Ничего.

Я не могу думать об этом сейчас.

Выбираю мягкие леггинсы и длинный свитер, подходящий для прохладной погоды, и быстро иду в ванную, чтобы привести себя в порядок. Наношу немного макияжа.

Ария вздыхает: — Я могу потратить час на макияж и все равно буду выглядеть, как ребенок, который играет с косметикой своей старшей сестры.

Я улыбаюсь ей: — Могу помочь с этим.

Ее глаза загораются.

— Я бы была рада.

Она мне нравится.

Когда мы спускаемся к завтраку, у меня появляется возможность как следует осмотреть дом. Я не удивлена, что, посмотрев в большие окна, замечаю, что мы находимся в защищенном месте за плотными рядами деревьев. Готова поспорить, что система безопасности здесь на высшем уровне. Они знают о каждом, кто попадает на территорию, и о каждой машине, проезжающей мимо.

Дом современный, почти минималистичный, с гладкими и четкими линиями, без единого пятнышка пыли или чего-то неуместного. Под ногами мягкий ковер, на стенах — обрамленные картины современного искусства. Я замечаю несколько необычных вещей — панель управления с освещением, которая выглядит так, как будто ее взяли прямо из космического корабля, и термостат на стене с внушительным экраном.

— Я люблю технику, — говорит Ария, когда замечает, как я все рассматриваю. Мы спускаемся по небольшой лестнице к запаху бекона и кофе. — И я просто слюной истекаю, когда прихожу сюда.

Над камином в гостиной висит огромная обрамленная картина. Мне нужно несколько секунд, чтобы понять, что это телевизор, хотя он оформлен как картина и в данный момент показывает произведение искусства. Мы проходим мимо этой комнаты и направляемся в столовую.

Желудок сжимается, когда шум разговоров стихает. За столом действительно сидит целая группа мужчин, но Александра нет.

Мужчина, которому на вид около тридцати, встает и подходит ко мне. Глубоко посаженные темно-карие глаза под тяжелыми бровями, золотистая загорелая кожа и темно-каштановые волосы делают его почти божественным. Я невольно сравниваю его с более грубыми и мрачными чертами Александра и тут же одергиваю себя.

Прекрати.

Этот человек невероятно мужественен и неоспоримо привлекателен, но кажется более цивилизованным, чем Александр.

Он протягивает мне руку: — Михаил Романов, старший брат Александра и глава семьи Романовых. Добро пожаловать.

Я киваю молча, не зная, что правильно сделать в такой ситуации.

— Я Харпер, — мои щеки заливает румянец. Очевидно, они знают, кто я. Все смотрят на меня. К счастью, мне не приходится долго об этом думать, потому что Михаил тут же поворачивается к Арии и кладет руку ей на поясницу.

— Все в порядке? Как ты себя чувствуешь?

— Так же, как и пятнадцать минут назад, когда я тебя видела, — говорит она, ее глаза сверкают.

У меня в груди кольнуло чувство ревности. Я проснулась в постели, связанная. Я НЕ ЗАСЛУЖИВАЮ такой же нежности. Я не заслуживаю любви.

Позорище.

Потаскуха.

Шлюха.

— Присаживайся. Моя мать присоединится к нам позже. Она готовится к завтрашнему вечеру.

Я моргаю. Завтра вечером. Моя свадьба.

Киваю, все еще молча, и замечаю тень, надвигающуюся сзади. Я вздрагиваю, когда температура в комнате падает. Мой жених прибыл.

Александр хладно кивает мне и отодвигает стул, чтобы я села. Это почти интимный жест, но он кажется таким фальшивым, наигранным, что не вызывает у меня того теплого ощущения, которое я испытала, наблюдая за Михаилом и Арией.

— Не вся моя семья здесь, — начинает он, как только я сажусь. Он просто ведет себя наилучшим образом ради семьи? — Но я познакомлю тебя с теми, кто есть. Большинство ты встретишь на свадьбе.

Я киваю.

— Олли в Москве, но ты его встретишь позже. Мои братья, — он кивает в сторону другой части стола, где сидят несколько мужчин.

Справа от него сидит опасного вида мужчина, с татуировками, обладающий грубой, первобытной привлекательностью. Его крупная фигура и угрожающий взгляд заставляют меня хотеть спрятаться.

