Еще в приемной услышала назойливые звонки телефонов, надрывавшихся в моем кабинете. Да секретарша добавила «масла в огонь» сообщением, что шеф меня обыскался и лучше в ближайшие пять минут на глаза ему не попадаться, ибо я в данный момент нахожусь «где-то на территории».

Прошмыгнув в кабинет, успела схватить трубку самого настырного телефона и на другом конце провода услышала знакомый Наташкин голос:

– Ну где тебя носит?! Почему мобильник отключен? Я уже все ваше руководство достала! Жди, сейчас тебя шеф придет доставать. Мне пришлось отпроситься с работы, утром звонил…

Связь оборвалась. Я осторожно вернула трубку на место, надеясь, что подруга немедленно перезвонит. Но перезвонил внутренний аппарат. Мне невольно пришлось отстранить трубку от уха – так орал Макс!

– Ефимова, где тебя носит? Почему мобильный отключен? Твоя приятельница меня уже достала! Я искренне благодарен ей за помощь в усмирении тещи, но весь лечебный эффект от временного отсутствия источника повышенной опасности в моей семье быстро сойдет на «нет», если твоя Наталья будет доставать меня подобными звонками.

– Макс, отдохни! Она что-нибудь просила мне передать?

– Да! Что придушит тебя собственными руками. Заметь, я даже не стал спрашивать, за что. Так хотелось побыстрее прервать ее ангельское сопрано. Как у взбесившегося павлина. Постарайся, пожалуйста, до этого момента уточнить сальдо и решить вопрос с неотложными платежами. Все, как сговорились, звонят и денег просят.

– Ты давно менял масляный фильтр?

– Давно, а что?

– Оно и понятно, – вздохнула я, отсоединилась и вытащила из сумки мобильник. Ну так и есть! Зарядить зарядила, а включить не удосужилась!

Набрав Наташкин номер, убедилась, что он заблокирован. Связаться с ней по городскому тоже не удалось. Суматошная Полинка долго возмущалась тем, что у нее самой полно неотложных дел, на которые не хватило субботы и воскресенья, тем не менее она не отпрашивается с работы по понедельникам, успев только переступить порог рабочего кабинета.

– У нее что-то случилось? – попыталась я хоть как-то установить истину.

– Не знаю, насколько это касается ее лично. Какой-то чужой дядя какой-то вообще незнакомой тети якобы позвонил ей и сказал, что умер в неизвестном направлении. Как мне показалось, утонул.

– ???

– Ира, ты меня слушаешь?

– Да.

– В общем, даже заведующая ничего не поняла, сказала: «Идите, Наталья Николаевна, с миром. С ним и назад приходите». Кстати, Наталья тебе тоже звонила.

– Я в курсе. Обещала придушить. Спасибо, Полиночка. Если объявится…

– Передам, что у нее руки коротки! Ну пока!

Перед глазами встало бледное лицо бородача, спокойное и равнодушное к суете этого мира. Душу резанули невыносимая жалость и огромное чувство вины в его преждевременной смерти. Как легко уверовали, что он «здоров как бык». Мысленно я прикрыла лицо Арсения белой простыней, стало немного легче. Всего на пару секунд, ибо я подумала о маленьком Стасике.

– Ирина Александровна, вам плохо?

– Очень, – прошептала я, открывая крепко зажмуренные глаза. – Последние минуты…

Договорить то, что они у меня выдались очень жуткие, я не успела. Бухгалтер Вероника Васильевна сердобольно прижала руки с кипой документов к полной груди и тихо села на пол. Донельзя напуганная столь сильным проявлением сочувствия, я кое-как выбралась из кресла и на непослушных ногах деревянной походкой направилась к ней с мыслью о том, что становлюсь просто опасной для окружающих.

Стоя перед Вероникой Васильевной на коленях, я умоляла ее очнуться и пыталась угостить водой из графина, напрочь забыв про существование более удобной стеклянной тары – стакана. К счастью, она довольно быстро пришла в себя. Подозреваю, что именно графин привел ее в чувство. Тихо и отчетливо женщина посоветовала мне никогда не пользоваться водой из него. Уборщица не меняет ее месяцами.

Максим Максимович лишь на секунду застрял в дверях. Наверное, обдумывал ответ на вопрос, почему я решаю производственные вопросы на ковровом покрытии.

