Улица Партсъезда.
Костюм, в который я обрядился, прежде чем посетить эту улочку на окраине Города выбирала мне Ирина, мечтая, что став депутатом, она вольется в светскую жизнь Города, поэтому ее спутник в моем лице должен выглядеть «прилично». Костюм действительно выглядел солидно, и, вкупе с очками с простыми стеклами, швейцарскими часами в корпусе «желтого металла», которые я тоже никогда не носил, золотой заколкой галстука и массивной печаткой с крупным зеленым камнем, должен был изменить мой образ до неузнаваемости.
Такой солидный дядя, которого я сегодня вечером изображал, не мог передвигаться по улицам Города на потрёпанной «копейке», поэтому машину я оставил в соседнем дворе, и сейчас, рискуя упасть на новых лаковых туфлях, я ругаясь вполголоса, пробирался нечищеными дорожками к нужному мне двухэтажному дому послевоенной постройки.
В подъезде ожидаемо пахло кошками, стены подъезда были испещрены десятками проводов и кабелей, а дверь нужной мне квартиры была изготовлена лет пятьдесят назад из цельного массива дерева.
Старый электрический звонок глухо зажужжал, а, через пару минут из-за двери испуганно спросили:
— Кто там?
— Здравствуйте, я от Ильяса. — прошипел я и с той стороны двери кто-то ойкнул и защелкали отмыкаемые запоры.
На пороге квартиры стояла худенькая молодая женщина, кутающаяся в махровый халат.
— Вы от Ильяса? Что с ним?
— Я войду? Не стоит, чтобы соседи слышали наш разговор.
Женщина обернулась на показавшегося из глубины комнаты высокого худого старика, опиравшегося на клюку, узловатыми руками со следами выцветших татуировок на кистях.
— Ну зайди, мил человек да обскажи, кто ты таков будешь?
— Дедуля, ты нормально со мной разговаривай, мне твои сидельские разговоры вообще неинтересны. — я ногтями ухватил в кармане уголок визитной карточки адвоката, которую я взял на столе Максима и протянул барышне.
— И что случилось? — глаза женщины начали стремительно набухать влагой: — Ильяс дома не ночевал, мы всю ночь не спали.
— Ильяс задержан милицией и сейчас находиться в СИЗО. Через два дня, если ничего не предпринять, его арестуют, отвезут в тюрьму и до суда, а это примерно шесть месяцев, он будет сидеть. Дадут лет десять, выйдет через семь, но, только при условии примерного поведения.
— Что вы такое говорите⁈ — у хозяйки дома из глаз скользнули крупные прозрачные слезы: — Мой муж…
— Ой, давайте только без этого. –досадливо поморщился я: — Вы прекрасно осведомлены, чем ваш муж занимался и сейчас мне ваши слезы демонстрировать не надо. Есть возможность вытащить его на подписку, но это стоит очень больших денег.
— У нас денег нет…- очень быстро произнесла жена Бубнова, слишком быстро.
— Ну, на нет и суда нет. Смешной каламбурчик, правда? А суд, как раз, и будет, раз жена бросает своего кормильца в беде — Я повернулся к двери: — Откройте мне дверь, я не помню, какой замок надо крутить.
— Вы куда? — всполошилась дама: — Вы же адвокат.
— Ты куда, намылился, «шапиро»? — Вякнул дед: — Ты же это, клятву давал?
— У Ильяса Рахимовича прекрасный адвокат, представленный государством бесплатно. Молодой, но подающий надежды, учился в институте хорошо. А я такой ерундой не занимаюсь, я вопросы решаю и у меня нет проблем с клиентами. Будьте добры, откройте дверь и визиточку отдайте, будем считать, что меня здесь не было.
Пока мои собеседники переглядывались, я сделал вид, что пытаюсь открыть дверь квартиры.
— Погоди, адвокат…- старый уголовник, судя по татуировкам на руках, скользнул ко мне и положил руку на дверной замок: — Сейчас дочка деньги принесет. Ты только знай, если что я тебя на куски…
— Слышь, старый, ты если ко мне разбираться придешь, с внуками не забудь попрощаться, потому что я им скажу…- я мотнул головой себе за плечо: — И они тебя просто потеряют. Ты понимание имей, на кого ты тут бочку катишь.
— Вот, деньги возьмите. — в коридоре вновь показалась жена Бубна, протягивая мне стопку купюр, на которую я уставился, как солдат на вошь.
