– А эта контора вообще никчемный анахронизм.

– Вот, значит, как?! ЦРУ пребудет вовеки. Даже после скандала с иракским оружием массового уничтожения, которого, как выяснилось, никогда не существовало.

– Вы так полагаете? – не скрывая любопытства, спросил Хемингуэй.

– Когда я помогал мерзким диктаторам, которых наши лидеры считали «приемлемой альтернативой» коммунизму, или поставлял наркотики черным, чтобы финансировать нелегальные операции за рубежом, или свергал демократические правительства, отказывавшиеся потакать экономическим интересам Америки, я тоже считал, что добиться тех же целей можно более пристойными способами. Но от этих идей я давным-давно отказался.

– Но мы не можем выиграть эту конкретную войну лишь с помощью солдат и шпионов, – сказал Хемингуэй. – Все не так просто.

– В таком случае ее просто невозможно выиграть, – резко бросил Капитан Джек. – Поскольку известен лишь один способ, с помощью которого страны могут разрешить свои противоречия.

– Достоевский писал – не ручаюсь за точность цитаты: «Нет ничего легче, чем осудить злодея, и нет ничего труднее, чем понять его».

– Ты и я провели на Ближнем Востоке много лет, но неужели ты до сих пор веришь, что мы можем понять разбойничий менталитет ближневосточных террористов?

– Почему вы считаете, что термин «злодеи» я отношу только к ним? Когда речь идет об операциях за рубежом, у нас тоже далеко не чистые руки. На самом деле мы сами создали множество тех завалов, которые вынуждены сейчас разгребать.

– Поэтому в наши дни существует лишь одна имеющая смысл мотивация. И эта мотивация – деньги. Как я тебе уже говорил, на все остальное мне плевать. Я вернусь на свой прекрасный крошечный остров и больше никогда не пошевелю пальцем. Таково мое кредо.

– Какая горькая откровенность, – заметил Хемингуэй.

– А ты хочешь, чтобы я заявил, будто мое мировоззрение требует сделать мир чище?

– Нет. Я предпочитаю горькую правду.

– А ты ради чего на это пошел?

– Ради того, чтобы сделать мир чуть лучше.

– Опять идеализм? Повторяю, Том, ты об этом глубоко пожалеешь. Или погибнешь.

– Действовать меня заставляет не идеализм или фатализм, а просто идея.

– Я боролся как за правое дело, так и против правых дел, – покачал головой Капитан Джек. – В мире всегда будет вестись какая-нибудь война. Вначале люди сражались за плодородные земли и пресную воду, затем за благородные металлы. Но самым популярным пунктом несогласия стало: «Мой Бог лучше, чем твой Бог». И не важно, в кого ты веришь – в Иеремию или Иисуса, в Аллаха или Магомета, в Будду или Брахму. Кто-то обязательно скажет тебе, что ты заблуждаешься, и начнет сражаться за Истинную веру. Что касается меня, то я верю в пришельцев, а все земные боги могут валить в преисподнюю. Во Вселенной триллион планет, и наша не самая главная. А что касается человечества, то оно прогнило до самого нутра.

– Будда возвысился над материализмом. Иисус говорил, что врагов следует заключить в объятия. Это же говорил и Ганди.

– Иисуса предали, и он умер на кресте; Ганди был убит индуистом, которому пришлась не по нраву терпимость Ганди по отношению к исламу, – наставительно заметил Капитан Джек.

– Я помню рассказ отца о том, – меряя шагами комнату, сказал Хемингуэй, – как англичане перекраивали границы после обретения Индией самостоятельности. Они хотели отделить мусульман от индуистов, но использовали при этом устаревшие карты. Двенадцать миллионов человек были вынуждены сменить место жительства только потому, что англичане провалили дело. Возникший при этом хаос привел к гибели полумиллиона человек. А еще раньше из разных кусков на скорую руку был создан Ирак, что породило кучу конфликтов, с которыми нам и сейчас приходится иметь дело. Можно привести десятки подобных примеров. Сильные страны подавляют более слабых, а позже делают все, чтобы не нести ответственность за проблемы, которые сами же и создали.

– Все это лишь доказывает, что мы прогнили насквозь.

