12 Октября.

Съ часу на часъ я ожидаю вашего братца. Онъ получилъ, сказываете вы, письма изъ Италіи. О! естьлибъ они ни мало не уменьшили той радости, коей я отъ его пріѣзда надѣюсь!

По случаю узнали мы, что онъ въ дорогѣ отъ однаго откупщика моего дядюшки, которой видѣлъ, что въ Стратффодѣ вышелъ изъ кареты какой-то очень пригожій мужчина, при коемъ слуги были весьма нарядны; и вошелъ въ тотъ же самой постоялой домъ, гдѣ мы возвращаясь въ Лондонъ остановлялись. Между тѣмъ, какъ ему готовили обѣдъ, [можетъ быть онъ обѣдалъ въ той же горницѣ, гдѣ и мы.] то откупщикъ полюбопытствовалъ спросить, кто онъ таковъ. Служители [такихъ вѣжливыхъ, говоритъ онъ, еще не видано] отвѣчали ему, что они имѣютъ честь принадлежать Сиру Карлу Грандиссону, а такъ онъ имъ сказалъ, что онъ изъ Нортгамптоншира, то они спросили его далеко ли сего города замокъ Сельби. Принужденъ будучи по дѣламъ своимъ оттуда ѣхать, встрѣтился онъ съ моимъ дядюшкою и Г. Диномъ, кои для прогулки проѣзживались верхомъ. Онъ имъ сказалъ, отъ кого должны они ожидать посѣщенія. Дядюшка послалъ къ намъ немедлѣнно своего служителя съ симъ извѣстіемъ и велѣлъ намъ сказать, что поѣхалъ на встрѣчу Сиру Карлу, дабы служить ему путеводителемъ до нашего замка. А какъ я передъ симъ не очень что то была здорова, то пришла въ такое движеніе, что тетушка совѣтовала мнѣ удалиться въ кабинетъ, дабы нѣсколько успокоитъ свой духъ.

Оттуда пишу я къ вамъ, моя любезная, и въ сіи минуты вы легко судить можете, что мнѣ не возможно писать къ вамъ о чемъ нибудь другомъ, мнѣ кажется что когда я забавляюсь письмомъ, то легчѣ могу управлять своимъ сердцемъ. Щастье что мы узнали о ето пути прежде нежели его увидѣли, но правду сказать, Сиру Карлу не должно было не взначай къ намъ пріѣхать. Что вы о томъ скажете, моя дорогая? Не усматриваете ли въ етомъ такого человѣка, которой увѣренъ что принесетъ намъ такимъ поступкомъ удовольствіе. Я читывала, что государи разославъ свои портреты къ любимымъ своимъ особамъ и женясь на нихъ чрезъ посредниковъ, не въ значай и въ переодѣяніи подъѣзжали къ ихъ границамъ, дабы вдругъ изумить молодую и боязливую принцессу. На здѣсь не только обстоятельства различны, ибо дѣло еще не совершилось; но хотябъ онъ былъ и королевской крови, то и тогда ожидалабъ я отъ него лучшаго поступка.

Чему не предается гордость для оправданія своихъ своенравій! Я виновата, моя любезная. Одинъ изъ слугъ Сира Карла прибылъ съ письмомъ къ дядюшкѣ Сельби. Моя тетушка его разкрыла на немъ означено что оно послано изъ Строфорта. Любезный вашъ братецъ послѣ вѣжливостей и освѣдомленій о нашемъ здоровьѣ, увѣдомляетъ дядюшку, что онъ будетъ нынѣ ночевать въ Нортгамптонѣ и проситъ позволенія пріѣхать къ намъ на другой денъ завтракать. И такъ, моя любезная, онъ не хотѣлъ показать того вида, коего я по своему своенравію отъ него опасалась. Однако, какъ будтобы намѣрена была его замѣтить въ какомъ нибудь недостаткѣ, я подумала, не заключается ли въ етомъ излишней какой наружности, судя по его столь откровенному свойству? Или не воображаетъ ли онъ, чтобъ мы не могли и пережить нашего намѣренія, естьлибъ онъ намъ не послалъ извѣстія о своемъ пріѣздѣ прежде нежели бы насъ увидѣлъ? О Клементина! Сколько ты поражаешь Генріетту Биронъ при собственныхъ ея глазахъ. Сколько она стремится показаться твоимъ взорамъ! Мнѣніе, какое имѣю о своемъ малодушіи, дѣйствительно дѣлаетъ меня малодушною.