– Сногсшибательные новости или воистину ПОВАЛЬНАЯ мобилизация финансовых усилий кредиторов?

– Не угадали! – огрызнулась я и попыталась натянуть юбку на колени, пониже. Бестолку! По выражению лица шефа поняла, что он принял бесповоротное решение немедленно присесть на корточки рядом с нами, и мигом вскочила, довольно ловко подставив Веронике Васильевне стул. На нем, по крайней мере, нет такой узкой юбки, как на мне. Его удобнее использовать в качестве опоры.

– Ирина Александровна, это, случайно, не из-за вас сегодня все трамваи на нашей улице стояли? А теперь вы ценных работников с ног валите.

Вероника Васильевна, осознав свою ценность, с трудом, но, мужественно улыбаясь, поднялась с пола. С помощью стула, собственных локтей и Максима Максимовича, так и не выпустив из рук ни одного платежного документа.

– Как освободитесь, зайдите ко мне, – сухо сказал мне шеф, взглянул на оставшийся на полу в одиночестве графин, отметил этот факт как «бардак!» и вышел.

– Это я виновата, Ирина Александровна, извините, – всхлипнула Вероника Васильевна.

– Все в порядке! – поспешила я ее утешить. – Это Максим Максимович виноват. Давайте-ка ближе к делу. Вы пока садитесь, а я еще разок позвоню кое-кому.

На сей раз Наташка отозвалась сразу:

– Что трубку швыряешь? Где тебя носило?!

– Короче!!! – включила я командный голос. – Неужели других вопросов нет?

– Далеко же тебя занесло, подруга! Если коротко, через сорок минут буду у тебя с машиной, будь готова на выезд, и мне глубоко по барабану, если тебя уволят за прогул!

Коротко и ясно. Мое отсутствие на рабочем месте планируется более чем на четыре часа, за которыми появятся основания для увольнения.

Лихорадочно вникая в принесенные Вероникой Васильевной документы, я пыталась одновременно придумать причину, по которой мне удалось бы безнаказанно облагодетельствовать шефа своим бегством с рабочего места. Ничего, кроме законного обеденного перерыва, на ум не приходило.

– Это вы уже подписали, Ирина Александровна, – бухгалтерша осторожно пыталась выудить из моих рук свое заявление на краткосрочный отпуск сроком на три дня без сохранения заработной платы. – Спасибо вам большое.

Я с недоумением смотрела на свою визу: «Бух. К оплате». Просто невозможно, чтобы этот листок получил путевку в стан официальных документов. Пришлось осторожненько потянуть его к себе.

– Вероника Васильевна, давайте договоримся так: я вас неофициально отпускаю на эти три дня. А заявление… – я разорвала листок на четыре части, – всегда найдутся недовольные, готовые позавидовать. С главбухом я сама переговорю. Кстати, по какой причине вам нужны эти три дня?

Бухгалтерша зарделась:

– Дочь у меня замуж выходит.

– Ну и замечательно! – воскликнула я, а про себя подумала: «Мне этот вариант никак не подходит. Недавно использовала с Наташкиным сыном».

Как назло, начались бесконечные звонки и визиты коллег по рабочим вопросам. Прервались они принудительно.

– Ефимова! Я же просил тебя зайти! – голос шефа по телефону был суров и резок.

Ответила так же:

– Не могу выйти из себя и раздвоиться! – И тут же подумала, что не следовало хамить начальству перед обращением с нижайшей просьбой отпустить на пару часиков.

– Тогда мы идет к вам!

Надоевшая фраза из рекламного ролика прозвучала громко и с угрозой. Я с тревогой подумала о Наташке, находящейся на полпути до скандальной разборки. Но хуже всего было заплаканное личико Стасика, обреченно сидевшего на крыльце в упорном и бессмысленном ожидании дедушки Арсения, – результат осложненного чувством вины живого воображения.

С появлением в кабинете Максима Максимовича и после коротко брошенной им фразы «Со всеми рабочими вопросами прошу ко мне» толпа коллег моментально рассеялась. Да голову даю на отсечение, никто и не подумает заглянуть к шефу. Умница и прекрасный аналитик Максим Максимович умело пользуется одними и теми же фразами: «Вас приняли на работу, надеясь, что будете использовать свою голову по назначению, вот и думайте ей. Этот процесс оплачивается. С готовым решением придете к Ефимовой. У вас все?».