— Никко, а рядом с ним — Виктор.

Виктор, огромный мускулистый мужчина с бритой головой и шрамом, идущим по щеке, поднимает руку. Его суровые, изрезанные шрамами черты вызывают во мне страх.

Полина сказала, что у нее шесть братьев. Включая Александра, я встретила только четверых, а один из них в Москве.

— Наш младший брат недавно получил травму… он провел некоторое время в больнице, но должен поправиться к свадьбе.

— О, сожалею, — говорю я, но мои слова быстро тонут в звуках открывающихся дверей и шагов обслуживающего персонала, который приносит большие подносы с едой. Я замечаю стандартные американские блюда, такие как колбаса, бекон и яичница, наряду с тарелками с открытыми сэндвичами с различными начинками. Меня привлекает большой поднос с маленькими блинчиками, которые подают со сметаной, вареньем и медом.

Обычно я полностью пропускаю завтрак, хотя в социальных сетях выставляю себя любительницей йогурта с высоким содержанием белка. Но сегодня собираюсь устроить настоящий пир.

Александр садится рядом со мной и наливает стакан апельсинового сока и чашку кофе, ставя их рядом с моей тарелкой.

Я смотрю на него с любопытством, задаваясь вопросом, не произошла ли где-то в спортзале подмена личности. Я ведь не придумала, что проснулась прикованной наручниками и с кляпом во рту, правда? А теперь он джентльмен, который наливает мне сок?

— Улыбнитесь, вы двое! — говорит Полина, поднимая телефон, чтобы сделать снимок.

Я на автомате демонстрирую ослепительную улыбку для камеры. Делаю это машинально, не задумываясь.

Чувствую тепло и вес его руки на моих плечах и замираю. Это слишком знакомо. Слишком по-джентльменски. Слишком непоследовательно с тем, как он обращался со мной до этого.

— Алекс, — зовет Полина. — Можешь улыбнуться для фото.

Краем глаза замечаю, как он показывает ей средний палец.

Может быть, мы поладим.

— Тебе не холодно? — спрашивает Полина, проходя мимо нас и садясь с другой стороны от меня.

Он пожимает плечами.

— Это ничего. Здесь тепло по сравнению с русскими зимами.

— Не только зимы такие, — бормочу себе под нос. Полина хихикает, но Александр только придвигается ко мне чуть ближе.

Он наклоняется через меня, чтобы взять блюдо с маленькими блинчиками. Его тепло заставляет мою кожу разогреться, а мужской аромат заставляет все мои нервы напрячься. Александр излучает тестостерон, и мое тело это замечает.

Проклятье.

— Что это? — спрашиваю я.

— Сырники. Жареные творожные блинчики, которые обычно едят со сметаной или чем-то сладким, вроде варенья или меда. Сэндвичи — тоже русская традиция — бутерброды. Попробуй их.

— Не знаю, что мне понравится, но я попробую все хотя бы раз, — говорю я.

Он замирает, его вилка на полпути к тому, чтобы проткнуть один из сырников.

— Все? — шепчет он мне на ухо. — Я запомню это.

Я игнорирую покраснение на щеках. Ненавижу, как легко он меня раскручивает. Мне нужно снова встать на твердую почву.

— Хмуриться во время еды — это традиция Романовых или ты импровизируешь? — сладко спрашиваю я, откусывая большой кусок сырника. Он сытный, сладкий и вкусный.

— Безудержный сарказм — это черта Бьянки, или ты совершенствуешься в этом искусстве?

— О, это специально для тебя.

Уголок его губ приподнимается, но он не выглядит веселым.

— Вы носите свою защиту как вторую кожу, принцесса.

Мое сердце бьется быстрее.

— И вы носите свое высокомерие как корону, ваше величество.

Полина усмехается рядом со мной: — Ты мне нравишься, Харпер. О, ты мне очень нравишься.

Александр хмурится.

— Не вмешивайся.

— Ни за что, — мило отвечает она, хлопая ресницами.

— Веди себя прилично, — тихо говорит он мне на ухо. Может, он и не может контролировать свою сестру, но, похоже, стремится контролировать меня. Моя кожа нагревается, и маленькие волоски на затылке встают дыбом.