Или это и есть отель, а вместо животных тут выступают людоеда или каннибалы, поедающие добрых христиан? Но тогда, где мы, чёрт возьми?

Я не стал озвучивать новую версию Марине: у неё самой в голове наверняка сплошной бардак сидел, и тут ещё я с грязными сапогами.

— Странный домик, — негромко проговорила Марина, — интересно, двери тоже в три обхвата? И как они открываются?

Мы медленно двинулись вдоль блокгауза, сверля глазами пустые глазницы. В какой-то момент показалось, что я уловил лёгкое движение, но внутри и должен был кто-нибудь находиться. Кто-то же подал сигнал. И сейчас наверняка внимательно следил за каждым нашим шагом.

Это точно были не дикари. И находящегося внутри мы могли не опасаться. Оружия у него не было, иначе эти разукрашенные не бродили бы так спокойно. До дверей оставалось не больше пяти метров, когда внутри послышался глухой стук.

Я мгновенно охватил взглядом всё пространство, оглянулся на миг и, убедившись, что опасность может таиться только там, за дверью, плотно обхватил пальцами рукоятки пистолетов. Марина скинула плащ и правой рукой сжала свой «Бизон». Он остался висеть на плече, но было прекрасно видно: в любой момент она готова открыть огонь на поражение.

Наконец шум за дверью стих, и они медленно стали открываться наружу. Огромные, массивные. Кто этот архитектор, что придумал такой маразм? Сделать деревянный бункер.

Двери наполовину открылись, и через порог шагнула женщина.

Марина подавила кашель и вполголоса произнесла на русском языке:

— Явление Христа народу.

— Не богохульствуй, — строго осадил я девушку, хотя самому впору было расхохотаться.

На женщине было длинное платье бежевого цвета, подпоясанное широким ремешком. Декольте было неимоверно огромным, открывая практически полностью её полную грудь. А на голове находилось нечто похожее на ночной колпак или чепчик повара; во всяком случае, за шляпку это точно не могло сойти, из-под которого торчали русые волосы. В руках у женщины находилось ружьё, по внешним признакам. Однако, судя по дульному отверстию, это была небольшая гаубица.

В её голубых глазах отражалось такое количество эмоций, что уследить за ними просто не было возможности. Там были и страх, и восторг, и удивление. Её взгляд, изначально остановившись на мне, словно завис, как картинка во время паузы при просмотре фильма. Она будто порывалась о чём-то спросить, но не решалась, страшась ответа.

На вид женщине было лет 45, хотя я точно знал, что лишь недавно ей исполнилось 38.

Мне даже показалось, что почва уходит из-под ног.

Конечно, я её сразу узнал, а судя по её ошарашенному взгляду, и она меня тоже. Однако ни я, ни она не успели сказать друг другу ни слова.

Марина, шагнув вперёд, громко произнесла на диалекте выходцев из Уэст-Кантри:

— Королевская гвардия. Личная фрейлина королевы. Герцогиня Глостерская и Эдинбургская.

И сделала приветственный жест Д’Артаньяна: подняла эфес шпаги к лицу и резко сдвинула клинок в сторону.

Женщина округлила свои красивые глаза, сделав их размером с грецкий орех, выронила свою пушечку из рук и стала заваливаться на стену здания, словно тряпичная кукла.

Не дал ей упасть, подхватил обеими руками и аккуратно опустил на красноватую траву, проросшую вдоль стены. Ружьё громко лязгнуло о землю, доказав что это не деревянный муляж, с которым видел Наташу в театре перед премьерой. Окинул быстрым взглядом. Кожа побледнела, появились тёмные круги под глазами. Наверняка артериальное брякнулось. Ни потоотделения, ни жара не было, и озноб отсутствовал. Просто обморок. Полежит без сознания минут пять и очнётся. Я свернул плащ, подложил ей под голову и только тогда развернулся к Марине. Она уже убрала шпагу и стояла, поглядывая по сторонам.

— И что это сейчас было?

— Что было? Ты о чём? — Марина пожала плечами. — Кругом раритет, и тут появляется дама в эдаком винтажном платье, с мушкетом 1600 какого-то года, и к тому же на тебя смотрит как на диагноз. Такое впечатление, что мы лет на 300 назад откатились.

