Робот повторил предупреждение, а Клей ответил:

— И тем не менее я рискну.

И вот сделан уже первый шаг в запретную зону. Вспомнив о чем-то, Клей обернулся к роботу:

— Когда я зайду сюда, дверь закроется?

— Утвердительно.

— Нет. Я не хочу. Я приказываю тебе оставить ее открытой, пока я не вернусь.

— Строжайшие инструкции во избежание влияния обитателей…

— Забудь. Это — приказ. Сейчас я — единственный человек на планете, и все это построено, чтобы служить людям, а ты всего лишь машина, сконструированная, чтобы делать жизнь людей счастливее и легче, и будь я проклят, если позволю тебе спорить со мной. Дверь остается открытой. Понятно?

Колебание. Конфликт.

— Утвердительно, — произнес наконец робот.

Клей вошел в коридор за дверью. На шестом шаге он резко повернулся. Дверь оставалась открытой, а робот ждал возле нее.

— Хорошо, — похвалил Клей. — Запомни: я — хозяин. Она остается открытой.

Во время исследования классических фасадов в этой части тоннеля-мира он пришел к убеждению, что немеханическая жизнь в любом месте подземного убежища забыта. У входа в сияющий дворец лежали восемь маленьких зеленых горошин. Наверно, уронены каким-то грызуном. Там, куда не входят роботы, брала свое дикая жизнь.

Подкравшийся поближе Клей разглядел возможного производителя горошин: животное типа хорька, двигающееся на коротеньких ножках и тянущее по земле голый лиловый хвост. Спина усажена глазами. Клей осознал жестокий и целенаправленный разум в этой твари. Еще один сын человеческий? Нет. В нем нет ни грамма человечности. Животное побежало в глубь прохода. Клей преследовал его. Внезапная атака. Возможно, невидимая охота? Хорек вцепился всеми ногами и хвостом, погрузил челюсти. Стал жевать. Очевидное наслаждение. Несчастная маленькая жертва, пиршество. Наконец все кончено; тварь затащила свою невидимую жертву в альков и появилась, уронив еще несколько зеленых горошин. Поспешно удрала. Клей двинулся далее.

В этом месте роботы не поддерживали порядок. Влажный, густой воздух напоминал протоплазму. Со стен свисала паутина, в центре ее затаились хищники: волосатый синий омар. Голодно улыбнулся. Проскользнув мимо его логова, Клей вошел в великолепный двор, где мурлыкал и блистал фонтан излучения. Здесь множество машин, похожих на те, что остались за дверью, хотя двух одинаковых он еще не видел. Перед ним появилось изогнутое зеркало, чья глубина казалась соблазнительно мягкой и гудящей, как вход в сказочную страну. Он протянул вперед пальцы, чтобы потрогать шелковистое стекло, но, подумав, отдернул их.

— Что ты делаешь? — спросил он машину. — Вещи должны иметь на себе наклейки типа «Выпей меня» или «Для галлюцинаций нажми эту кнопку» или что-то в этом роде. Нельзя ожидать, что незнакомцы догадаются о предназначении машин. Они могут навредить. Или что-то сломать.

Когда он закончил говорить, послышалось скрежетание, ворчанье, бульканье, оформившееся наконец в исходящий изнутри зеркала звук его собственного голоса, переделанный, отраженный и заключенный в форму кричащей сложной симфонии:

— Галлюцинации наклейки иметь словно незнакомцы нельзя ожидать «Нажми эту кнопку» или или или должны иметь «Выпей» вещи повредить повредить повредить догадаются могут догадаться догадаться догадаться сломать или «Нажми» «Нажми» «Нажми» словно незнакомцы здесь на себе на себе «Для» что-то в этом роде наклейки «Кнопка» повр нак ожид нег ело не дать то мать вредить «Нажми эту кнопку» а а а а редить «Галлюцинаций» накомцы.

Затем наступила тишина.

Потом машина все повторила. Тройная фуга. Модуляция в миноре. Спикатто. Ослепительная доминанта. Кодетта перед вступлением третьего голоса. Транспозиция тональности. Аллегро нон джокозо. В комнате раздавалось эхо музыки его слов.

— «Нажми!» Оод! Люцина! Пей!

Вариации ad libitum.

— Оо оо оо оо оо оо оо.

Соната квази и фантазия. Портаменто. Сфорцандо. Сфогато. Фортиссимо. Он побежал. Музыка преследовала его в коридоре. Легато! Долорозо! Даль сеньо! Ажитато!

— Повредить! Повредить! Повредить!

