Солдат, стоявший на правом фланге, исполнил прием, который от него требовали.
— Хорошо, — остался доволен великий князь. — А теперь ложись и покажи, как целиться умеешь. — Солдат сделал и этот прием. — Не худо, но можно лучше. Смотри, как надо. — Великий князь взял у солдата ружье, лег на траву и стал показывать, в каком положении следует держать голову, грудь, где быть при прицеливании правой руке и пальцу.
Арапов пошел прочь. "И это брат императора, надежда трона! — с досадой думал он. — Неужели он притащился за столько верст для того только, чтобы заниматься таким пустым делом?"
Обед в харчевне не поднял его настроения. Чтобы унять досаду, он много ходил по городу и вернулся к себе только поздно вечером. Шишкова в своей комнате еще не было. Он попросил лакея принести чаю, выпил чашку и лег спать.
Сон не шел. Арапов лежал с открытыми глазами и думал о странном, ребяческом поведении великого князя, о странном прусском генерале Фуле, не нюхавшем пороха и тем не менее сделавшимся у императора главным военным авторитетом, о странном назначении адмирала Чичагова на пост командующего сухопутной армией, думал и о других странностях, увиденных в Вильно. Думал обо всем этом и чувствовал, как в душу вползает черная тоска. "Интересно, что сказал бы Ушаков, если бы оказался здесь?"
Из коридора в комнату Шишкова щелкнула дверь. Наконец-то секретарь вернулся. Значит, бал уже кончился и все разошлись спать. "И мне тоже пора спать", — приказал себе Арапов. Он закрыл глаза и больше их не открывал.
Его разбудил стук в дверь в комнату к Шишкову. Сразу же после стука он услышал голос из коридора:
— Ваше высокопревосходительство, государь требует. Срочно!
Раздался щелчок открываемого дверного замка, потом шумно задвигали стулом, потом послышалось, как захлопнулась дверь, как чьи-то легкие шаги стали удаляться по коридору, затем стало тихо. Арапов понял, что случилась что-то очень важное. Он встал и зажег свечу. Было два часа ночи. Ложиться уже не было смысла. До сна ли, когда сам государь не спит и секретаря своего на ноги поднял?
Шишков вернулся довольно быстро, но зашел сразу не к себе, а в комнату к Арапову — то ли ошибся дверями, то ли на свет заглянул. Лицо его было озабочено.
— Ужасные вести, — сказал он. — Французы вступили в наши пределы. Мне велено написать приказ армиям.
Он прошел через дверь, соединявшую комнаты, и сразу сел писать. Через полчаса появился снова, держа в руках исписанный лист бумаги.
— Я ужасно волнуюсь. Прочтите, не допустил ли ошибок?
Арапов взял из его рук бумагу и прочитал следующее:
"ПРИКАЗ НАШИМ АРМИЯМ.
Из давнего времени примечали мы неприязненные против России поступки французского императора, но всегда кроткими и миролюбивыми способами надеялись отклонить оные. Наконец, видя беспрестанное возобновление явных оскорблений, при всем нашем желании сохранить тишину, принуждены мы были ополчиться и собрать войски наши; но и тогда, ласкаясь еще примирением, оставались в пределах нашей империи, не нарушая мира, а быв токмо готовыми к обороне. Все сии меры кротости и миролюбия не могли удержать желаемого нами спокойствия. Французский император нападением на войски наши при Ковне открыл первым войну. Итак, видя его никакими средствами непреклонного к миру, не останется нам ничего иного, как призвав на помощь свидетеля и защитника правды, всемогущего творца небес, поставить силы наши противу сил неприятельских. Не нужно мне напоминать вождям, полководцам и воинам нашим о их долге и храбрости. В них издревле течет громкая победами кровь славян. Воины! Вы защищаете веру, отечество, свободу. Я с вами. На зачинающего Бог.
А л е к с а н д р.
В Вильне июня 13-го 1812".
— Мне трудно судить о стиле подобных документов, — сказал Арапов, прочитав проект приказа, — но мне кажется, здесь есть все, что необходимо.
Государственный секретарь взял бумагу, перекрестился и пошел с нею к императору.
Дом уже не спал. Слышались хлопанье дверьми, возбужденные голоса, со двора доносилось ржание лошадей. Тревога подняла всех. Да и рассвело уже совсем.
