Пассажиры осмелели. С громкими разговорами курсировали туда-сюда по вагону. Из соседних купе доносились взрывы хохота. За окном проплывало родное Подмосковье. Освобождаемое по мере удаления от эпицентра суматошных сборов пространство души постепенно заполняла тихая радость.

– «Мы едем, едем, едем… В далекие края…», – не очень уверенно пропела Наташка. Оглянувшись на зеркало, вмонтированное в дверь купе, обрела некую уверенность, приветливо кивнула отражению и гаркнула, показывая на него пальцем: – А главное, не бредим, там тоже ты да я!.. Ир, русо туристо и другие вольные граждане гуляют. Прямо тошно смотреть.

– Так мы и не смотрим.

– Зато слышим. Трудно находиться в оппозиции пусть даже незнакомому коллективу. Он, как известно, всегда прав. И потом, заявляться в Хельсинки со своей выпивкой и продуктами…

– Там сухой закон.

– А я что говорю? Зачем дразнить дальних родственников?

– Ты имеешь в виду тот факт, что когда-то мы с финнами жили одной большой государственной семьей? Наверное, они до сих пор по ночам вздрагивают.

– Я имею в виду, что хочешь не хочешь, а надо «уговорить» «Бейлис». Ты-то налегке прискакала, а меня мой Борис только до вокзала подкинул, дальше сама надрывалась. И то, что Славка две сумки с вещами пер, ничего не значит, они твои были. Самым тяжелым оказался пакет с провиантом. Я правильно рассудила: в вагон-ресторан нам путь заказан. Не тащиться же туда с вещами, мало ли какие соседи по купе попадутся? Мне не нравится отдыхать налегке и без денег. – Рука подруги призывно тряхнула бутылкой ликера, извлеченной из недр огромного пластикового пакета с рекламой какого-то столярно-слесарного оборудования.

Дверь купе открылась, явив нам Маечку.

– Извините, пожалуйста, я вас немного побеспокою, – прощебетала она. – Мы с мужем поменялись местами с этими девушками. – Маечка кивнула куда-то в коридор, сразу же рядом с ее симпатичной головой появились еще две. Довольно хорошенькие. Молодость редко кого не красит.

– Ир, освободи свою посадочную полосу, пересядь ко мне, – довольно резко заявила Наталья. – В первый раз вижу людей, которых не устраивает наша с тобой компания. Можно подумать, именно твоя сумасшедшая толпа провожающих перекрыла им доступ в вагон.

– Вы напрасно обижаетесь, – очаровательно улыбнулась Маечка и тряхнула модно стриженной головкой с волосами, натуральный цвет которых определению не поддавался, сплошные переливы от темно-каштанового до серебристо-белого. – Просто мы к друзьям перебрались.

Сопровождающие ее девицы недоуменно переглянулись и скрылись из поля зрения.

Придерживая одной рукой поднятое сиденье, Маечка попыталась выдернуть из-под него свои вещи, но оно оказалось достаточно тяжелым, и девица с заданием не справилась. Я рванулась было на помощь, но остановило Натальино замечание: «Отдохни! У нее муж есть. Самое время девушке вспомнить о его предназначении. А тебе после этой выемки еще придется полдня постель поправлять».

Маечка ничего не ответила, просто подставила под приподнятое сиденье в качестве опоры свою спину и предприняла новую, более активную попытку выудить вещи. С большим трудом на свет появилась темно-синяя сумка – удачное сочетание комбинации из искусственной кожи с плотной тканью. Следом появилось два черных пластиковых пакета и еще одна спортивная сумка, цвета спелой вишни.

– В первый раз вижу, чтобы на глазах у пассажиров воровали их вещи, – озадаченно прокомментировала действия Маечки Наталья.

Согбенная спина девицы дрогнула. С трудом вернув сиденье на место, она выпрямилась, явив нам красное от натуги лицо.

– Ир, между прочим, синяя сумка твоя. Ефимов расстарался, вместе с Еленой ее выбирал. Ну если тебе не дорог его подарочек, а дорога только одна его любовь, пожалуйста.

Маечка имела очень жалкий и потерянный вид. Наташка продолжала изгаляться на тему исключительной загруженности синей сумки моими личными вещами, которые будут сидеть на девушке совершенно отвратительно.

– Но у нас сумка тоже синего цвета, – пролепетала она в свое оправдание, тем самым подлив масла в огонь Наташкиного красноречия.

– Железная логика! А к ней – странное разделение труда, Ир, ты не находишь?

Наташкино лицо светилось вдохновением. На всякий случай я кивнула, соглашаясь с ее мнением. Как-никак подруга мои вещи отстаивала. Шурик, очевидно, пакует чемоданы, а Мая, обладательница грубой физической силы, их перетаскивает.

