— Все в порядке? Есть новости?

— Со дня на день, — он так волнуется и переживает, но все будет хорошо.

Спустя полчаса Харпер сидит на табурете на кухне и потягивает вино из бокала.

— Ты превращаешь меня в алкоголичку, — смеется она.

— Похоже, тебе не нужна особая помощь в этом.

— Эй!

Я пожимаю плечами, поворачиваясь.

— Ты сама напрашивалась на это, — замираю у открытого холодильника, держа упаковку со стейком. — Что на тебе надето?

Она опускает взгляд на свою одежду, как будто ей нужно вспомнить. Короткие шорты цвета слоновой кости и подходящий топ.

— Это домашний костюм.

— Снимается легко, и это все, что меня волнует.

— Конечно, это все, что тебя волнует, — она закатывает глаза, но вижу, что ей это нравится. Постепенно мы начинаем привыкать друг к другу, хотя у нас впереди еще долгий путь.

Она делает еще глоток, прежде чем поставить бокал. Несмотря на то, что мы женаты, ощущение такое, будто мы встречаемся и проверяем наши границы.

— У меня вопрос.

— Ммм?

— Что на крыше?

Кладу стейк обратно в холодильник и закрываю дверцу. Я еще никого туда не водил. Это мое секретное место.

— Хочешь посмотреть?

Наконец-то на улице немного потеплело.

— Да. Я очень хотела посмотреть, с тех пор как услышала, как один из твоих охранников говорил об этом другому в день, когда приехала сюда.

Все завидуют моей крыше.

— Пойдем.

Открываю дверь на кухне, ведущую в кладовую, а затем показываю, где в стене спрятан люк.

— Вот так ты попадешь на крышу.

Когда панель открывается под моей ладонью, Харпер издает удивленный вздох: — Не может быть. Это как тайный отсек или что-то в этом роде?

— Да.

Мы поднимаемся по лестнице.

Вечерняя прохлада на крыше заставляет ее вздрогнуть. Я снимаю свой свитер и накидываю ей на плечи, но, кажется, она почти не замечает.

— Боже мой. Алекс, это… Как я могла не знать, что это место здесь?

Я пожимаю плечами: — Потому что я мало кому рассказываю. В моей семье не так много личного пространства. Это мое.

— Значит, никто не может тебя здесь отследить? Никто не знает, где ты?

— Они знают, что я у себя дома, но нет, никто не знает, что я наверху. И я не беру с собой электронику.

Откидываюсь на спинку одного из кресел в патио, достаточно большого для такого человека, как я, и включаю обогреватель на открытом воздухе. В холодные месяцы яркая зелень замирает, а крыша покрывается инеем. Мне так даже больше нравится. Вечнозеленые растения и выносливые зимние кустарники, которые приютились среди скамеек, создают яркие краски. Здесь может быть холодно без обогревателей и иногда лежит снег, но красиво и тихо.

Харпер устраивается на краю моего кресла, руки погружаются в мягкую подушку, ноги вытягиваются перед собой.

— Это потрясающе, понимаешь? По-настоящему. Это тайный сад. Твой сад.

— Теперь и твой, — мягко говорю я, притягивая ее к себе на колени, и она удобно устраивается.

В ее глазах отражается ночное небо. Она с восхищением осматривает садовую мебель, коврик, крупные растения и маленький водопад, журчащий по камням и мерцающий под лунным светом. Я не романтик, но этот момент ощущается как поэзия. Одно ее присутствие каким-то образом согревает воздух вокруг нас.

В голосе Харпер звучит благоговение, когда она шепчет: — Это как из сказки.

В моем мире не бывает сказок, но у нее может быть своя.

Я всегда считал это местом, куда можно сбежать, где могу на время отвлечься от обязанностей и просто побыть собой.

— Наверное, ты чувствуешь себя здесь по-другому, — говорит она, словно читая мои мысли.

— Это мое убежище от окружающего мира.

— Понимаю. Я такая же. У меня всегда были свои маленькие священные места. Когда мы жили в маленьком доме, у меня был шкаф, который сделала своим. Я освободила небольшую полку. Сидела там, рисовала, раскрашивала и закрывала дверь, когда родители ссорились.

Я киваю. Понимаю. Мои родители редко ссорились, но у отца был вспыльчивый характер, и мы не были от него застрахованы.

