— Мальчишка — лишние глаза, — спокойно и даже лениво пояснил Оттон. — Нужны ли нам свидетели?
— Как ни крути, Дитер, а ты виноватее всех. — Ганс несильно толкнул командира кулаком в плечо. — За тебя же переживаем. Стараемся…
— Я как-то сам за себя побеспокоиться могу! — нахмурился магдебуржец. — Вы что? Поверх одного греха и второй повесить хотите?
— У него шоболей только марок на двешти… — вздохнул Гюнтер.
— Они всё одно — язычники, — вкрадчиво проговорил монах.
«Вот гад ползучий! — подумал Вратко, безучастно прислушиваясь к тому, как решают его судьбу. — Мы ж крещеные… Или для тебя только латинская вера правильная, а все остальные — тьфу и растереть?»
— Можно ли считать убийство язычника грехом? — продолжал между тем монах.
— За борт, и вся недолга! — воскликнул Ганс.
— И одного, и второго… — добавил Оттон.
Молодой матрос, которому кулак Позняка расшиб бровь, хлюпнул носом и отвернулся.
«Разбойники. Как есть душегубы, — обозлился Вратко. — Ради сорока соболей человека убить — раз плюнуть! Ну, я вам…»
Он рывком вскочил.
Дитер рванулся, чтобы сграбастать словена за шиворот, но не успел.
Оттон выхватил широкий нож, но Вратко увернулся от него. Наклонив голову, парень бросился на Гюнтера, справедливо считая его главным виновником своего горя. Врезать поганому германцу под ложечку, вышибить дух и самого за борт! Все равно спасения нет, так хоть продать жизнь подороже, чтоб не стыдно было, когда у подножия Мирового Древа его встретят предки. И Гюнтер первый. Остальные — как получится. А не получится вовсе, значит, не судьба, но хотя бы попытаться…
Капитан охнул, увидев метнувшегося к нему словена, дернулся в сторону. Он не успевал. Ярость Вратко сделала парня быстрым, словно дикий зверь. Он уже втягивал ноздрями кислый запах чужого пота, но тут правая нога зацепилась за что-то живое… Парень так и не узнал, что старый приветливый Иоганн, любитель рыбалки и подогретого пива, подставил ему ножку.
Вратко шагнул в сторону, чтобы не свалиться, покачнулся, увидел перед собой отполированный брус, а в следующее мгновение и волнующееся море, протянувшееся до самого окоема…
От холода захватило дух. Мутная зелень встала пред глазами. Вода рванулась в ноздри и раскрытый рот. Намокшая одежда облепила тело, потянула в глубину.
Парень изо всех сил заколотил руками и ногами, вырываясь к солнцу и свету.
Ему удалось выплыть, подарив пучине лишь соскользнувший сапог.
Темный борт «Морской красавицы», мокрый, покрытый прозеленью, покачивался в добром десятке сажен. Поверх него торчали скалящиеся морды германцев.
— Туда тебе и дорога! — Оттон взмахнул кулаком над головой.
— Ноги не промочил? — издевательски поинтересовался белобрысый бельмастый моряк.
— Догоняй! — заливисто ржал еще один. — Смелее! Словены не тонут!
Вратко ясно видел, как Гюнтер и Бернар обменялись взглядами. Парень понял: спасать его не будут. Германскому купцу, да и хитрющему монаху его смерть в волнах на руку. Вроде бы и грех на душу за преднамеренное убийство брать не нужно. А спросит кто когда-нибудь: «Где, мол, купцы новгородские?» — можно с чистой совестью ответить: «Волной за борт смыло, утопли бедолаги»…
В первое мгновение охваченный ужасом Вратко сделал несколько гребков, намереваясь догнать «Морскую красавицу». Поскрипывающая громада не приблизилась, а даже как будто отдалилась. А что? Ветер попутный, паруса развернуты… Разве в силах человек угнаться вплавь за хорошим морским кораблем?
Мокрая одежда сковывала движения. Волны плескали в лицо, сбивая дыхание.
Вратко перевернулся на спину, чтобы хоть как-то сохранить силы.
«Будьте вы прокляты, морды германские! Если есть Господь, то вам это с рук не сойдет. Кара найдет убийц и разбойников, если не на этом свете, то на том уж точно».
Что-то громко шлепнулось о воду неподалеку от парня.