Прислонив меня к стенке, пнув в сторонку мой нечаянно сброшенный с ноги шлепанец, подруга выбралась на середину тесного пространства и вцепилась в синюю сумку.

– Значит так: моя посадка проходила в сложных условиях, и тем не менее я одержала первенство освоения нашего купе. Под этим местом, – указывая направление, Наташка пошлепала меня по голове, – исключительно наши с Ириной веши. А это значит, что ЭТА новая синяя сумка НАША! Ир, держи свою ручную кладь!

Я довольно ловко поймала плотно набитую сумку.

– Вишневую сумку можете забрать. Вы ее к нам специально подкинули. Вместо того чтобы пристроить с другой стороны, под тем сиденьем, где как раз и валяется ВАША синяя сумка. Мне хотелось обеспечить ей достаточный комфорт. Как и своей. Тем более что ваш муж сказал, что ручной клади у вас практически нет. Я даже догадываюсь, почему! Зачем таскаться со своими шмотками, если можно прихватить чужие?

У Маечки задрожал подбородок и затряслись руки. Наташка поняла, что перегнула палку и широко улыбнулась:

– Не надо обижаться. Вопрос чисто риторический. Вот она, ваша видавшая виды синяя кладь! – торжественно объявила она и, нагнувшись, ловко вытянула из-под столика просевшую от недостаточного количества вещей сумку темно-синего цвета. В ней что-то звякнуло, брякнуло, но, вроде бы, как испуганно сообщила Наташка, не разбилось. Маечка что-то пробормотала. Кажется, про недостаток свободного времени на сборы. Друзья помогали.

– Надеюсь, они не отправили с вами пустые бутылки, оставшиеся после проводов. Вы знаете, что в Финляндии сухой закон? Сдавать там мешками стеклотару из-под алкогольных напитков не очень удачная идея. Обзавиду-ются и озвереют. Какой-никакой, а дополнительный источник дохода. Мой совет – оставьте ее на кусочке родной земли, рядом с туалетом.

Окончательно смущенная Маечка выволокла свой багаж в коридор, освободив место двум давящимся от хохота девчушкам.

В два счета все упорядочилось. Девчонки, порадовавшись нашей усидчивости в купе, быстренько улетели к вновь обретенным подружкам, попросив нас не закрываться на замок. Вернуться обещали к моменту пересечения границы. Мы с Наташкой обрадовались – в нашем распоряжении оказалось практически целое купе – и разгулялись по полной программе. Наконец-то появилась возможность взглянуть на события последней недели с другой «колокольни». Пожалуй, наш хохот перекрыл общий гомон. А ближе к вечеру Наталья уже знала по именам большинство пассажиров вагона. Это имело определенное неудобство: трижды к нам пытались подселиться соседи. Стоило большого труда убедить желающих в том, что предпочитаем одиночество, а посему неосознанно выживаем всех, кто лелеет планы на коммунальный постой именно в нашем купе. Честно сослались на то, что четверых претендентов уже выставили. Двоих с вещами.

Откровенно говоря, при воспоминании о Маечке с Шуриком мне становилось не по себе. Не удивительно. Ребята оказались настолько совестливыми, что переехали к двум пожилым супругам в последнее купе, граничащее с туалетом. Пожилые супруги на роль друзей, ради которых можно переселиться из лучших условий в худшие, не тянули. Ясно, что это была чистой воды отговорка, приведенная в качестве спешно подобранного мотива для переселения. Удивительное в наше время дело – чувствовать себя до такой степени виноватыми за возникшие осложнения с моим восхождением в вагон. Неужели мой внешний вид был настолько кровожадным?

Около восьми часов вечера Наталья насильно притащила упирающуюся Маечку к нам. Как оказалось, девушка, размазывая по щекам слезы, нервно курила в «предбаннике» у туалета. Шурик, воспользовавшись «золотым запасом» – бутылкой водки с примесью якобы золотых хлопьев, выпал в осадок на нижней полке купе, вызвав справедливые, но уж очень длинные нарекания пожилого соседа, которому это место, собственно говоря, и принадлежало. Голодная Маечка не решилась в одиночестве прогуляться в вагон-ресторан, тем более что деньги находились в красной сумке, сумка в багажном отсеке под сиденьем, на котором спал Шурик и на которое заунывно претендовал сосед, сидевший в ногах у дремлющей под его нудное бормотание жены. А Маечке даже присесть было некуда, Шурик слишком вольготно раскинулся на чужом месте. Лезть наверх и слушать его равнодушное похрапывание в сопровождении беспрерывного ворчания соседа Семена Александровича не хотелось.