Это у всех как бы основное оружие. Но имелась и тяжёлая артиллерия: в тубусах, подстволах, пара южноафриканских барабанов и чудо американской техники — самозарядный ручной гранатомёт АТК ХМ 25 в количестве двух штук, и ящик гранат к ним. Последнюю игрушку сразу прибрал к рукам Старый.

Старый — Скороходцев Иван Николаевич, 1976 г.р., прапорщик, позывной «Старый».

Медленно светало, и словно в проявителе листья деревьев начинали зеленеть. Толстые полутораметровые стволы буков с выступающими корнями, стоящие почти вплотную друг к другу, превращались в серые сказочные фигуры. Я даже замер от удивления. Бук растёт медленно, а этим могучим деревьям высотой не ниже пятиэтажки с первого взгляда можно дать лет триста. Где в таком количестве их можно встретить? Какой-то заповедник?

Голос Марины прервал мои размышления и прозвучал как-то звонко, неправдоподобно громко в патриархальной тишине:

— Док, — и, поднявшись с корточек, девушка устремилась к деревьям.

Док — это мой позывной. Не потому, что я доктор: в медицине я как все — знаю постольку поскольку. Эскулап у нас — Шаман. Шприцы, лекарства — это его стезя. А я Док Александр Евгеньевич. Хотя среди моих предков наверняка были учёные мужи, дававшие клятву Гиппократа. Ведь в Российской Империи по фамильным именам можно было определить и социальный статус, и род занятий. А своё генеалогическое древо я знал: прадед мой, 1884 года рождения, унаследовал эту фамилию от своего отца, а не влепили её ему с бухты-барахты.

Я двинулся вслед за девушкой, держа оба ПП стволами вниз. Именно из-за них Марина выбрала меня. К гадалке не ходи: что, что, а высокую плотность огня я точно мог создать. А как я бью с двух рук, она не однажды видела и смогла оценить.

Когда я добрался до дерева, около которого стояла Марина, она указала мне направо:

— Двигаешься вдоль поляны, вглубь не забирайся, максимум 3–5 метров. И не молчи, постоянно что-то бубни. Шёпотом, но так, чтобы я тебя всё время слышала.

Я удивлённо уставился на неё. Как-то не ожидал, что она предложит разделиться.

— И что я должен рассказывать? — осведомился я.

— Всё, что будешь видеть. Мусор какой: бумага, газета, банки, бутылки, стекло и прочее. Сломанные или примятые ветки. Следы людей, животных. Всё, что покажется странным. Встретимся на другой стороне.

Я кивнул, щёлкнул тангенту и, глянув, как Марина нежно ощупывает тонкую кору бука, шагнул в сторону и тихо произнёс:

— Раз, раз, проверка.

— Слышу, — отозвалась Марина.

«Вот и хорошо, что слышишь», — подумал я и вслух добавил:

— Ухожу внутрь. Пока всё нормально.

Пока всё нормально, ну да. Если буду всё время болтать что-то, то в крайнем случае поймут, где меня шлёпнули, и смогут приготовиться. Я перескочил к следующему дереву и вгляделся в лес.

— Полная тишина, только птички начинают просыпаться. Никого не наблюдаю.

Я замер, осматривая просветы среди деревьев. Их ещё поискать нужно. Листья шумят, скрип деревьев, в кроне порхают неизвестные птицы. И дрозды. Куда без них. И никакого присутствия человека. Вообще. Конечно, в родной тайге наверняка тоже можно найти участки, нетронутые хомо сапиенсом, но не могли же нас высадить в подобном месте. Группа не будет месяц ползти по лесам, груз не маленький, значит, окраина, где человек уже не один раз отметился.

Я перебрался к следующему стволу и, памятуя наставление Марины, снова забубнил о хорошей погоде, зелёных листьях и о полном отсутствии каких бы то ни было личностей, желающих перерезать мне горло.

Продвинувшись таким образом вокруг поляны метров на пятьдесят, я увидел то, что интересовало Марину. Шагах в десяти от края, извиваясь среди деревьев, виднелась утоптанная тропинка.

— Тропинка, — пропел я и добавил: — Есть следы.

— Чьи? — раздался спокойный голос командира.

Я глянул на раздвоенное копыто и с некоторым смешком проговорил:

— Корова прошла, и рядом мужик в тапочках.

