Ушаков почувствовал, как у него загорелось лицо. В сообщении игумена было нечто, унижавшее его достоинство. Состояние было такое, словно вместе с крестьянами Титов высек и его тоже.
— Я ездил к нему, — чувствуя необходимость объясниться, сказал Ушаков. — Для этого человека не существует понятия о чести.
— Да, в этом я с вами согласен, — промолвил игумен. Он посмотрел на небо и стал складывать в сундучок кисти и краски: — На сегодня довольно, как бы дождь не закапал.
Уложив свои вещи, Филарет позвал монаха, сидевшего поодаль с удочкой, велел ему отнести сундучок с мольбертом в монастырь, а сам сел на землю рядом с Ушаковым.
Порывы ветра морщили водную гладь, возбуждали шорохи в зелени кустов. А на небе уже появились темные тучки. Погода портилась на глазах.
— Вам лучше бы не впутываться в это дело, — после долгого молчания сказал Филарет, думая о своем.
Ушакова взяло зло.
— Вы не впутываетесь, я не буду впутываться… Кому же тогда на зло сие указывать?
— Бунтом правды не добьетесь. Покойный дядюшка ваш бунтовал, да в темницу угодил.
— А вы темницы боитесь… — с сарказмом заметил Ушаков.
Игумен мог обидеться, но не обиделся.
— Нет, темницы я не боюсь, за справедливость готов на любые муки… Только стоит ли понапрасну душу травить? Благоразумие наше в терпении. Наступит время, и все само собой образуется…
Что отец Филарет говорил после этих слов, Ушаков уже не слышал. Он полностью отключился от разговора, отдавшись своим мыслям. Он думал о том, что игумен ему не поддержка и что надо искать поддержки для обуздания распоясавшегося самодура в другом месте. Нельзя было прощать Титову его гнусный поступок. Расправившись с крестьянами, за которых просил Ушаков, Титов тем самым бросил вызов и ему, их ходатаю. Нет, пусть игумен говорит что хочет, а он завтра же поедет в Темников, поговорит с капитаном-исправником, если понадобится, и с другими чиновниками поговорит, но самоуправные действия Титова безнаказанными не останутся…
— Вы, кажется, меня не слушаете?..
Ушаков поднялся, сказал:
— Пойдемте, что-то холодно стало.
* * *
Несколько месяцев пришлось простоять русской эскадре у стен Лиссабона, и все это время Сенявин не давал себе покоя, одержимый желанием сохранить вверенные ему корабли. Сначала долго и мучительно боролся с притязаниями французов, после захвата Лиссабона захотевших вовлечь русских моряков в совместные боевые действия против англичан, потом, когда после отступления французов над городом взвился британский флаг, пришлось иметь дело уже с англичанами, находившимися с русскими в состоянии войны. В ту пору среди англичан было немало дальновидных деятелей, которые считали союз императоров Александра и Наполеона хрупким, кратковременным и надеялись на скорое возрождение прежней дружбы между Англией и Россией. К таким деятелям относился и адмирал Коттон, заблокировавший у Лиссабона русскую эскадру. Во всяком случае, Сенявин сумел найти дорогу в его каюту, завязать с ним переговоры и добиться того, чего хотел, а именно: англичане отказались от первоначальных требований капитуляции русской эскадры, ее разоружения, согласились признать за нею право сохранить на судах российский флаг, вместе с английской эскадрой отправиться в Портсмут и оставаться там до заключения мира между Англией и Россией. Отдельный пункт договора давал русским офицерам, солдатам и матросам право по прибытии в Портсмут немедленно возвратиться в Россию на выделенных Англией транспортах без каких-либо условий.
Договор между двумя сторонами был подписан 4 сентября, а несколько дней спустя обе эскадры покинули наконец воды Португалии, взяв курс к берегам Англии. Один из участников похода, офицер Панафидин, по сему случаю оставил следующую дошедшую до нас запись: "Итак, мы оставляем Лиссабон, идем вместе с английскими кораблями в Англию под своими флагами, точно как в мирное время. Не хвала ли Сенявину, сумевшему вывести нас с такою славою из бедственного нашего положения?"
