«Лариса Михайловна жила поблизости. В один из сереньких дней того дождливого лета она пришла вместе с А. И. Тарасовым-Родионовым. Александр Игнатьевич, комиссар Высшей стрелковой школы, стал писателем. Он рассказывал мне о Ларисе Михайловне, о ее семье. Он же написал эпиграмму на журнал „Рудин“:

Первое, что бросилось в глаза, когда она в скромном платье, в простой соломенной шляпке вошла в нашу калитку, – это необычайная красота ее… не то античная богиня, не то валькирия древнегерманских саг. За Ларисой Михайловной шел Тарасов-Родионов, далее следовала мать Ларисы Михайловны с собачкой на руках, – это было какое-то комическое подобие свиты, сопровождавшей богиню, которая высоко держала свою красивую голову и дружественно-ласково улыбалась. И я почувствовал, что увидать ее, а тем более говорить с ней, – это счастье и необыкновенная удача. В своем обращении Лариса Рейснер была проста и естественна, умна без всякой позы и претензии, приветлива без снисходительности, сразу установила со мной товарищеский тон, высказала мне все, что думала о «Неделе», и когда я ответил ей тем же – покритиковал ее афганские очерки за вычурность стиля, – Лариса Михайловна согласилась неожиданно и просто, как все, что она делала.

– Это уже прошлое, – говорила она и хмурилась. – Это у меня позади. Я ведь ученица Гумилёва. Теперь я буду писать не так, проще, сильнее. – И даже свела в кулак свою большую и красивую, как все в ней, руку».

Юрий Николаевич Либединский пригласил Ларису Михайловну на собрание молодых писателей литературной группы «Октябрь», являвшейся ядром Московской ассоциации пролетарских писателей (МАПП). Лариса Рейснер, как и редактор главного тогда журнала «Красная новь», в котором печатались писатели-«попутчики», Александр Константинович Воронский, отрицательно относилась к делению литературы на классы.

«Она сдержала слово, пришла на один из активов МАППа. Раздираемые противоречивыми чувствами, смотрели поэты-комсомольцы на эту красавицу-валькирию: поклониться ли ей или порицать ее за „буржуазность“, за костюм, хотя и отлично сшитый, как я сейчас понимаю – вполне скромный, за духи, за шляпку. Но когда она заговорила, то вдруг обнаружила такую же, как и у каждого из нас, убежденную страстность. Вечер был посвящен творчеству только что приехавших с Украины талантливых поэтов – Голодного, Светлова и Ясного».

Об этом заседании вспоминали и другие писатели: Марк Колосов, Александр Безыменский. В этом сентябре 1923-го восстали рабочие Софии, Гамбурга. Александр Ясный выразил общее для молодых людей чувство:

Погибнет А. Ясный в 1945 году в боях за озеро Балатон в Венгрии. Подруга-осень подарит счастье и Германию Ларисе Рейснер.

А. Безыменский вспоминал, как Лариса Михайловна попросила его тайно узнать номера обуви Голодного и Ясного. Через неделю на следующем собрании по просьбе Рейснер Безыменский пригласил троих поэтов в пустую комнату.

«Лариса Михайловна дважды повернула ключ в двери и душевным голосом произнесла:

– Вот что, товарищи поэты. Стихи у вас хорошие, но выглядите вы не очень фешенебельно. Примите от меня подарок. Не отказывайтесь, надеюсь, вы-то лучше других понимаете, что такое подлинное товарищество в большом и малом.

И Лариса Михайловна вынула из портфеля новые брюки и две пары ботинок… Номер светловских брюк мне выяснить не поручали; все было ясно: очень высок и настолько тощ, что рядом с ним, по его собственной формуле, Дон-Кихота принимали бы за пузатого нэпмана».