— Я знала, что меня когда-нибудь выдадут замуж. И решила, что позабочусь о том, чтобы у меня всегда было свое место. В одном доме это был огромный клен на заднем дворе с ровным участком травы перед ним. В другом — кухонный уголок, которым никто не пользовался. Я понимаю, почему ты хочешь держать это место в секрете. Когда впускаешь кого-то, оно уже не только твое.

Я киваю. Она знает, что я впустил ее.

— Да.

Она держит меня за руку в тишине. Над нами мерцают звезды. Обогреватель тихо гудит.

— Мы еще вернемся сюда. Мне нужно спуститься и перезвонить Арии.

По лицу Харпер пробегает тень.

— Она сказала тебе, зачем?

— Не уверен, но она сказала, что это срочно, так что я должен идти.

Выключаю обогреватель, и мы направляемся вниз. В крыше есть что-то магическое… что-то, что поднимает нас над повседневностью. Вернувшись внутрь, мы снова становимся обычными смертными.

Харпер идет на кухню, чтобы взять что-то перекусить, а я набираю Арию.

— Алекс. Я немного покопался. Не сердись.

— Разговоры, начатые таким образом, ничем хорошим не заканчиваются, — говорю я. — Что там?

— Помнишь, как я говорила, что семья Харпер казалась… странной? Словно мираж? Как будто у них был какой-то фильтр?

Я не хочу это слышать. Что бы она ни собиралась сказать, я не хочу это знать, и все же понимаю, что должен.

Зажимаю переносицу и выдыхаю.

— Да. Тебе удалось пройти через этот фильтр?

На другом конце линии слышу, как она сглатывает.

— Удалось, да. Что ты знаешь о Харпер? Что она тебе рассказывала?

Я знаю, что родители использовали ее, чтобы зарабатывать деньги. Я знаю, что ей не позволяли поступить в колледж или делать то, что могут делать обычные девушки ее возраста. Я знаю, что ее изнасиловали и она не знает, кто это сделал.

— Немного. Говори.

— Я была сегодня на приеме у гинеколога. Теперь хожу туда каждую неделю. И ты знаешь, как работает мой разум, Алекс. Знаешь, что я вижу коды, цифры и закономерности.

— Да.

Потому что я такой же.

Волосы на затылке начинают вставать дыбом. Я понимаю, что она собирается сказать что-то важное.

— Я заметила кодовые слова для тестов, которые брали, и вспомнила, что встретила похожие, когда проверяла данные о Харпер, но тогда не придавала им значения, потому что они ни к чему не вели. Поэтому копнула глубже. Я потратила на это весь день. Черт возьми, я не хочу, чтобы тебя обвели вокруг пальца. Я им не доверяю.

Мой голос звучит отстраненно. Пусто.

— Что ты нашла?

Она делает вдох.

— Не убивай гонца.

— Черт возьми, Ария, если ты не...

— У нее есть ребенок, Алекс. Харпер — мать. В те моменты, когда она сбегала из дома? Похоже, что она отправлялась к своему ребенку. В те моменты, когда ее обвиняли в краже денег у родителей? Готова поспорить, что она отдавала их опекунам, приемным родителям или кем бы они ни были.

Ребенок. У нее есть ребенок.

— Мне нужно идти.

— Алекс, будь с ней помягче. Пожалуйста. Я никогда не прощу себе, если...

Сбрасываю, швыряя телефон об стол. Он разбивается и падает на пол.

У Харпер есть ребенок.

Что еще я о ней не знаю?

Я готовлю простые сэндвичи, когда поднимаю взгляд и вижу, как Алекс стоит в дверях, скрестив руки на груди.

Что-то не так. Ощутимое напряжение, почти ярость, поднимается между нами, словно пар.

— Что случилось?

Он отталкивается от дверного косяка и подходит ко мне, его глаза пылают.

— Ты солгала мне.

О, Боже. Он знает? Как он узнал?

— О чем ты говоришь? — голос звучит странно отстраненно. Холодно. В ушах начинает звенеть.

Позорище.

Шлюха.

Мне одновременно жарко и холодно. Я застываю в этом моменте ужаса, презирая себя за то, что вообще думала, что могла полюбить его. Презирая его за то, что притворялся, будто ему не все равно. Низкое гудение заполняет мои уши, словно рой сотни пчел, пока он продолжает, обрушивая на меня обвинения.