Он повернул голову.
На волнах покачивался небольшой бочонок. Пустой, судя по тому, насколько он торчал из воды.
Потом до него долетел зычный голос Дитера:
— Держи, парень. Прости, если сможешь!
Хохот моряков смолк.
Шум ветра в снастях и поскрипывание деревянных частей корабля медленно удалялись. Вскоре остались только крики чаек.
Вратко подплыл к бочонку и попробовал обхватить его руками. Не с первого раза, но ему это удалось. Вот и хорошо. Теперь, по крайней мере, он не утонет в ближайшее время.
Новгородец огляделся.
Вокруг, насколько видел глаз, простиралось море. Ни островка, ни берега.
На закате медленно удалялся силуэт купеческого корабля, увенчанного двумя мачтами. До него уже было не меньше половины версты.
Куда плыть? Где спасение?
Глава 3
Морской дракон
Смеркалось.
Исчезли чайки. Должно быть, улетели ночевать на скалы.
Мысль об этом внушала Вратко надежду на спасение. Известно, чайки очень далеко в открытое море не заплывают. Хорошо бы течение вынесло бочонок вместе с пловцом к Рюгену. Там свои, лютичи. Речь и обычаи у них хоть и отличаются от Киевского княжества, но не настолько, как у датчан или германцев. Могут выслушать, а то и помогут вернуться домой. Домой… Парень представил себе, как матушка выслушает известие о смерти отца, как будет хмуриться и кусать губы вуйко Ждан — ведь именно он, рассчитывая на хорошую прибыль, помог Позняку собрать товар и нанять место на купеческом корабле. О младших братьях и сестрах Вратко думать не хотел. Признаться честно, не слишком-то он их любил — балованные, жадные, капризные. Привыкли только пряники от жизни получать, а работать за них старшие должны…
Тело ломило от холода и усталости. Хоть и конец лета, а все ж таки море Варяжское — это не прогретая ласковым солнышком старица. Пробирает до костей. Днем еще так сяк, можно было подставлять солнцу голову и плечи, а с наступлением сумерек зубы начали выбивать дробь — любой дятел обзавидуется. Пальцы онемели. Ногами парень еще пытался шевелить, вроде как греб помаленьку, хотя ступней уже не чувствовал. Сцепленные в «замок» пальцы рук разжимать он не рисковал.
Еще днем, когда «Морская красавица» скрылась за окоемом, и Вратко остался наедине с чайками, он вздумал было привязаться к спасительному бочонку пояском. И после горько пожалел. Мокрый, разбухший узел не желал поддаваться окоченевшим пальцам, а зубами до живота не достать. Как говорится, сколь ни трудись, а за пупок себя не укусишь. Отчаявшись развязать непокорный пояс, новгородец хотел вновь зацепиться за бочонок. И вот тут понял, насколько устал. Мокрая деревяшка выскакивала из объятий будто живая. Ну, чисто белорыбица, покрытая слизью поверх крупной, блестящей чешуи. Десяток попыток, не меньше, потребовалось Вратко, чтобы заключить бочонок в объятия. Признаться, пару раз он находился на грани отчаяния и был готов опустить руки и сдаться на милость морской волны. На корм рыбам, так на корм рыбам. Но все же злость и здоровое словенское упрямство пересилили, и он таки ухватился, прижал к груди, как скряга несметное сокровище, как влюбленный жених красавицу нареченную.
После того Вратко уже не рисковал бросать бочонок или хотя бы разжать пальцы. Даже на чаек, круживших в опасной близости, не махал. А остроклювые и быстрокрылые птицы подбирались все ближе и ближе. Старые люди — рыбаки и купцы, пересекшие Варяжское море не раз и не два, сказывали, что потерпевших кораблекрушение или просто свалившихся за борт людей часто находят еще живыми, но с выклеванными глазами. Оказывается, чайки принимают блеск глаз за высверк рыбешек на поверхности воды, падают камнем сверху и бьют клювами. Разделить участь несчастных Вратко не хотел, но и отцепляться от бочонка боялся. Поэтому он старательно жмурил глаза и отворачивался от солнца — авось птицам не до него будет. Не заметят и не тронут.
До сих пор Бог миловал.
Чайки летали близко, выхватывали серебристых рыбок из воды, но на очи новгородца не покушались. А когда багровое солнце село в воду, исчезли вовсе.