В Портсмут прибыли 27 сентября, в тот самый день, когда исполнился год после отплытия из Средиземного моря. Кто думал тогда, что так затянется плавание? Корфу покидали с надеждой встретить осень на родной земле. А что вышло? Десять месяцев простояли в Лиссабоне, и еще неизвестно, сколько придется простоять здесь, в этом неприветливом, холодном английском порту!.. Крепко не повезло эскадре.
Осложнения в чужеземном порту начались довольно скоро. Однажды, когда Сенявин в своей каюте пил чай, к нему явился дежурный офицер с докладом о прибытии на флагман помощника начальника порта адмирала Монтегю.
— Чего от нас хочет этот человек? — спросил Сенявин.
— Именем начальника порта он требует, чтобы мы спустили российские флаги.
— А другого ничего не хочет?
— Начальник порта требует также, чтобы ваше превосходительство вместе со всеми офицерами сошли на берег.
Сенявин резко отодвинул от себя чайную чашку.
— Где этот адмирал, тащи его сюда!
Помощник начальника порта имел раздраженный вид. Предлагать ему чай было просто нелепо.
— Вы прибыли по поручению начальника порта? — уточнил Сенявин.
— Я представляю как начальника порта, так и британское адмиралтейство, — надменно ответил тот и повторил требования, которые до этого уже высказал дежурному офицеру.
Сенявин спросил:
— Известны ли вам условия Лиссабонской конвенции, подписанные адмиралом Коттоном?
— Я выполняю приказы адмирала Монтегю, а не Коттона.
— Ежели так, — спокойно сказал Сенявин, — тогда передайте адмиралу, которому служите, что мы не примем ни одного его требования. Русский флаг будет спущен, как обычно, после захода солнца с должными почестями. И сходить на берег мы тоже не будем, потому что на кораблях своих чувствуем себя уютнее.
Выражение властности на лице английского адмирала исчезло.
— Я прошу, — сказал он, — чтобы вы сообщили обо всем этом моему адмиралу сами в письменном виде.
— Я сделаю это с большим удовольствием.
Сенявин тут же при нем написал начальнику порта письмо. Он категорически отверг все его требования и угрозы. Он писал: "Если же, ваше превосходительство, имеете право мне угрожать, то, нарушая сим святость договора, вынуждаете меня сказать вам, что я здесь не пленник, никому не сдавался, не сдамся и теперь, флаг мой не спущу днем и не отдам оный, как только с жизнью моею".
Помощник начальника порта отбыл на берег уже без прежней спесивости, с какой поднялся на русский корабль. Он понял, что русский адмирал не из робкого десятка и голыми руками его не возьмешь.
Решительное поведение Сенявина отбило у англичан охоту действовать с открытым забралом. Ему более не угрожали и не предъявляли чрезмерных требований. В то же время Сенявин не мог не чувствовать, что англичане еще не отказались от мысли как-нибудь незаметно перевести русских на положение военнопленных.
Выполнение условий конвенции английской стороной осуществлялось под руководством лорда Мэкензи. Этот человек говорил о себе, что воспитан в джентльменских традициях, но толковал эти традиции по-своему. Во всяком случае, он палец о палец не ударил, чтобы дать ход выполнению условий соглашения.
Между тем наступила зима. Припасы на русских судах кончились, пришел голод, а с голодом участились болезни, на корабли стала наведываться смерть. Теперь уже ни одного дня не проходило без того, чтобы не хоронили покойника. В иные дни умирало сразу по нескольку человек.
Надеяться на скорое заключение мира между Англией и Россией пока не приходилось. Россия оставалась в союзе с наполеоновской Францией. В этих условиях самым разумным было добиваться выполнения англичанами пункта конвенции, которым предусматривалась отправка команд эскадры в Россию на английских транспортах.
Мэкензи вначале обещал принять необходимые меры, но потом ответил отказом, сославшись на то, что-де корабли Швеции, находящейся в состоянии войны с Россией, "будут останавливать в море суда и требовать выдачи русских".
