– Ну мама!

– Что?

Взгляд Доррис по-прежнему оставался тусклым, и Мерси поняла, что мать даже не заметила ее недовольства. Впрочем, ничего удивительного в этом не было, в последнее время их беседы именно так и протекали: Мерси горячилась, а Доррис пребывала словно за незримой стеной отчуждения, которой отгородилась от всех еще в прошлом году. То же самое происходило и сейчас.

Глядя на Доррис, Мерси испытала прилив тихой ярости с примесью сразу двух чувств – бессилия и обиды. Первое относилось к ней самой, потому что у нее не осталось никаких идей относительно того, как вывести мать из затянувшегося ступора. Второе – к отцу. По мнению Мерси, он мог бы облечь историю с аборигенкой в какую-то иную форму.

– Что! Ты еще спрашиваешь… Неужели нужно все начинать сначала?

Доррис откинулась на спинку стула.

– О чем это ты?

Ноздри Мерси гневно раздулись.

– Все о том же! О твоем пристрастии к табаку! Я уже не говорю, что тебе давно пора бросить курить – видно, ты не сделаешь этого, пока какая-нибудь хворь не заставит, – но ты могла бы хоть не курить на кухне!

Доррис посмотрела на находящуюся в ее руке сигарету с таким видом, будто лишь сейчас осознала, что курит. Впрочем, может, так оно в действительности и было. Наблюдая за Доррис, Мерси не раз замечала, что мать действует как сомнамбула. Во всех ее движениях и жестах присутствовала странная медлительность.

– На кухне? – переспросила Доррис.

Затем все так же безучастно обвела взглядом помещение, и в ее глазах появилось такое выражение, будто она хотела сказать: «И правда кухня… Надо же, я и не заметила, как очутилась здесь».

– Именно! – сердито кивнула Мерси.

Сморщив лоб, Доррис несколько мгновений недоуменно смотрела на нее, прежде чем произнести:

– Ты чем-то недовольна?

Господи, дай мне силы выдержать это и не сорваться! – мысленно взмолилась Мерси.

– Да, мама. Мне не нравится, что ты куришь на кухне, то есть в помещении, где я обычно завтракаю.

– А… – протянула Доррис, опуская взгляд на стол. – Но ведь здесь достаточно места. Располагайся. Если хочешь, я передвинусь на другой край.

Она даже не понимает, о чем я говорю! – вспыхнуло в мозгу Мерси.

Тем временем Доррис вновь поднесла сигарету ко рту.

– Мама! – вновь раздраженно воскликнула Мерси, испепеляя мать взглядом.

С тем же успехом она могла взывать к совести кухонных шкафов или газовой плиты.

– Мм? – вопросительно произнесла Доррис, выпуская изо рта очередную струю дыма.

– О чем мы, по-твоему, говорим?! – почти крикнула Мерси. Одновременно она слегка попятилась от нового надвигающегося на нее сизоватого облака, но потом, словно не желая отступать перед обстоятельствами, остановилась, схватила первое, что попалось под руку – лежавшую на холодильнике газету, – и принялась яростно размахивать перед лицом.

– О чем? – С каким-то вялым, не до конца проявившимся интересом Доррис наблюдала за ее действиями. По-видимому, они вызвали в ее голове некое движение мысли, потому что она добавила: – Почему ты не включишь вентилятор, если тебе жарко?

Мерси швырнула газету обратно.

– Хорошая мысль! – Потянувшись к настенному выключателю, она щелкнула им, и под потолком медленно двинулись по кругу лопасти большого вентилятора.

По лицу Доррис скользнула тень улыбки.

– Видишь, так гораздо лучше. Не переживай, скоро станет прохладнее.

– Да мне не жарко, мама! – почти взвизгнула Мерси. – Пойми ты наконец!

Доррис поморщилась.

– Что ты так кричишь? Я не глухая.

– Почему же тогда не слышишь меня?

Мерси направилась к плите, чтобы проверить, насколько горяч кофе. Его почти каждое утро варила Доррис и – надо отдать ей должное – делала это отменно, даже несмотря на свою затянувшуюся апатию. А в качестве сосуда неизменно использовала пузатый стеклянный кофейник, из-за высокого узкого горлышка в котором пена могла подняться на значительную высоту.

