– Гонпо Джигме слышит многое, помнит немногое, – сухо произнес Римо. Надо было спешить, очень спешить. Кто знает, что творится в Лхасе, если там объединились Скуирелли и Чиун.

Кхампы тотчас приблизились к Римо и так горячо заспорили по поводу того, кто должен подарить Гонпо Джигме свою одежду, что дело чуть ли не дошло до поножовщины. Пришлось Уильямсу прийти им на помощь.

– Пусть каждый из вас даст по одной вещи, – сказал он.

После этого они заспорили о том, кто что даст и что обладает большей или меньшей ценностью.

В конце концов Римо оказался обутым в разные унты с загнутыми носками и одетым в вывернутые мехом внутрь овчинные штаны и шерстяную чубу. Кто-то протянул ему песцовую шапку. Все сидело кое-как и очень скверно пахло. Римо выловил несколько блох. Пора было отправляться в путь.

– Возьмите вот это. – Бумба Фун снял со своей шеи коробочку.

– Не надо.

– Но это амулет! Защищает от китайских пуль.

– Гонпо Джигме не нужны амулеты, чтобы защищаться от пуль, – заявил ему Римо. – Пошли.

Идти пришлось пешком. Неподалеку догорал джип. Как бы там ни было, в нем все равно уже почти не осталось бензина.

– А до Лхасы еще далеко? – поинтересовался Уильямс, когда они начали спускаться в долину.

– Меньше чем один дневной переход, – ответил Бумба Фун.

– Прекрасно. Может, я смогу проголосовать.

– Всякий истинный тибетец будет счастлив подвезти Гонпо Джигме, но все мы в грузовике не поместимся.

– Главное – проведите меня через город.

– Он называется Шигаце. А почему Гонпо Джигме говорит по-английски?

– Потому что Гонпо Джигме дал обет не говорить по-тибетски, пока Тибет не будет свободен, – вывернулся Римо.

Бумба Фун перевел эти слова своим товарищам. Те одобрительно закивали, зацокали. Уильямс почувствовал некоторое облегчение.

Когда они приблизились к городу, из всех громкоговорителей грянула торжественная, похожая на марш музыка. Это был китайский национальный гимн: «Алеет Восток...»

Лицо Римо потемнело, он нахмурился.

– Замечательно. Теперь все горожане проснутся.

– Это великий день! – подхватил понявший его превратно Бумба Фун. Пока Римо ломал себе голову, как они смогут незаметно пробраться через город, Бумба Фун подал знак своим людям. Те вытащили из колчанов стрелы с продырявленными коробочками, натянули тетивы и выстрелили.

Свист распугал всех ворон, собаки отозвались на него громким лаем; не приходилось сомневаться, что его услышат все солдаты и агенты безопасности, не утратившие слуха.

– Что вы делаете? – воскликнул Римо.

– Возвещаем нашим угнетателям о твоем прибытии, о Покровитель Шатров.

– Вы что, с ума сошли?

– Китайцы разбегутся, как только поймут, что это ты, Гонпо.

– Мы и с места не успеем сдвинуться, как китайцы нас расстреляют!

Кхампа пожал плечами.

– Если нам суждено умереть вместе с тобой, да будет так.

– Вы все испортите! Бьюсь об заклад, что в следующей своей жизни ты будешь яком.

Кхампа просветлел:

– Яки – хорошие животные. Делают тяжелую работу, да еще дают молоко и мясо.

– Ты станешь безрогим трехногим яком. И у тебя будет тьма блох.

Кхампа склонил голову.

– Повелевай, о Гонпо, и мы выполним твою волю.

– Я должен пробраться через город так, чтобы китайцы ничего не заподозрили.

– Все будет, как ты скажешь.

– А потом мне надо как можно скорее попасть в Лхасу.

– Все будет, как ты скажешь.

– И никаких закидонов?

– Что такое «закидон»?

– Безрогий трехногий як.

– Никакие такие яки не будут мешать тебе в пути, о Гонпо. Ожидай нас здесь.

Римо спрятался за стеной и стал терпеливо ждать. Он терпеть не мог бездействия, но ничего другого ему не оставалось. Пусть и переодетый кхампой, он все равно выглядел типичным американцем, к тому же не говорил по-тибетски, поэтому сразу навлек бы на себя подозрение.