Он бежал, спотыкаясь, поднимаясь, снова бежал. Записывающая машина извергала раскалывающие воздух звуки. Он завернул за один угол, другой, третий, продолжая бежать, даже когда звуки замерли вдали. Резко затормозив, он заскользил по полу. Коридор перекрыл крупный зверь. Он походил на палатку: зеленая кожа свисала складками, а размерами вдвое превосходил Клея. Зверь переваливался на крошечных желтых лапах, похожих на лапы утки. Из груди выступали до смешного маленькие ручки; над ними виднелась щель рта и два больших блестящих глаза. Глаза смотрели на Клея: в их подмигивании чувствовался юмор и несомненный разум и холодная злоба. Зверь и Клей молча смотрели друг на друга. Наконец Клей смог произнести:

— Если ты — человеческая форма, то я претендую на родство. Я — более древний вид, прародитель. Пойманный временной ловушкой.

Глаза еще более оживились и удивились, но ответа не последовало. Создание все приближалось. Несмотря на свою величину, оно казалось безвредным, тем не менее голый и невооруженный Клей из осторожности потихоньку отступал. Не поворачивая головы, он нащупал дверь, открыл ее и шагнув через порог, захлопнул и навалился на нее, наблюдая в большое окно за передвижениями твари по коридору. Огромный зверь не сделал попытки открыть дверь. Очевидно у него были сейчас другие намерения, ибо он обратил внимание на прикрепленное к колонне в дальнем конце коридора гнездо. Щель рта раскрылась и оттуда показался черный язык, похожий на хобот, в несколько ярдов длиной, на конце которого торчали три скрюченных пальца. Он ощупал ими гнездо, построенное из блестящих полосок пластика. Когда пальцы постучали по гнезду, оттуда выскочили головы: возможно детеныши того животного, напоминавшего хорька. Шесть черных мордочек разъяренно извивались. Они атаковали язык, один из их спрыгнул на язык и вонзил в него свои ярко-желтые клыки, затем прыгнул обратно. Крупный зверь немного втянул язык, охлаждая его на воздухе. Потом язык вернулся к гнезду и возобновил свои исследования. Молодые хорьки подпрыгивали и кружились, но в это время язык резко схватил одного из них поперек живота и потащил к ждущему рту. Маленькие жестокие коготки напрасно скребли и царапали язык. Он уже был во рту, когда с охоты вернулась мать-хорек и, оценив всю сцену, бросилась на огромного хищника. Через дверь до слуха Клея донесся визг, но он не понял чей. Разгневанная мать кусалась, царапалась, дралась. Извивающийся, как возбужденная змея, язык поднимался и опускался, пальцы нащупывали хорька, стараясь отбросить его прочь. Но маленький зверек двигался слишком быстро. Стремительно прыгая, он ускользнул от слепых пальцев, кусая их, когда они приближались слишком близко. Хорек обнаружил, что его враг легко уязвим, в нескольких местах проткнул его кожу и наконец проделал под одной из верхних лап крупного зверя отверстие, достаточное для того, чтобы пролезть в него. Он забрался в плоть зверя, словно планируя добраться до желудка и освободить проглоченного щенка. Теперь ход борьбы изменился. Морда, плечи, половина туловища хорька исчезли в теле врага. Глаза зверя-палатки утратили свой плутоватый юмор — в них сверкала агония. Высунутый на всю свою огромную длину язык конвульсивно хлестал стену. Зверь подпрыгивал на утиных лапах, он безуспешно пытался достать зубастого захватчика маленькими бесполезными ручками, он терся о колонны, издавал крики боли, в жутком расстройстве катался с боку на бок. Его гибель была неизбежной.

Но гибель пришла совсем с другой стороны. Внезапно в коридоре появилось третье существо — рептилия, почти динозавр. Оно передвигалось на колоссальных, словно стволы деревьев, ногах с когтями на концах и тащило за собой мясистый хвост. Передние лапы чудовища были короткие, но мощные, морда выдавалась вперед. Зубы, а вернее жуткие клыки, были так многочисленны, что преувеличивали смертельную опасность вновь прибывшего, вобрав все наиболее жестокое в его природе. Над мешаниной зловещих лезвий сверкали ледяным блеском два больших ярких глаза. Кто этот гнусный тиранозавр? Что за шутка эволюции, повернувшей вспять, сделавшей петлю в этих ухоженных коридорах? Монстр взревел, его голова касалась потолка, он поднял зверя-палатку, словно тот ничего не весил. Два надменных удара передних когтей и несчастный зверь раскололся надвое. Освобожденный хорек, залитый черной кровью, скользнул в свое гнездо. Динозавр, ссутулившись, принялся пожирать зверя, отправляя в свою пасть целые глыбы мяса. Рвал на клочки и сопел от удовольствия. Притаившись в безопасности за дверью, Клей наблюдал за ним, пораженный не странным убийством, а посланием, шедшим из разума чудовища. Это была не рептилия, а еще один сын человеческий.