При зареве близких пожаров,

Трое, став пред толпой,

Звали ее за собой.

Первый воскликнул: «Братья,

Разрушим дворцы и палаты!!

Разбив их мраморы, мы

Увидим свет из тюрьмы!»

Другой воскликнул: «Братья,

Разрушим весь дряхлый город!

Стены спокойных домов —

Это звенья старинных оков!»

Третий воскликнул: «Братья,

Сокрушим нашу ветхую душу!

Лишь новому меху дано

Вместить молодое вино!»

6 июля 1905

Давно я оставил высоты,

Где я и отважные товарищи мои,

Мы строили быстрокрылый Арго,—

Птицу пустынных полетов,—

Мечтая перелететь на хребте ее

Пропасть от нашего крайнего кряжа

До сапфирного мира безвестной вершины.

Давно я с тобой, в твоем теченьи, народ,

В твоем многошумном, многоцветном водовороте,

Но ты не узнал моего горького голоса,

Ты не признал моего близкого лика —

В пестром плаще скомороха,

Под личиной площадного певца,

С гуслями сказителя былых времен.

На полях под пламенным куполом,

На улицах в ущельях стен,

Со страниц стремительной книги,

С подмостков, куда вонзаются взоры,

Я слушал твой голос, народ!

Кто мудрец? — у меня своя мудрость!

Кто венценосец? — у меня своя воля!

Кто пророк? — я не лишен благодати!

Но твой голос, народ, — вселенская власть.

Твоему желанию — лишь покоряться,

Твоему кумиру — только служить.

Ты дал мне, народ, мой драгоценнейший дар:

Язык, на котором слагаю я песни.

В моих стихах возвращаю твои тайны — тебе!

Граню те алмазы, что ты сохранил в своих недрах!

Освобождаю напевы, что замкнул ты в золотой скорлупе!

Я — маг, вызывающий духов, тобою рожденных, нами

убитых!

Без тебя, я — звезда без света,

Без тебя, я — творец без мира,

Буду жить, пока дышишь ты и созданный тобою язык.

Повелевай, — повинуюсь.

Повяжи меня, как слепого, — пойду,

Дай мне быть камнем в твоей праще,

Войди в меня, как в одержимого демон,

Я — уста, говори, кричи мною.

Псалтырь моя!

Ты должна звенеть по воле властителя!

Я разобью тебя об утес, непослушная!

Я оборву вас, струны, как паутины, непокорные!

Раскидаю колышки, как сеют зерна весной.

Наложу обет молчания, если не подчинишься, псалтырь!

Останусь столпником, посмешищем праздных прохожих,

здесь, на большом перекрестке!

20—23 июля 1805

Ужель доселе не довольно?

Весь этот ужас, этот бред

Еще язык мечты крамольной,

А не решающий ответ?

Не время ль, наконец, настало

Земных расплат, народных кар,

Когда довольно искры малой,

Чтоб охватил всю брешь пожар!

Так кто же голос? Мы, поэты,—

Народа вольные уста!

И наши песни — вам ответы,

И наша речь вовек проста!

29 июля 1906

Весы качнулись мировые,

Высоко подняты судьбой.

На чашу темную Россия

Метнула жребий тяжкий свой.

Молчи и никни долу, право,

Се — высшей истины черед:

Предначертан борьбы кровавой

Единый праведный исход.

Кто б ни был вождь, где б ни был случай,

Над зыбью дней властитель Рок.

Кто заградит в горах ревучий

И к морю рухнувший поток?

1905

Нет, я не ваш! Мне чужды цели ваши,

Мне странен ваш неокрыленный крик,

Но, в шумном круге, к вашей общей чаше

И я б, как верный, клятвенно приник!

Где вы — гроза, губящая стихия,

Я — голос ваш, я вашим хмелем пьян,

Зову крушить устои вековые,

Творить простор для будущих семян.

Где вы — как Рок, не знающий пощады,

Я — ваш трубач, ваш знаменосец я,

Зову на приступ, с боя брать преграды,

К святой земле, к свободе бытия!

Но там, где вы кричите мне: «Не боле!»

Но там, где вы поете песнь побед,

Я вижу новый бой во имя новой воли!

Ломать — я буду с вами! строить — нет!

30 июля 1905

Нам руки свободные свяжут

И шею обтянут веревкой,

Попы нам прощение скажут,

Повесят нас быстро и ловко.

Я буду качаться, качаться,

Без пошлой опоры на землю,

И будет в бреду мне казаться:

Я шуму великому внемлю.

Мне будет казаться: народы

Собрались внизу перед нами,

Искателей новой свободы

Сошлись проводить со слезами.

И буду, качаясь, кивать я,

Как будто при громе приветствий,

Как будто все люди мне братья,

Как это мне грезилось в детстве.

Кругом, как я корчусь, взирая,

Все зрители будут смеяться,

А я, над толпой умирая,

Все буду качаться, качаться.

1905

Повеял ветер голубой

Над бездной моря обагренной.

Жемчужный след чертя кормой,

Челнок помчался, окрыленный.

И весь челнок, и плащ пловца

Сверкали ясным аметистом;

В кудрях пророка, вкруг лица,

Закат горел венцом лучистым.

И в грозно огненный Закат

Уйдя безумными очами,

Пловец не мог взглянуть назад,

На скудный берег за волнами.

Меж ним и берегом росли

Огни топазов и берилла,

И он не видел, как с земли

Стремила взор за ним Сибилла.

И он не видел, как она

Упала вдруг на камень черный,

Побеждена, упоена

Своей печалью непокорной.

И тень, приблизившись, легла,

Верховный жрец отвел ей локон,

И тихо снял с ее чела

Из белых ландышей венок он.

И годы шли. И целый день

Она скользила в сводах храма,

Всегда задумчива, как тень,

В столбах лазурных фимиама.

Но лишь сгорел пожар дневной

И сумрак ширился победно,

По узкой лестнице витой

Она сходила тенью бледной,—

В покой, где жрец верховный ждал

Ее с покорностью всегдашней,

При дымном факеле, и ал

Был свет из окон старой башни.

Струи священного вина

Пьянили мысль, дразня желанья,

И словно в диком вихре сна,

Свершались таинства лобзанья.

На ложе каменном они

Безрадостно сплетали руки;

Плясали красные огни,

И глухо повторялись звуки.

Но вдруг, припомнив о былом,

Она венок из роз срывала,

На камни падала лицом

И долго билась и стенала.

И кротко жрец, склонясь над ней,

Вершил заветные заклятья,

И вновь, под плясками огней,

Сплетались горькие объятья.

И годы шли, как смены сна,

Сходя во тьму сквозь своды храма,

И вот состарилась она

В столбах лазурных фимиама.

И ей народ алтарь воздвиг

Давно, как непорочной жрице,

И только жрец, седой старик,

Знал тайну замкнутой светлицы.

Был вечер. Запад гас в огне.

Ушли из храма богомольцы.

На малахитовой волне

Сплетались огненные кольца.

И вырос призрак корабля,

И близился безвестный парус,

И кто-то, бледный, у руля

Ронял сверкающий стеклярус.

Уже, мерцая, месяц стыл

Серпом из тусклого оникса,

Когда ко храму подступил

Пришлец с брегов холодных Стикса.

И властно в ясной тишине

Раздалось тихое воззванье:

«Вот я пришел. Сойди ко мне,—

Настало вечное свиданье».

И странно вспыхнул красный свет