Арапов вышел во двор и стал умываться у кадушки с водой. "Неужели французы так близко? — недоумевал он. — А вчера об этом еще никто не знал…"
Когда он вернулся к себе, Шишков был уже в своей комнате. Заглянув к нему, секретарь сказал:
— Приказ государь подписал. Нам надобно собираться. Неприятель идет скорыми шагами.
— Разве Вильно оставляем?
— Здесь опасно. Государь решил отходить.
Шишков снова пошел наверх, на этот раз понес императору на подпись письмо наместнику в Петербурге графу Салтыкову, в котором тот извещался о нашествии наполеоновских войск. Арапов вышел на улицу, где уже толпились солдаты, слышались команды офицеров. На душе его было худо, худо от того, что до сих пор еще не определился к делу. Шишков, правда, обещал все устроить, но ему сейчас не до него…
— Капитан, — вдруг услышал он знакомый насмешливый голос, — еще не нашли своего адмирала?
Это был лихой генерал с бакенбардами, вчерашний знакомый. Он гарцевал на вороном коне, помолодевший, веселый, словно поднятая тревога была для него самым радостным событием.
— Адъютантом ко мне хотите?
Арапов пристально смотрел на него, пытаясь понять, шутит он или не шутит.
— Ну как, соглашаетесь?
— А справлюсь? Я же морской офицер…
Генерал захохотал:
— Если адмирал ваш командует сухопутной армией, почему бы и вам не испытать себя в нашем деле? Решайтесь, капитан, пока не тронулись. Моя бригада стоит через улицу. Запомните: бригада Кульнева.
Генерал поскакал дальше, а Арапов, проводив его взглядом, пошел в дом сказать Шишкову о своем намерении расстаться с ним. Он решил идти в адъютанты к усатому, чем-то понравившемуся ему генералу.
Часть четвертая. В дни нашествия
1
Весть о вступлении наполеоновских войск на русскую землю долетела до Темникова непостижимо быстро. Без участия курьеров, неизвестно даже как. Будто ветром занесло ее. Прилетела и тотчас взбудоражила народ.
Война… В устах россиян это слово, пожалуй, звучало чаще, чем у других народов. С кем только не приходилось воевать! С татарами воевали, со шведами воевали, с турками воевали, с немцами воевали — всех неприятелей даже не упомнишь. Разные случались войны. Иные чужеземцы, вторгаясь на русскую землю, грабили города и села, предавали огню, а самих жителей угоняли в рабство. Были и такие, что доходили до самой Москвы. Страшные опустошения несли с собой войны. После тех войн жизнь на земле на какое-то время как бы останавливалась, некому было в поле выйти. Над выжженными пространствами летали одни только черные вороны, выискивая себе добычу…
К счастью, на памяти последних поколений таких опустошительных войн уже не было. Войны возникали, но не такие, чтобы мечами кромсали самое нутро России. Войны проходили где-то на окраинах государства, чаще на "чужой земле". Только недавно отгремели войны с Турцией и Швецией. Но спросите, много ли страху нагнали они на темниковцев? А война с Персией, начатая еще в 1804 году и еще не доведенная до конца? Да на нее просто не обращали внимания. Воюют солдатушки, ну и пусть воюют, а им, темниковцам, до этого нет никакого дела.
Весть о войне с Францией была воспринята иначе. Для темниковцев, как и для всех россиян, это было нашествие на русскую землю опаснейшего врага — нашествие, непосредственно угрожавшее и им самим.
Взбудораженным темниковцам не сиделось дома. На улицах города ловили старых солдат, из тех, кто бывал в войнах, и засыпали вопросами: какие они, эти самые французы, шибко ли воюют, храбрые аль не храбрые, смогут дойти до темниковских земель аль не смогут — все хотелось знать людям.
Ушакову тоже не сиделось дома. Узнав о войне, пошел к своим крестьянам, чтобы сказать им это. А те уже толпились у барского дома. Сами пришли, поднятые тревожной вестью, да не одни — были среди них и не алексеевские, из соседних деревень, а двое оказались из самого Темникова. До этого мужикам довелось говорить с солдатом-инвалидом, которому в войне руку оторвало. Тот солдат французов в лицо видел, со штыком на них ходил. Но разве мог солдат знать о неприятеле столько, сколько знаменитый адмирал, известный всему миру? Адмирал этим самым французам сам чинил баталии, принуждал их к ретираде. Он-то, адмирал Ушаков, батюшка Федор Федорович, все знает, далеко видит и может доподлинно сказать, каким образом пойдет сия война и чем она может кончиться.