Силиконовую руку натянули на металлический протез и закрепили на манжете. Затем испытуемому предложили выполнить несколько простеньких упражнений.

– Как только вы напряжете мышцы запястья, рука раскроется, – сказал специалист по медицинскому оборудованию, – когда расслабите – закроется. Попрактикуйтесь немного.

Американец с десяток раз проделал упражнение, в то время как эскулапы внимательно следили за его манипуляциями.

– Отлично! – удовлетворенно кивнув, сказал химик. – У вас получается. Но вы должны постоянно практиковаться. Очень скоро вы будете делать это автоматически, не думая.

– Тот, кто будет пожимать вам руку, догадается, что она не настоящая – из-за низкой температуры и необычной текстуры. Во всем остальном рука ничем не отличается от естественной, – сказал спец по механизмам.

Это пояснение, казалось, несколько разочаровало национального гвардейца. Он оторвал взгляд от протеза.

– Рука никогда не будет такой, какой была от рождения, – без всяких экивоков рубанул химик. – Но она, во всяком случае, лучше того протеза, который вы носили до этого. Если хотите, мы можем сделать вам и другую руку.

Американец покачал головой и поднял крюк, заменяющий кисть другой руки:

– Нет, это я хочу сохранить. Я не желаю забывать того, что со мной произошло.

– У вас сохранился мундир? – спросил механик.

Гвардеец кивнул и поднялся со стула, продолжая работать новой конечностью.

– Это еще одно напоминание, но в нем я, честно говоря, не нуждаюсь.

– В каком вы были звании?

– Сержант Национальной гвардии, – ответил инвалид, работая пальцами. – А что будет, когда все это кончится?

– О вас позаботятся. Как и было обещано.

– Хорошо, что по отношению ко мне кто-то наконец проявит заботу.

– Свяжемся по обычным каналам, – сказал химик. Они обменялись рукопожатиями.

– Как приятно, что я снова могу потрясти чью-то лапу, – сказал сержант.

После того как он ушел, двое вернулись к своей работе. На столе стояла еще одна коробка – с надписью на арабском языке. Химик открыл ее и извлек оттуда завернутый в пластик цилиндр из нержавеющей стали. Внутри цилиндра оказался наполненный жидкостью флакон. Химик достал его и посмотрел на свет.

По классификации ФБР тремя наиболее смертельными субстанциями являются плутоний, токсин ботулизма и рицин. Именно в таком порядке. Жидкость в стеклянном флаконе была далеко не столь опасной, как упомянутые вещества. Однако она действовала по-своему и тоже весьма эффективно. Внутри руки, которую они только что соединили с культей отставного сержанта, имелась полость. В тот момент, когда будет нажата крошечная, вделанная в ткань протеза кнопка, а кости запястья примут определенное положение, емкость откроется и находящаяся в ней жидкость выступит наружу через искусственные поры.

– А этот национальный гвардеец жуть как обозлен! – заметил химик, не отрываясь от работы.

– А как бы ты себя чувствовал на его месте? – отозвался второй.

Вернувшись в свою скромную квартиру возле Капитолийского холма, Том Хемингуэй первым делом сбросил костюм и влез в шорты и футболку с короткими рукавами. Несмотря на поздний час, усталости он не чувствовал. Том ощущал, как по его жилам разливается адреналин. Он только что получил сообщение: Патрик Джонсон мертв. Хемингуэй не чувствовал ни малейшего сожаления. Парню некого винить, кроме самого себя. Но имелись свидетели убийства, которым, увы, удалось скрыться, что грозило радикально изменить ситуацию.