Ну да. Марина с Наташей никогда не встречались. Это я знал, что она актриса. К тому же Старый говорил, что её пригласили сняться в фильме. В каком, он не уточнял, и где будут проходить съёмки, я не интересовался. Помнится, сетовал, что дочки с тёщей надолго останутся. Вот и встретились.

Ситуация становилась совсем хреновой. Если всё это декорации, а судя по всему, так оно и было, то эти размалёванные дикари — кто на самом деле? Мы случайно не массовку завалили?

Я тяжело выдохнул.

— Это Наташа, жена Старого, — и, увидев в ответ удивлённый взгляд, у Марины даже рот открылся, добавил, — она актриса, сейчас на съёмках какого-то фильма. Очнётся, будем знать, куда мы попали, так что ты шпагу береги, я так понимаю, это аксессуары съёмочной группы.

— Твою маму! — Марина сдвинула шляпу на затылок. — А эти, — она махнула рукой в сторону, — надеюсь, не актёры?

— Я тоже надеюсь, иначе зачем Наташе прятаться в бункере и сигналы нам подавать?

— Может, нашатыря?

Я махнул рукой.

— Пусть полежит, — и щёлкнул по тангенте.

— Шаман, Кащей, выдвигайтесь к нам.

— Принято, — булькнул голос Виктора.

— Так может, там ещё кто есть? — спросила Марина, указывая на проход в бункер. — Заглянем?

— Подожди, — я поднялся на ноги и, потянув двери на себя, крикнул, — кто ещё есть?

Наклонился и поднял ружьё Наташи.

— Ого, да оно килограммов 10 весит, вот это берданка! — я прислонил его к стене и замер, сделав Марине знак.

Внутри бункера послышались шаги, и на свет Божий явился мужик с небольшой седой козлиной бородкой, в цветастом балахоне и тоже с пушкой, один в один как та, что я прислонил к стене. О, как они за свои аксессуары трепещут! Вообще не расстаются. Небось режиссёр или кто у них главный запугал санкциями.

Он остановился на пороге и испуганно глянул на лежащую Наташу. Перевёл взгляд на меня и спросил на вполне сносном языке Шекспира:

— Что с ней?

— У неё обморок, — я ответил на русском, вполне предполагая, что труппа вся из России. Потом, глядя на недоумённый взгляд артиста, выговорил то же самое на английском.

Его взгляд не изменился.

— Обморок, — повторил я на английском. — Вы меня понимаете? Она на пятом месяце беременности.

Это я знал со слов Старого. Он был против ребёнка, считал, что двух девочек достаточно и случайный залёт нужно прервать. Наташа была ни в какую и отказывалась идти на аборт.

Мужик с козлиной бородкой выронил ружьё из рук, и в какой-то момент я подумал, что он грохнется в обморок рядом с Наташей, но к удивлению остался стоять на ногах. Единственное, что у него изменилось, — это глаза: они округлились так же как до этого у Наташи.

Я подобрал ружьё и прислонил к стене рядом с первым. Потом подкатил полено и подложил под Наташины ноги. Мягкая кровать бы не помешала, но за неимением таковой сойдёт её плотное платье. Расстёгивать воротник не требовалось, декольте и так на грани, едва прикрывало.

Мужик продолжал взирать на меня с неописуемым ужасом. Молчание затянулось, и я спросил:

— Что здесь происходит и кто вы такой?

Он мгновенно очнулся и глупо закивал головой, потом опять на английском спросил:

— Вы доктор?

— Нет, я не доктор. Вы кто такой?

Он явно игнорировал мои вопросы и вместо того чтобы ответить, опять спросил:

— Но у вас, несомненно, есть учёная степень?

— Вы меня не слышите? Кто вы такой? Вы актёр?

— Я доктор медицины. Надо только оговориться, что в культуре вообще и в науке в частности нет полной аналогии с природной географией: исток какого-либо явления и само явление здесь качественно различны, и требуется мощное преобразующее влияние, чтобы одно стало другим.

Я поднял руку с раскрытой ладонью. «То же мне философ нашёлся!»

— На этом закончим. Фамилия, имя, отчество? Год рождения. Где родились?

— Я? — его удивление было неподдельным.

— Нет, я! — я усмехнулся.