— Это что, девушка? Гонорар за мой сегодняшний визит? Так тут не хватает. А если это деньги, чтобы вашего благоверного отмазать от половины килограмма наркотиков, так это даже не смешно. Ильяс говорил совсем о других деньгах, и не «деревянных». Всего хорошего, разговор окончен.
— Но там остались деньги на квартиру…- женщина повернулась к отцу, ища поддержки.
— Ну, видимо, ваш муж гораздо больше зарабатывал, потому что большую квартиру в центре он купил несколько месяцев назад.
— Что правда? — глаза женщины округлились в изумлении: — А почему он ничего мне не сказал.
— Ну, наверное, не хотел, чтобы вы крутились в доме, откуда он наркотиками торговал.
— Так это, адвокат, теперича что, квартиру эту конфискуют, что ли?
— Весы, дед, на которых он дурь взвешивал, те конфискуют, а квартиры пока по подобным делам не конфисковывают.
— Возьмите. — в коридоре вновь появилась женщина, протягивая пять пачек американских «полтинников»: — Я надеюсь, что у вас не хватит совести забрать эти деньги себе.
— Девушка…- я открыл новенький портфель (толстая свиная кожа, металлические уголки желтого металла, тоже подарок от Ирины, с намеком, что я остепенюсь и найду себе более солидное занятие): — Я вам прямо сейчас скажу, что десять процентов этой суммы я заберу себе. Или вы думаете, что соучастие в даче взятки я бесплатно на себя взвалю? Десять процентов, поверьте, еще по-божески, некоторые треть себе забирают. На этом давайте прощаться и заклинаю вас меня искать и бегать ко мне, требуя результаты все будет сделано в свое время.
Выйдя из подъезда, я двумя прыжками добежал до угла дома и замер там, чтобы через несколько мгновений увидеть старика, который теряя затертые шлепанцы, выскочил вслед за мной на улицу, подслеповато огляделся и бросился к темному джипу, который, на мое счастье выезжал от соседнего дома.
Записав что-то на своей ладони огрызком карандаша, очевидно государственный номер, дед удовлетворенно сплюнул в снег и поплелся домой.
Январь 1995 года.
Квартира в новом доме.
В виде большой симпатии Максим поставил меня дежурить в по Дорожному отделу аккурат в Новогоднюю ночь, за что, в глубине души, я был ему благодарен. Заявлений по линии уголовного розыска в этот день не было, лишь две кражи, оставшиеся с предыдущих суток, которые следственно-оперативная группа дружно закрыла до обеда. А потом я до полуночи сидел в дежурке, уставившись в черно-белый телевизор, антенной которому служил гвоздь — двухсотка, дежурно улыбаясь на несмешные шутки юмористов. В двенадцать часов, распив, как и все россияне, бутылку шампанского вместе с дежурным нарядом, я велел по потребности во мне звонить в отделение по борьбе с наркотиками и двинулся в сторону офисного здания, где мы квартировали, где меня ожидал первый в этом году облом. Охранник здания, несмотря на весь грохот, производимый мной, входную дверь не открыл, да и неизвестно, был ли он там вообще. Пришлось мне идти обратно в РОВД, и тупо пялиться в экран телевизора, где зажигательно танцевали какие-то полуголые женщины в перьях.
Ровно в девять утра старую смену отпустил по домам начальник уголовного розыска, дико смотревшийся в красном колпаке и с накладным носом, и я поспешил в сторону машины — сегодня у меня был намечен переезд с дачного участка в новую квартиру. Из дачного домика, про который никто посторонний пока не знал, я решил сделать место хранения, где складировал вещи и деньги, с которыми меня не должны были связать. А значит, сегодня еду на дачу, забираю собак и переезжаю в новый дом, хотя там просто голые стены и линолеум, брошенный на пол. Но, мне не привыкать, потихоньку обживусь.
С кем я встречаю новый, девяносто пятый год? С парой собак, требующих ежедневного внимания и ни одного близкого человека рядом. Ирина, с которой я надеялся связать свою жизнь, вполне себе процветает, частенько появляясь на экранах телевизора и страницах газет, щеголяя в новых деловых костюмах, в которых она, видимо, не испытывает недостатка. Очень сдержанная, но, не лезущая за словом в карман, девушка нравится местным журналистам и скоро станет узнаваемым лицом на Городском политическом небосклоне. Со мной Ира встречаться не пыталась, как, впрочем, и я с ней. Герда — последняя ниточка, которая нас с Ирой объединяет, остается жить в моем доме, моим попечением.