Ждать ему пришлось недолго. Раздался взрыв, кверху взвилось облачко черного дыма. Затем завыла сирена. Затарахтели частые выстрелы.

– Эти идиоты все испортили!

Однако появление бешено мчавшегося грузовика, переполненного кхампами, заставило его переменить свое мнение. Уильямс вышел на дорогу и, приглядевшись, заметил, что народу вернулось больше, чем уехало.

– Где вы подобрали этих ребят? – спросил Римо, на ходу вскакивая в машину и садясь на прибереженное для него пассажирское сиденье.

– Чуши Гангдрук везде и повсюду, – ответил Бумба Фун. – Китайцы даже опомниться не успели, как отправились на тот свет.

– Они все мертвы?

– Почти все. Остальным тоже скоро придет конец.

Грузовик развернулся и помчался к городу.

Вблизи город выглядел ничуть не привлекательнее, чем сверху. Они проносились мимо серых однообразных зданий. Тибетцы приветственно махали им руками и почти все показывали язык. Иногда Римо отвечал им тем же самым – высовывал язык.

По пути к ним присоединилось еще несколько грузовиков и один джип. Все они были переполнены шумливым людом.

Шигаце остался позади, и в городе опять загремели взрывы. Уильямс оглянулся. То тут, то там поднималось зарево пожаров.

– Зачем они сжигают свой собственный город?

– Он был построен китайцами. Теперь, когда Тибет обрел свободу, люди хотят жить в городе, возведенном их собственными руками.

– Тибет еще не обрел свободу.

– Теперь, когда вместе с кхампами и Гонпо Джигме бунджи-лама предъявил свои права на Львиный трон, это вопрос нескольких дней.

– Я надеялся, что мы въедем в Лхасу как можно незаметнее.

– Мы въедем в Лхасу так же незаметно, как выезжаем из этого города, – заверил его Бумба Фун. Кто-то пустил в небо свистящую стрелу, по-видимому, вместо фейерверка.

Римо устроился на сиденье поудобнее. У него было такое чувство, что он все же продвигается к своей цели.

А между тем горы как будто взывали к нему, и он почему-то тревожился. Как объяснить этот – такой сильный – зов?

Старому Тондупу Финтсо не спалось. Он беспокойно ворочался на шкурах яка, облаченный в свою темно-бордовую одежду, которую надевал очень редко. И размышлял, что же означает все происходящее.

Бунджи-лама – миг гар, белоглазый. Волосы, правда, шафранно-желтые, а это добрый знак. Но белые глаза?!

Ходили слухи, что бунджи-ламу отыскали в далекой Америке. Еще никогда тулку не находили так далеко от Тибета.

Размышляя обо всем этом, он так и не мог уснуть. На рассвете репродукторы начали изрыгать ненавистное: «Алеет Восток...» Музыка звучала с каким-то металлическим отзвуком. Тондуп Финтсо отбросил яковые шкуры и стал босиком бродить по прохладной Потале. Его обуревало сильное волнение.

Наконец он достиг покоев бунджи-ламы. Тяжелая деревянная дверь, несколько столетий назад доставленная на спинах рабов из Бхутана, была закрыта. Он приложил ухо к влажному дереву и прислушался. Внутри стояла мертвая тишина.

Тондуп Финтсо открыл дверь. Он знал, что петли скрипеть не будут, они и в самом деле не скрипнули.

Роскошные покои прорезал косой луч розового света. Постель на канге вся была разворошена. Не зная, что делать дальше, он растерялся. Сердце его бешено колотилось.

И тут он увидел бунджи.

Бунджи-лама – Тондуп Финтсо все еще думал, что это мужчина, – сидел на ночном горшке. Золотой струей стекая в медный горшок, моча тихо позванивала. Это был личный горшок самого далай-ламы.

Тондуп Финтсо прищурил глаза. Что-то здесь не так!

Бунджи поднял голову, голубые глаза его потемнели от досады. Только тут бывший настоятель понял, что это женщина.

– Господи Иисусе! – вскричала она. – Неужели Будда не имеет права на уединение?

С широко раскрытыми от изумления глазами Тондуп Финтсо поспешно ретировался. Запахнувшись в свои одежды, шлепая босыми ногами, он побежал к большой деревянной двери.

Какое святотатство! Оказывается, бунджи не только белый человек, но к тому же еще и женщина. Ее и близко нельзя подпускать к Львиному трону!