Приняв в наследство от родни моей

Неукрощенный дух, я днесь обязан

Взлелеять сны и вырастить детей,

Вобравших волю пращуров и разум,

Хоть и сдается мне, что раз за разом

Цветенье все ущербней, все бледней,

По лепестку его развеет лето,

И глядь — все пошлой зеленью одето.

Сумеют ли потомки, взяв права,

Сберечь свое наследье вековое,

Не заглушит ли сорная трава

Цветок, с таким трудом взращенный мною?

Пусть эта башня с лестницей крутою

Тогда руиной станет — и сова,

Гнездясь в какой-нибудь угрюмой нише,

Кричит во мраке с разоренной крыши.

Тот Перводвигатель, что колесом

Пустил кружиться этот мир подлунный,

Мне указал грядущее в былом -

И, возвращений чувствуя кануны,

Я ради старой дружбы выбрал дом

И перестроил для хозяйки юной;

Пусть и руиной об одной стене

Он служит памятником им — и мне.

Дорога у моей двери

Похожий на Фальстафа ополченец

Мне о войне лихие пули льет -

Пузатый, краснощекий, как младенец, -

И похохатывает, подбоченясь,

Как будто смерть — веселый анекдот.

Какой-то юный лейтенант с отрядом,

Пятиминутный делая привал,

Окидывает местность цепким взглядом;

А я твержу, что луг побило градом,

Что ветер ночью яблоню сломал.

И я считаю черных, точно уголь,

Цыплят болотной курочки в пруду,

Внезапно цепенея от испуга;

И, полоненный снов холодной вьюгой,

Вверх по ступеням каменным бреду.

Гнездо скворца под моим окном

Мелькают пчелы и хлопочут птицы

У моего окна. На крик птенца

С букашкой в клювике мамаша мчится.

Стена ветшает… Пчелы-медуницы,

Постройте дом в пустом гнезде скворца!

Мы как на острове; нас отключили

От новостей, а слухам нет конца:

Там человек убит, там дом спалили, -

Но выдумки не отличить от были…

Постройте дом в пустом гнезде скворца!

Возводят баррикады; брат на брата

Встает, и внятен лишь язык свинца.

Сегодня по дороге два солдата

Труп юноши проволокли куда-то…

Постройте дом в пустом гнезде скворца!

Мы сами сочиняли небылицы

И соблазняли слабые сердца.

Но как мы так могли ожесточиться,

Начав с любви? О пчелы-медуницы,

Постройте дом в пустом гнезде скворца!

Я всхожу на башню и вниз гляжу со стены:

Над долиной, над вязами, над рекой, словно снег,

Белые клочья тумана, и свет луны

Кажется не зыбким сиянием, а чем-то вовек

Неизменным — как меч с заговоренным клинком.

Ветер, дунув, сметает туманную шелуху.

Странные грезы завладевают умом,

Страшные образы возникают в мозгу.

Слышатся крики: «Возмездие палачам!

Смерть убийцам Жака Моле!» В лохмотьях, в шелках,

Яростно колотя друг друга и скрежеща

Зубами, они проносятся на лошадях

Оскаленных, руки худые воздев к небесам,

Словно стараясь что-то схватить в ускользающей мгле;

И опьяненный их бешенством, я уже сам

Кричу: «Возмездье убийцам Жака Моле!»

Белые единороги катают прекрасных дам

Под деревьями сада. Глаза волшебных зверей

Прозрачней аквамарина. Дамы предаются мечтам.

Никакие пророчества вавилонских календарей

Не тревожат сонных ресниц, мысли их — водоем,

Переполненный нежностью и тоской;

Всякое бремя и время земное в нем

Тонут; остаются тишина и покой.

Обрывки снов или кружев, синий ручей

Взглядов, дрёмные веки, бледные лбы

Или яростный взгляд одержимых карих очей -

Уступают место безразличью толпы,

Бронзовым ястребам, для которых равно далеки

Грезы, страхи, стремление в высоту, в глубину…

Только цепкие очи и ледяные зрачки,

Тени крыльев бесчисленных, погасивших луну.

Я поворачиваюсь и схожу по лестнице вниз,

Размышляя, что мог бы, наверное, преуспеть

В чем-то, больше похожем на правду, а не на каприз.

О честолюбивое сердце мое, ответь:

Разве я не обрел бы соратников, учеников

И душевный покой? Но тайная кабала,

Полупонятная мудрость демонских снов,

Влечет и под старость, как в молодости влекла.

Вот отступил нечистый образ дня.

Спит пьяная царева солдатня.

Вслед гонгу храма — стражи гулкий шаг,

Став отзвуком, ушел во мрак.

В глазах небес, луны и звезд — презрен

Весь человек,

В простейших сложностях во всех,

Вся грязь и ярость человечьих вен.

Я вижу образ: человек иль тень,

Лишь тень, скорее образ, а не тень,

Аида пряжу, спутанность пути -

Мертвец сумеет расплести.

Лишь бездыханный и непьющий рот

Другие рты недышащие кличет:

Я Сверхземное возвеличу,

«Жизнь-в-смерти, в-жизни-смерть», — его я так нарек.

О чудо, птица иль шитье златое,

Скорее чудо, чем шитье златое,

На ветвь — на звездный луч — садясь в ночи,

Как адский Ворон, прокричит,

Иль в лунном яде воспоет, кичась

Во славе вечного металла

Пред лепестком иль птицей малой,

Пред сложностью всего, что кровь и грязь.

На царских плитах к полночи — огни:

Пожару, блеску стали не сродни,

Грозе… Их Сверх-огонь рождает тут -

То духи, кровью рождены, идут,

Всю сложность ярости поправ -

И умирая в танце,

В агонии и трансе,

Агония огня не опалит рукав.

Мчат духи, кровь дельфинью оседлав, -

Из царских кузниц льется этот сплав,

Куются духи в кузницах златых!

А мрамор плит, танцуя, губит их,

Всю ярость, горечь сложности разбив, -

Те образы, что творят

Новых образов ряд:

Дельфинья боль — гонг — мук морских разлив…

Нет, это — не страна для старика:

Влюбленным — обниматься, птицам — петь,

Хоть все они умрут, наверняка.

Здесь водопады, рыбы, птицы, снедь -

Хвала у них не сходит с языка

Всему, что есть зачатье, роды, смерть.

Всем страсть поет, и всем им ни к чему

Старик — бессмертный монумент Уму.

Да, слишком жалким старец предстает:

Он — пугало на палке, рвань. И все ж

Душа все громче, радостней поет

Над плотью — самой ветхой из одеж.

Ей школы пенья здесь недостает,

Ей памятники славы — невтерпеж

Узреть: и я морями, с целью той,

Плыву в Константинополь, град святой.

Святой мудрец в Божественном огне,

С мозаики святой сойти спеши,

И по спирали снизойди ко мне,

И стань наставником моей души.

Мне смертный зверь страстями все больней

На сердце давит. — Сердце сокруши,

Себя не знающее, чтоб я смог

Попасться в хитрой Вечности силок.

Покинув плоть, природных форм вовек

Я не приму, как принял в этот раз:

Пусть ювелир меня — искусный грек -

Из золота с финифтью воссоздаст,

Чтоб царь бодрился, не смежая век,

Иль на ветвях златых воссесть мне даст,

Чтоб мне придворным Византийским петь

О том, что? было, есть и будет впредь.