлений и романтических трагедий.

– Да, – сказала Беверли, – мне кажется, что это все.

Так как это крыло не отапливалось, она и Андреа были тепло одеты: на Андреа был свитер с капюшоном, твидовая юбка и сапоги, Беверли – в коротком жакете из чернобурки и в свободных брюках из тонкой шерсти. Несмотря на то что они находились в помещении, на ней были также огромные солнечные очки.

Андреа пролистала свои заметки. «Одна из горничных заявила, что она видела, как кто-то выбежал из дома сразу после того, как прогремели выстрелы. Она также сказала, что не может утверждать – был ли это мужчина или женщина». Она посмотрела на Беверли.

– Полиция считает, что это была Марион, но вообще-то это мог быть кто-то другой, не так ли? Может быть, кто-то из гостей?

Беверли кивнула.

– Это именно то крыло, где размещались гости в тот вечер, – сказала она, когда они проходили мимо закрытых дверей. – Они все жили в этих комнатах. Все могли зайти в ванную комнату, где был убит Рэмси. – Она нажала на ручку, и дверь бесшумно отворилась, открывши взорам потрясающую комнату, оформленную в восточном стиле, с черной лакированной мебелью, японскими ковриками татами, шелковыми подушками, лампами с абажурами из рисовой бумаги и парой великолепных японских кимоно, которые, защищенные от пыли стеклом, висели на стене.