Белые зубы сверкнули в неожиданной улыбке:

— Как, неужели я первый? Спешу засвидетельствовать вам свое нижайшее почтение, сир! — снова поклон, еще более издевательский и изысканный.

Ну хоть убей, у меня сложилось впечатление, что все эти реверансы проделываются специально то ли для отвлечения моего внимания, то ли в виде необычного теста, а на самом деле меня глубоко-глубоко в этот момент изучают самым внимательнейшим образом.

— Послушайте, я не знаю кто вы и что вам на самом деле от меня надо? Но не надоело ли вам кривляться и как павлину приседать? Ведь вы сами понимаете, что это не серьезно.

Я спокойно стоял и внимательно смотрел на него. Рядом стоял Лео, я посмотрел на него — он был совершенно спокоен, словно встретил старого знакомого, это наводило на определенные мысли, так себя при первой встрече с незнакомым человеком не ведут.

Хорошо, а попробую я один фокус!

— Я предлагаю поговорить откровенно, не лукавить, ведь вы явно не тот, за кого стремитесь себя выдать?

— Это почему вы так решили? — Уже иным, спокойным тоном поинтересовался мой собеседник.

— А вот предлагаю вам взглянуть на ситуацию со стороны и обратить внимание насколько она не естественна. Вы пришли поиграть в этот лес на флейте, хотя могли бы подобрать себе для музицирования более подходящее место и время. Но вы выбрали для этого этот лес и даже слушателей пригласили, — я указал рукой на нас с Лео. — Да, кстати, а ведь он вас хорошо знает, не так ли?

— С чего вы это взяли? — Как мне показалось, незнакомец даже не удивился моему вопросу и стал с интересом ждать на него ответа.

— Да просто вижу его реакцию на вас, так с незнакомыми людьми собаки себя просто не ведут, а ведь мой друг находится в образе собаки со всеми вытекающими отсюда последствиями, да и, как я уже убедился, функции у моего друга носят охранный характер, а стало быть в этой ситуации он должен быть на стороже, а он совершенно спокоен и, я бы даже сказал, слегка расслаблен, чего я за ним даже в более безобидных ситуациях ранее не замечал.

— Ну хорошо, — сдался мой собеседник, — ишь ты какой у нас проницательный. — И его, до этого момента простое лицо, внезапно стало совершенно иным, спокойным и серьезным. — Ладно, не спеши, на все свои вопросы ты получишь своевременные ответы, а пока давай знакомиться. Я знаю, что тебя на вашей планете зовут Кристианом, у меня же в привычном тебе понимании нет имени, но ты можешь называть меня Мастером, Посредником или Контролером, как тебе больше нравится, все эти определения точно передают характер моей деятельности.

— Интересно, значит Контролер. Но это всего лишь отображение твоей профессиональной деятельности, мне не привычно и неудобно использовать такое определение в качестве твоего имени. Это слово сухое, казенное, в нем нет теплоты, присущей живому существу и оно к тому же начисто лишено какой-либо индивидуальности. И оно совершенно не подходит к тем отношениям, которые ты хочешь установить между нами.

— Хорошо, что ты предлагаешь взамен, мне практически все равно как ты меня будешь называть, дело ведь не в этом?

— И в этом тоже. Если я тебе скажу, что чисто случайно (а может и нет) ты подходишь на роль удивительного персонажа старинных земных легенд, который так же как и ты играл на флейте у ворот зари.

— Да, действительно странное сходство. — Он совершенно не был удивлен таким совпадением, что еще больше укрепило во мне определенные подозрения. — Но чего только не встретишь в легендах, ты не слышал и тысячной части той болтовни, которая существует на звездах. И как же звали этого персонажа из ваших легенд?

— Флейтист или в некоторых других источниках его называли Трубачом Серебряной Зари.

— Очень поэтично. И на каком же из этих имен мы остановимся.

— Если ты не возражаешь, то на первом.

— Хорошо, согласен.

— И у меня к тебе есть еще один вопрос.

Он вздохнул:

— Спрашивай.

— Лидинг говорил мне, что вас в этом мире осталось всего только двое, это правда?

— Не совсем точно. Таких, как Лидинг, один-единственный, а таких, как я, несколько.

