Когда очнулась, вокруг меня никого не было. Сразу нахлынули воспоминания того, что со мной произошло. Снова попыталась подвигать ногами, но безрезультатно, я по-прежнему не чувствовала их. Обессиленно я откинулась на подушки, на меня накатила безграничная тоска.

- За что? - спрашивала я сама не зная у кого. - Я большую часть жизни прожила с человеком, который не любил и изменял мне. И вот когда у меня всё стало налаживаться, мне был нанесён очередной сокрушительный удар, который я вряд ли смогу пережить.

В палату вошла медсестра:

- Ну что, успокоилась? - добродушно спросила она. - Ох и напугала всех. Ты раньше времени не убивайся, может ещё и встанешь на ноги.

- А если нет? - глядя ей прямо в лицо спросила я. - Что тогда? Как мне жить? Не говорите мне того, что сами не испытывали.

Медсестра пожала плечами и вышла. Я не хотела её обидеть, просто как будто окружила себя бронёй и не хотела слушать слова сочувствия, не хотела, чтобы меня жалели.

Дверь снова отворилась, и ко мне в палату вошёл Матвей. За руку он вёл Маришку.

- Мама, - закричала она, как только меня увидела и бросилась к кровати.

Матвей помог ей и посадил ко мне. Я тут же прижала к себе мою чудесную, маленькую дочку. Я любила её больше жизни. Я заплакала, моя броня начинала давать трещины.

- Мне придётся жить ради неё, - думала я про себя, вдыхая сладкий запах, - как бы ни было тяжело, до последнего вздоха. Нужно бороться.

- Я передал информацию, которую ты мне рассказала, полиции, - сказал Матвей, - они нашли Оксану. Сейчас её допрашивают. Пока она не сознаётся в содеянном. Прости, но спрошу ещё раз: ты точно уверена, что это была она?

Я только кивнула. Разговаривать об Оксане совсем не хотелось. Я обнимала дочку и не хотела её отпускать. Для меня она была светлым лучиком, в том тёмном царстве, куда я неожиданно попала.

- Мы переговорили с врачом, - перевёл тему разговора Матвей, - видимых внешних и внутренних повреждений исследования не подтвердили, поэтому через пару дней нас могут отпустить домой. Конечно, нужно будет каждый день ездить на процедуры и массаж, но думаю, это не станет большой проблемой для нас.

Я подняла на него глаза, полные боли и слёз:

- А как же моя работа?

Матвей отвёл глаза. Ответ был ясен и без слов. Чтобы полноценно лечиться, мне нужно было оставить работу. Дочка, заинтересовавшись цветами на столе, отошла от меня. Без неё сразу стало так холодно. Я поёжилась:

- Понятно, - безразличным голосом сказала я, - работать мне больше не придётся.

Матвей покачал головой:

- Только на время, всё наладится. Я верю, и ты должна поверить. Просто надо немного подождать.

Я скептически ухмыльнулась:

- А если не наладится? Будешь за мной утки выносить?

Матвей нахмурился:

- Если будет нужно, значит, вынесу. Не надо быть такой колючей, Карина. Я просто хочу тебе помочь.

- А ты и так уже помог, - меня несло, и я ничего не могла с собой поделать, - это из-за твоей сумасшедшей бабы я сейчас лежу здесь без движения. И зачем вы только оба оказались на моём пути. Сейчас жила бы себе жива и здорова.

Мне всё-таки удалось заставить себя замолчать, хотя я и так наговорила много лишнего. Но извиняться за свои жестокие слова не собиралась. Мне было плохо, и я эгоистично хотела доставить боль окружающим. Я выжидательно уставилась на него: ну давай, разозлись, закричи, уйди, хлопнув дверью.

Но Матвей пару раз глубоко вздохнул и сказал тихим, спокойным голосом:

- Ты сама знаешь, что это неправда. Я понимаю, что ты чувствуешь, и не обижаюсь на тебя. Поверь, я правда хочу помочь и быть с тобой рядом. А сейчас мы пойдём. Отдохни немного. До завтра.

Он хотел прикоснуться к моим губам поцелуем, но я отвернула голову в сторону. Матвей не стал настаивать. Через секунду я осталась в палате в полном одиночестве.

Но на этом посещения не закончились. Через пару часов ко мне зашёл следователь. Он подробно расспросил меня о подробностях произошедшего. Я не стала ничего утаивать и рассказала всё как было. Следователь пообещал вызвать меня на допрос, сказал, что будет держать меня в курсе дела, попрощался и вышел.

Через пару дней меня действительно отпустили домой. За мной приехал Матвей и на коляске довёз меня до автомобиля. Возле дома, он поднял меня на руки и таким способом отнёс в квартиру. Мне было стыдно за свою беспомощность.

Дома меня встречала Маришка, а в комнате ожидал сюрприз, приехала моя тётушка. Оказалось, что Матвей сообщил ей о происшествии и сам лично привёз к нам, чтобы она поддержала меня. Матвей посадил меня на диван и вышел, а мы с тётей крепко обнялись и обе расплакались от нахлынувших чувств.

- Почему ты мне не позвонила и не сообщила сама? Почему я узнаю о таком от Матвея? - Лена обиженно поджала губы, - Милая моя, я думала, ты мне доверяешь!

- Прости меня, - ответила я, - на тот момент, когда я узнала о своём недуге, мне не то что звонить, жить не хотелось.

Тётушка строго посмотрела на меня:

- Ты чего совсем расклеилась? Нельзя так себя запускать. Согласна, та ситуация, что случилась с тобой, крайне болезненная, но надо учиться жить дальше, хотя бы ради ребёнка, ради Матвея...

Я прервала её взмахом руки:

- Ой, не надо сказок, - с горечью сказала я, - ты сама в это веришь? Молодой, здоровый мужик и женщина-калека, да ещё и старше него. Как поётся в известной песне "они, если честно, не пара".

- Мне кажется, ты недооцениваешь Матвея, - не сдавалась тётя, - он любит тебя и дочку. Мне кажется, что этот человек не бросит тебя в трудную минуту.

- Посмотрим, кто из нас в итоге окажется прав, - недоверчиво хмыкнула я.

И полетели мои однообразные дни. Матвей возил меня на процедуры, таскал по дому на руках, купал, кормил, а я чувствовала себя никчёмным существом, не способным ни на что. С работы мне пришлось уволиться, и теперь материально я полностью зависела от Матвея. А он трудился на износ.

Утром кормил нас с дочкой и убегал на работу, приезжал в обед, снова кормил и снова уходил. Вечером возвращался с пакетами наперевес, готовил ужин, купал нас, укладывал спать. Ещё и в больницу успевал меня отвезти.

Я не знала, спит ли он вообще по ночам, но была уверена, что его надолго не хватит. Но он не сдавался. Взял в аренду инвалидное кресло, сказав, что когда я начну ходить, мы сдадим его обратно, и вывозил меня на прогулки.

Один раз мы ездили с ним в полицию, где нам с Оксаной устроили очную ставку. Она уже не выглядела так нагло и самоуверенно, как раньше, но не собиралась сдаваться и продолжала врать, глядя мне в глаза, что за рулём в тот день была не она. Когда следователь предоставил ей съёмки с камер наблюдения, подтверждающие её вину, она сразу сникла, но даже не сделала попытки хотя бы извиниться передо мной. С этим человеком мне было всё ясно, больше видеть и знать о её судьбе я не имела ни малейшего желания. Теперь за содеянное, она должна была ответить перед судом.