О встречах тех лет с Ларисой Рейснер вспоминает Л. Розенблюм, друг семьи Рейснеров. В доме Бориса Федоровича Малкина, одного из руководителей печати, собирались писатели, были в одно время Л. Рейснер и В. Маяковский с Л. Брик. Лариса Михайловна рассказала о том, как ехала недавно в поезде «Петроград – Москва» и настолько произвела впечатление на Склянского, заместителя Троцкого (она была в темном платье с открытой шеей, на которой висела цепочка с подобием черного креста), что тот, покоренный ее совершенной красотой, встал на колено и поцеловал ей ногу (запись рассказа Л. Розенблюм 9 июня 1973 года. Мемуаристке 83 года). Из ее же воспоминаний: в Ларису Михайловну был влюблен Краснощеков, первый директор банков. Он окружил ее вниманием, лестным для женщины, но Лариса Михайловна не допускала денежных расходов на себя.

Писатель А. Демидов, видевший не раз Ларису Рейснер в редакции «Летописи» и «Новой жизни» М. Горького, встретил ее в 1923 году на банкете, устроенном издательством «Московский рабочий», решившим издавать новый журнал «Жизнь»: «Я слушал речь Ларисы Михайловны о том, что журнал должен быть бодрящим, что нытикам писателям в нем не должно быть места, что таким, каким жизнь у нас в СССР не нравится, лучше убраться за границу».

Жили Рейснеры в Пятом доме Советов, квартира 98, на улице Грановского (бывший Шереметевский переулок). Эту квартиру описала сестра Вивиана Итина – Нина Азарьевна: «До Дома Советов была двухкомнатная квартира, в одной комнате жили родители, в другой Игорь, Лариса была в Афганистане.

Квартира 98 была коммунальной, и Рейснеры жили в «заквартирье». Из передней две двери вели в парадные комнаты, а третья в коридор с большой кухней на одном конце и с ванной комнатой на другом. За кухней шли 3 комнаты: небольшая однооконная, где жила прислуга Рейснеров, за ней двухоконная комната Ларисы Михайловны и угловая – кабинет и спальня Михаила Андреевича и Екатерины Александровны. Напротив этой комнаты находилась маленькая, но очень удобная и любимая семьей столовая. Игорь Михайлович, тогда уже женатый, жил отдельно».

Федор Раскольников до конца 1923 года оставался послом в Афганистане, откуда слал Ларисе Михайловне письма.

Англия потребовала убрать Ф. Ф. Раскольникова (нота министра иностранных дел Керзона). «Смертельно боясь вмешательства России, ее заступничества и помощи Афганистану или племенам, – Керзон прикрывает свое поражение шумом мирового скандала… Позвольте мне безнаказанно резать, жечь и грабить на Востоке – иначе мы вам устроим новый Рур. Уберите Раскольникова или война. Пусть не будет Раскольникова, останется великая Республика Советов, самый факт ее существования есть и будет такой агитацией против старого разбойничьего мира, которая вот уже 5 лет не перестает звучать не только на Востоке, но и на Западе» («Из истории англо-афганских отношений», не напечатано).

Сергей Сергеевич Шульц, свободомыслящий человек, считал, что в первом издании книги Рейснер «Афганистан» прослеживается наша политика, как мы натравливаем всех друг на друга, чтобы перевести ситуацию в революцию.

Проводив Ларису до Кандагара, Федор Раскольников сразу же пишет ей письмо (Сергей Колбасьев привез ему много книг): «Глотаю, как устрицы, тоненькие брошюрки стихов. Знаешь, сколько интересного вышло за последние два года. Чего стоят одни стихи Киплинга. Из посмертных стихов Н. Гумилёва мне больше всего нравилось „Приглашение к путешествию“. Прочел небездарные воспоминания Шкловского „Революция и фронт“ и „Эпилог“».

От 25 июля 1923 года: «Огромное спасибо тебе за невероятно ценные для моей коллекции старинные монеты, которые ты прислала из Герата. Большинство их является парфянскими монетами и персидскими – времен сасанидов.

Но маленькая золотая монета – это действительная находка, которую я стремился разыскать в течение двух лет. Знаешь ли ты, глупенькая девочка, что держала в своих руках монету Александра Македонского? Кроме воспоминаний обеими руками пишу сейчас задуманную книгу: «История русской революционной мысли». Начаты одновременно 2 главы: «Декабристы как идеологи мелкопоместного и мелкого служилого дворянства» и «Движение русской революционной мысли в 60-х годах XIX в.»».