Том босиком прошлепал в спальню, где из скрытого в полу сейфа достал папку, и, пройдя в кухню, уселся за стол. В папке находились фотографии более двух десятков мужчин и женщин. Все они были мусульманами. Представители власти назвали бы их врагами Америки. На то, чтобы собрать этих людей, Том Хемингуэй потратил два года своей жизни. А для тех из группы, кто оказался не в ладах с законом, Том совершил чудо. Он сделал так, что вполне здравствующие люди стали считаться мертвецами. Отец Тома Хемингуэя, почтенный Франклин Т. Хемингуэй, был «государственным деятелем» еще в то время, когда данное словосочетание сохраняло какую-то толику своего первоначального смысла. Он был карьерным дипломатом, став в конечном итоге послом США в самых сложных для дипломатии странах мира. Перед своей безвременной кончиной посол Хемингуэй был признан величайшим миротворцем и бесконечно преданным своей стране гражданским служащим.

В конце концов Том Хемингуэй свыкся с мыслью о насильственной смерти отца, но твердо знал, что никогда с ней не смирится, да и не должен смиряться. В отличие от множества других послов, «купивших» свой пост за финансовый вклад в кампанию победившего на выборах президента и не утруждавших себя изучением языка и культуры страны пребывания, Франклин Т. Хемингуэй полностью погружался сам и погружал свою семью в язык и историю тех мест, куда его направляли на службу. Благодаря этому Том Хемингуэй понимал и ценил исламский и азиатский мир гораздо глубже и больше, чем кто-либо другой в Америке. Но по дипломатической стезе своего отца Том не пошел, зная, что его темперамент не годится для подобного рода карьеры. Вместо этого он вступил в мир шпионажа, начав с Агентства национальной безопасности. Затем его перевели в ЦРУ, и вся его карьера шла по восходящей. Это была важная и даже в некотором роде почетная деятельность, и он занимался своим делом с теми этическими взглядами на труд, которые привил ему отец.

Том стал выдающимся оперативником и работал во многих «горячих точках» земного шара. Он сумел выжить, иногда спасаясь от смерти буквально в последнюю секунду. И, в свою очередь, тоже убивал – от имени правительства. Он помогал организовывать путчи, в результате которых теряло власть всенародно избранное руководство, возглавлял операции, усиливающие нестабильность в и без того хрупком «третьем мире», поскольку это позволяло создать выгодную для Соединенных Штатов атмосферу. Он делал все, что ему поручали. И даже больше.

А в конечном итоге оказалось, что все напрасно. Ценнейшая работа, которую он выполнял, оказалась жульничеством. За ней стояли вовсе не интересы государства, а неуемная алчность частных фирм. И это скверное положение становилось все хуже. Мир находился на краю гибели. Во всяком случае, ситуации, подобной этой, Том Хемингуэй еще не видел. А видел он очень много. Для того, чтобы создалось это катастрофическое положение, имелось множество причин, начиная с критической нехватки воды, нефти и газа, стали, угля и иных природных ресурсов. Богатые страны вроде США, Японии и Китая забирали себе львиную долю всего, оставляя бедным странам лишь жалкие крохи. Однако дело было не только в этих исторически сложившихся запутанных отношениях между «богатыми» и «бедными». В основе всех бед лежали фундаментальные проблемы невежества и нетерпимости. Том Хемингуэй считал невежество и нетерпимость чем-то вроде кавычек – они почти всегда выступали парой: наткнувшись на невежество, вы тут же можете обнаружить и ее зловредную сестрицу – нетерпимость.

Когда отцу Хемингуэя было сорок лет, он помогал строить мир в странах, которые знали лишь войну. А его сын в том же возрасте помогал рушить мирную жизнь в различных частях земного шара, оставляя многие страны в руинах. И это было обескураживающее, учитывая его происхождение, открытие.

Когда на него снизошло это откровение, он погрузился в раздумья, и в его мозгу постепенно стал вырисовываться некий план. Большинство из тех, кто смог бы о нем узнать, назвали бы его безнадежно наивным. «Мир работает вовсе не так, – сказали бы ему. – Ты обречен на позорный провал», – заявили бы они. И это сказали бы те, кто творит зверства под видом помощи. Они совершают эти «преступления», руководствуясь такими низменными мотивами, как стремление к наживе и к власти, и надеются добиться своего без серьезного сопротивления со стороны тех, кому они чинят зло. Итак, кто же здесь по-настоящему наивен?