— Корова? — неуверенно переспросил Шаман.

Сразу вспомнился эпизод из национальной охоты, и я самым серьёзным тоном произнёс:

— Товарищ капитан, так что я коровью мочу с чьей-то другой мочой перепутать могу.

В наушниках послышался смешок, потом немного раздосадованный голос Марины:

— Док, на месте постой.

— Я нахожусь, — решил я сориентировать девушку, но она меня перебила.

— Вижу тебя.

Я машинально кивнул, оглядываясь. Ну раз видит. Однако ждать пришлось долго. Я уже хотел стукнуть по тангенте, когда увидел её, идущую со стороны леса параллельно тропинке. «Бизон» болтался на плече, и вид у неё был вполне задумчивый, хотя и шла, не оглядываясь, безмятежно помахивая небольшой веточкой.

— Пойдём, Саша, — бросила она мне, не останавливаясь.

Это было не очень хорошим знаком. По имени Марина обращалась только в минуту сильного волнения. И хотя по девушке особо это и не было заметно, само обращение настораживало.

Добравшись до группы, Марина уселась рядом с командиром, облокотившись на сумку, и махнула рукой. Никто, кроме Дарса, оружие пока из рук не выпустил, однако развернулись к девушке вполоборота все, ожидая окончательного резюме. Марина наморщила носик, нахмурила брови и наконец выдала долгожданную фразу:

— Бред какой-то. Ни в какие рамки уложить не могу.

— Ну ты не кипишуй, — подал голос Старый, — выкладывай всё, сейчас разрулим, — и подмигнул, слегка, по-отечески.

Марина, скривив губы, кивнула.

— Значит так. Вчера вечером по тропе, что идёт мимо поляны, прошло восемь боевиков. Вооружение, похоже на пулемёты, — и, предвосхищая вопрос, добавила: — Но это я так думаю. А конкретно, судя по оставленному отпечатку на земле, длиной около полутора метров и весом не менее десяти-двенадцати килограммов. Приклад мощный, отпечаток три с половиной на тридцать. Шли след в след, и определить количество людей было бы невозможно, но они в трёхстах метрах встали на ночёвку. Хорошо встали, в чаще, выставили посты грамотно. Прямо там же завалили оленя, — Марина оглянулась на меня, — пардон, твою корову. Для костра выкопали яму, что могли, сожрали, часть оленя с собой взяли. Остальное объели дикие звери, и потому из чего завалили животное, не представляется возможным выяснить. Собирались спешно и ушли ещё до нашей высадки. Вполне возможно, услышали вертушку и резво подобрались. Это и радует, и настораживает. Если бы по наши души, чего проще лечь за деревьями и в восемь стволов снести нас при посадке.

— Не факт, — Старый отрицательно качнул головой. — Может, у них своё задание, и пересекаться с незнакомой группой, а тем более ввязываться в бой, им не резон. А может, вообще думали, что мимо вертушка пройдёт. Да мало ли. А может, и не пулемёты, охотники или браконьеры. Последнее более приемлемо для данной местности.

— Мало ли, — повторила Марина, — мало ли. Восемь человек идут по тропе след в след. Видят оленя, и вся маскировка по барабану. Ночуют, едят. Собираются в полной темноте и после себя никаких крошек не оставили.

— Ну ты же сама говоришь, дикие звери, — я улыбнулся, но Марина продолжила, не обратив на моё замечание никакого внимания.

— Оружие вообще прислонили к сосне в шести метрах от себя. Охрана не залегла, а болталась по лесу. В двухстах метрах от них пара серых доедала оленя, а им всё равно. Спокойно легли спать. Ни свет ни заря подскочили и по звериной тропе ломанулись на север, как кони на водопой. И ещё, — девушка вытряхнула из кулька куски кожи, — вот в чём они ходят. Я тоже по тайге предпочитала в подобном бродить.

Шаман наклонился вперёд, с интересом разглядывая.

— Летняя обувь народов Севера, изготовленная из оленьих шкур. Хотя эти плетённые, но в тайге народу полно шастает, — Марина умолкла, глядя на командира.

— Чукчи? Эвенки? — заинтересовался Шаман, бросив ещё раз взгляд на необычную обувь.

— Говорю же, не знаю, — Марина пожала плечами. — Россия — страна большая.

— И ты, значит, тоже в этом бродила? — переспросил Шаман. — И как, удобно?