— Ну, хорошо, Лидингу отведена роль, скажем так, справочной и наблюдающей системы, тогда получается, что на роль того, кто дергает за веревочки претендует только другой. Кто он?

Флейтист поморщился:

— Несколько грубовато, сир Олфин, ты не находишь?

— Нет, от чего же, по-моему, точно передает существующее положение вещей. И, кстати, что же все таки означает этот мой титул? Лидинг ничего мне об этом не рассказал, хотя под таким именем и представил меня на Коре. И, если совсем уже быть честным, то я бы предпочел, чтобы ты меня так не называл. Звучит это словечко довольно странно и тяжеловесно, и я еще не выяснил, что же за ним скрывается. Может быть, ты в этом мне поможешь?

— Хорошо, Крис, слушай. Раз уж мы перешли к легендам, то у вас, на Земле, тоже есть упоминание этого имени. Олфин — это человек или, если хочешь, воин, который идет до самого конца.

— До самого конца чего?

— До Судного дня.

— Ого, но какое отношение к этому имею я?

— Не спеши. — Неожиданно лицо моего собеседника на долю секунды неуловимо изменилось, как бы слегка расплылось и снова стало четким, словно кто-то на мгновенье отвлек, позвал его и этим прервал наш контакт. — У меня мало времени, меня вызывают, но есть еще пару минут и мы их используем с толком. Если я тебе сейчас все расскажу, то ты многого не поймешь. Это не последняя наша встреча. Единственное, что ты сейчас от меня должен узнать, так это то, что мы все очень нуждаемся в твоей помощи, просто отчаянно. Время жизни Хранителя или, как его называют еще, Того Кто Принимает Решения в этой Вселенной подходит к концу и ему просто необходимо оставить здесь вместо себя замену, иначе все просто обернется непоправимой катастрофой.

— А нельзя ли поподробнее?

— К сожалению, у меня мало времени.

— Но что такое удивительное хранит этот Хранитель, хоть пару слов?

— Он хранит тебя, меня, всех, он хранит этот мир, эту Вселенную, и, если быть совсем точным, он сохраняет в равновесии самые совершенные, самые чуткие весы Вселенной, на которых все время соизмеряется добро и зло. Стоит хотя бы на некоторое более-менее продолжительное время поколебать в одну сторону это равновесие, и последствия будут безумны, страшно себе представить, что тогда может произойти с этим миром. Тяжела его ноша, страшная тяжесть лежит на его плечах, но нет более почетного слова в этом мире, чем Хранитель. Его слово — Закон для всех, причем закон абсолютный, это высшая инстанция для всех и всего.

— Странно все это, но что плохого будет в том, если весы наклонятся в одну сторону и везде будет царить добро? Я за это двумя руками.

Флейтист, как мне показалось, немного с сожаленьем посмотрел на меня, покачал головой и потом сказал:

— Эх, юный ты еще, ох, какой юный, нам бы подождать, пока ты набьешь шишек побольше да побольнее, наберешься мудрости и опыта, но нет времени, нет совсем, остается только уповать на то, что ты разберешься по ходу и разберешься правильно. А что касается твоего вопроса, то именно в этом и будет зло. Ты пока не понимаешь, что суть всего сущего как раз и состоит именно в этом равновесии. Конечно, весы могут и должны колебаться, это и есть проявление самой жизни, раз есть борьба, то значит есть и жизнь, ее развитие, а вот абсолютный перевес любой из чаш или полное равновесие — в этом гибель всего.

— Так что же делает Хранитель, ведь не держит же он в самом деле в руках эти вселенские весы?

— Нет конечно, я изобразил все образно, суть дела гораздо сложнее. Я не знаю как тебе сейчас все это описать, как передать полностью суть происходящего, а единственно что сейчас для всех нас важно — это время, которого нет совсем. Время Хранителя истекает, другого нет, и это может привести к катастрофе. Крис, мы нуждаемся в твоей помощи.

— Спасибо за откровенность, но почему именно в моей, что я из себя такого представляю. Обыкновенный человек с далекой окраинной планеты, ведь вас всех в звездном мире миллиарды, если не больше. Что во мне такого, да и как я могу помочь существу, которое по твоим словам всемогуще?