Очень хорошо. Но я сужу, что естьли мой дядюшка и Г. Динъ съ нимъ встрѣтятся; то они принудятъ его пріѣхать сюда сего же вечера. Не будетъ ли ему времени, когда ни захочетъ, ѣхать въ Нортгамптонъ?… но вотъ онъ! Пріѣхалъ! такъ, моя любезная, ето самъ онъ. Дядюшка мой ѣхалъ вмѣстѣ съ нимъ въ каретѣ. Г. Динъ, сказала мнѣ моя горнишная, вышелъ уже изъ кареты. Ета дѣвка обожаетъ Сира Карла. Оставь меня, Салли. Твое смущеніе, дурочка, умножаетъ изумленіе твоей госпожи,

Дабы избѣжать всякаго притворстава, то я сошла въ низъ и хотѣла его встрѣтить, какъ увидѣла своего дядюшку на лѣсницѣ. Любезная племянница, сказалъ онъ мнѣ, вы не отдали справедливости Сиру Карлу. Я было думалъ, что въ томной вашей любви, [какія слова, моя дорогая, а особливо въ сіи минуты] должныбъ были болѣе имѣть къ нему пристрастія. Онъ понуждалъ меня идти до самой кареты. Вы очень щастливы, говорилъ онъ мнѣ. Въ проѣздъ чрезъ цѣлыя пятнатцать миль онъ говорилъ только о васъ однихъ. Я васъ провожу, я васъ ему представлю.

Не прошло еще и получаса, какъ я усиливалась успокоишь духъ свой. Ни что такъ не нравно, какъ не умѣстная шутка. Представить меня ему! Томная моя любовь! О дядюшка! подумала я. Силъ мнѣ не доставало за нимъ слѣдовать. Я поспѣшно возвратилась въ свой кабинетъ, столько же смущенна какъ дитя. Вы знаете, моя любезная, что съ нѣкоего времени я не очень была здорова. Я была слаба и радость столь же трудно было мнѣ сносить, какъ и печаль.

Моя тетушка ко мнѣ пришла. Что вамъ препятствуетъ, душа моя, сойти въ низъ? Какъ! вы въ слезахъ? Вы покажетесь странною любезнѣйшему человѣку, какого я когда либо въ жизни своей видѣла. Г. Динъ къ нему страстенъ… любезная тетушка, я уже весьма уничижена, когда себя съ нимъ сравниваю. Я бы весьма жалѣла, естьлибъ показалась ему странною; но дядюшка совершенно меня разстроилъ. Однако я знаю его добрыя разположенія и не должна на то жаловаться. Я за вами иду, Сударыня.

Тетушка моя шла предо мною. Сиръ Карлъ, въ то самое время, какъ я показалась, подошелъ ко мнѣ съ бодростію но съ видомъ нѣжнымъ и почтительнымъ. Онъ взялъ меня за руку, и наклонясь на оную сказалъ мнѣ, какъ я радъ, что вижу паки мою любезную Миссъ Биронъ, я вижу ее въ добромъ здравіи! Ваши малѣйшія слабости, Сударыня, всегда будутъ разделяемы.

Я поздравила его возвратнымъ пріѣздомъ. Мнѣ не можно было говорить громко. Онъ не могъ не примѣтить моего смущенія. Онъ привелъ меня къ кресламъ, и не выпуская моей руки сѣлъ подлѣ меня. Я сперьва ее не отнимала, дабы онъ не подумалъ, что я притворствую; но при столь многихъ свидѣтеляхъ я подумала, что Сиръ Карлъ былъ нѣсколько воленъ. Однако, какъ я ее не отнимала, то онъ не могъ честнымъ образомъ ее оставить: и такъ сія вина больше отъ меня чемъ отъ него произойти могла. Я спрашивала послѣ у тетушки, не показались ли ей взоры его такими, какія можетъ имѣть человѣкъ увѣренный въ успѣхѣ своихъ намѣреній? Она мнѣ сказала, что она примѣтила въ его видѣ мужескую вольность, но съ такою нѣжностію, которая придавала ему неизреченную пріятность. Между тѣмъ какъ онъ былъ по тогдашнему обстоятельству въ принужденіи, примолвила она; то не удивительно, что онъ говорилъ съ вами съ обыкновенною учтивостію, какъ другъ вашъ; но теперь когда онъ воленъ съ вами изьясняться, должно ему поступать какъ любовнику, то есть, точно такъ, какъ онъ поступалъ.