– Я хочу сказать, что мы никогда ничему не учимся.

– И каким, по-твоему, должно быть решение? – спросил Капитан Джек и, не дождавшись ответа, двинулся к дверям. На пороге он задержался: – Сомневаюсь, что мы с тобой когда-нибудь снова встретимся, если ты вдруг не решишь посетить островок в южной части Тихого океана. Если решишь, то я приму тебя с радостью. Если ты, конечно, не будешь в то время бегать от властей. Если же окажешься в бегах, то прости, дружище. Я предоставлю тебя судьбе.

Выйдя из бара, Алекс Форд заскочил в близлежащую закусочную. Втиснувшись между двумя сидящими за стойкой здоровенными копами, он взахлеб обсудил с двоюродными братьями по оружию животрепещущие служебные проблемы и обменялся устаревшими слухами. Жизнь была настолько прекрасна, что Алексу хотелось вскочить на стойку и громогласно возвестить о предстоящем свидании с самой красивой женщиной округа Колумбия, которая сама пригласила его. Но вместо этого он молча пропихнул в себя поочередно чизбургер, картофель фри и здоровенный кус черничного пирога, залив все черным кофе. И отправился на службу – просмотреть рабочую почту.

Сайкс еще не откликнулся, хотя Алекс получил подтверждение, что шеф открыл отправленный по электронной почте доклад. Он побродил по коридорам офиса со слабой надеждой наткнуться на Сайкса и узнать что-нибудь о ходе расследования. За годы службы Алекс написал тысячи докладов, но этот прямиком отправился на самый верх, что не часто случалось с сочинениями тех, кто трудился на земле и кого не готовили к продвижению по служебной лестнице. Когда вы узнаете, что глаза начальника обращены на ваши жалкие попытки логически изложить события, волосы на вашей голове встают дыбом и вы не можете удержать дрожь.

Проходя мимо доски с назначениями, он обратил внимание на то, что его фото и фото Симпсон помещены в рубрике «Специальные задания».

– Джей-Гало, – прошептал он, взглянув на взирающую со снимка смуглую леди.

Было бы гораздо лучше, если бы она вернулась в Алабаму, подумал он. И папочке бы это очень понравилось.

Алекс убил еще немного времени за своим письменным столом, но потом решил, что, если он понадобится Сайксу, тот найдет его.

Оказавшись на улице, Алекс полной грудью вдохнул свежий ночной воздух и улыбнулся, вспомнив о Кейт Адамс. И зашагал по тротуару – легкой походкой, о существовании которой почти успел забыть. Ему хотелось вернуться домой, но еще больше хотелось с кем-нибудь поговорить. Однако все его лучшие друзья были женаты, а это означало, что свои редкие свободные от дежурства часы они проводили в кругу семьи. А с молодой порослью секретной службы у Алекса было очень мало общего.

Подумав об этом, он снова вспомнил, что через три года ему предстоит принять кардинальное решение. Он должен будет решить, выходить ли ему в чистую отставку или поступить на службу в другую контору. Если продолжить трудовую деятельность, жить он смог бы в основном на свою пенсию, откладывая зарплату. Это именовалось «двойной кормушкой» и нисколько не противоречило закону. Многие федеральные служащие поступали так, чтобы создать подстилку для пенсионного фонда. Это был хороший способ улучшить финансовое положение после многих лет работы в госсекторе, где доходы, как известно, ниже, чем в коммерческих организациях. Большая часть сознательной жизни Алекса являла собой одно расплывчатое пятно, состоявшее из ловли плохих парней в восьми полевых офисах и работы в отряде охраны, где все часы бодрствования он проводил, перепрыгивая из самолета в самолет и переезжая из одного города в другой. Помимо всего прочего ему постоянно приходилось держать в поле зрения все тайные пружины, приводившие в действие секретную службу. Алекс тратил столько времени на обеспечение безопасности других, что у него не оставалось сил беспокоиться о безопасности собственной. И вот теперь, когда настало время подумать о будущем, Алекс вдруг понял, что абсолютно ничего не знает. Что делать? С чего начинать? Он чувствовал, что им то и дело овладевает паника. И это был не тот вид паники, от которого можно было избавиться с помощью лишней порции мартини.