Хоть что-то приятное с утра, подумала Мерси, осторожно дотронувшись до стенки кофейника, содержимое которого было вполне приемлемой температуры. Мерси в равной степени не любила и чуть теплый, и остывший, а затем заново подогретый кофе. Изменение температуры в ту или иную сторону пагубно сказывалось на вкусовых качествах благородного напитка. Мерси была убеждена, что кофе нужно пить или почти сразу по приготовлении, или не пить вовсе. Уж лучше налить чашечку чая, который предпочитала она сама, особенно со сливками.

– Почему не слышу? – Похоже, Доррис немного удивилась последней фразе Мерси.

Та вернулась к холодильнику, распахнула дверцу и принялась рассматривать содержимое, выбирая ингредиенты для сандвича.

– Уж не знаю почему! – сердито буркнула она через плечо. – А только не слышишь.

Доррис вновь попыталась затянуться, но неожиданно выяснилось, что сигарета докурена почти до конца. Погасив ее в пепельнице, Доррис потянулась за пачкой с намерением извлечь следующую, и это увидела отвернувшаяся от холодильника с ветчиной и сыром в руках Мерси.

– Мама, не кури здесь! – резко произнесла она.

Похоже, ее тон вывел наконец Доррис из состояния безучастности.

– А ты не дерзи! Это мой дом, и я вправе делать все, что мне заблагорассудится. И вообще, что-то ты в последнее время пренебрежительно относишься ко мне.

– Это и мой дом тоже, – напомнила ей Мерси, беря доску и нож. – И я имею право позавтракать без того, чтобы рядом курили.

Доррис прищурилась.

– Что за чушь, чем я тебе мешаю? И что за капризы? Стол свободен – кроме пепельницы и пачки сигарет, на нем ничего нет!

– Не в этом дело, как ты не понимаешь!

Повисла короткая пауза.

– А в чем же? – спросила Доррис.

Не выдержав, Мерси со звоном швырнула нож на стол.

– В сигаретном дыме!

В устремленном на нее взгляде Доррис отразилось недоумение.

– В дыме? А что он тебе…

– Я не могу есть, когда он витает над столом! – с надрывом произнесла Мерси, выплескивая застарелое раздражение. – Меня от него тошнит!

В глазах Доррис вновь промелькнуло какое-то выражение, однако относилось оно явно не к теме разговора.

– Тошнит? Хм… Утренняя тошнота у женщин часто является признаком…

Подобного вынести Мерси уже не смогла.

– Беременности? – крикнула она, не дослушав фразы. – На это намекаешь?

– Ну…

– Брось, мама! Тебе прекрасно известно, что я утратила возможность иметь детей. – Почувствовав подступающие к глазам слезы, она добавила: – Ты знаешь, как ранят меня подобные разговоры, и тем не менее заводишь их!

– Я? – воскликнула Доррис. – Это ты явилась сюда с какими-то непонятными претензиями. Я сидела себе спокойно и…

– И курила!

– Да. А ты начала упрекать меня в том, что я якобы мешаю тебе завтракать.

– Конечно, мешаешь. Я не могу есть, когда рядом кто-то дымит. Это производит на меня тошнотворный эффект.

Доррис обиженно поджала губы.

– Странно, меня почему-то от дыма не тошнит! А тебя…

– Не только меня. Тебе не хуже моего известно, что во всех кафе и ресторанах курить категорически запрещено! Именно потому, что люди принимают там пищу.

– Мы ведь не в ресторане, – обронила Доррис.

Замечание было вполне резонным, но данное обстоятельство еще больше подстегнуло возмущение Мерси.

– Это вовсе не означает, что мы можем не считаться друг с другом!

– Я тоже так думаю, – неожиданно согласилась Доррис.

Мерси посмотрела на нее – сначала удивленно, потом с надеждой. В ее голове промелькнула мысль, что, возможно, еще не все потеряно, мать можно усовестить.

– Правда? – осторожно произнесла она.

Доррис с вздохом кивнула.

– В последнее время ты совершенно со мной не считаешься.

Мерси только рот разинула. Оказывается, мать истолковала ее слова по-своему!

– Я?! – воскликнула она, обретя утраченный было дар речи. – Наоборот, это ты отравляешь мне жизнь! Весь дом пропитался никотином, просто спасения от него нет.