Онъ мнѣ возвратилъ употребленіе голоса, говоря мнѣ с васъ, моя любезная, о Милади Л… о вашихъ супругахъ и о своей питомицѣ. Дядюшка мой съ тетушкою вышелъ, и сколько могла судить, для того чтобъ посовѣтовать между собою, прилично ли моему дядюшкѣ предложишь Сиру Карлу,чтобъ занялъ покои въ нашемъ замкѣ, и прожилъ бы у насъ все то время, которое намѣренъ препроводить въ нашемъ уѣздѣ: люди его остались на дворѣ и ожидали его приказовъ. Моя тетушка, которая, какъ вы знаете, весьма строго наблюдаетъ благопристойность и все что къ нему прилично, представляла моему дядюшкѣ, что благодаря стараніямъ Г. Гревиля, всѣ наши друзья увѣдомлены, что Сиръ Карлъ, какъ кажется, въ перьвые о мнѣ помышлять началъ: слѣдственно, естьли съ нимъ надлежитъ поступать какъ съ такимъ человѣкомъ, коего сродство приноситъ намъ честь; то не менѣе обязаны мы наблюдать нѣкія мѣры, по крайней мѣрѣ для виду, дабы не дать поводу думать, что онъ былъ увѣренъ въ своей побѣдѣ при перьвомъ видѣ, тѣмъ болѣе, что злой нравъ Г. Гревиля довольно извѣстенъ. Мой дядюшка разгорячился. Я всегда не правъ, сказалъ онъ, а женщины правы. По томъ началъ говорить о всѣхъ тѣхъ общихъ обстоятельствахъ и съ такими особенными выраженіями, за кои вы такъ часто надъ нимъ издѣвались. Онъ было надѣялся, говорилъ онъ, поздравить свою племянницу, до изтеченія двухъ недѣль въ качествѣ Милади Грандиссонъ. Какія же могутъ быть препятствія, когда всѣ въ произволеніи своемъ согласны? Будучи столь близки къ окончанію всего дѣла, онъ предъувѣдомлялъ мою тетушку, равно увѣщевалъ ее и меня предувѣдомить, чтобъ не показывать какого принужденія и притворства. Сиръ Карлъ не возъимѣлъ бы о насъ хорошаго мнѣнія, естьлибъ мы сказали какую грубость. Наконецъ обьявилъ онъ свое мнѣніе, что не надлежитъ его выпускать изъ замка, и чтобъ онъ остановился въ какой гостинницѣ, сколько изъ чести для всей фамиліи, столько и изъ уваженія къ его собственному желанію насъ навѣстить. Моя тетушка возразила, что Сиръ Карлъ самъ ожидаетъ разборчивости въ нашихъ поступкахъ; что изъ приказа даннаго отъ него служителямъ, дабы не выпрягали лошадей изъ кареты, видно что онъ не намѣренъ препроводить у насъ сію ночь; что онъ даже и не намѣренъ былъ въ сей денъ къ намъ ѣхать, но ѣхать на ночлегъ въ Нортгамптонъ, такъ какъ признался онъ моему дядюшкѣ, повстрѣчавшись съ нимъ и съ Г. Диномъ. Словомъ, сказала мнѣ тетушка, я столь же ревностно желаю вперить о себѣ надлежащее мнѣніе въ Сирѣ Карлѣ, какъ и во всѣхъ людяхъ; однако вы знаете, что наши сосѣди ожидаютъ примѣра отъ васъ. Ежели Сиръ Карлъ не будетъ здѣсь жить, то чаще станетъ къ намъ ѣздить, и его посѣщенія будутъ казаться гораздо почтительнѣйшими. Я надѣюсь, что мы всякой день будемъ съ нимъ видѣться, и цѣлые дни съ нимъ просиживать: но его частые пріѣзды не будутъ простыми учтивостями гостя, и должны почитаться обыкновенными посѣщеніями.